Logo
Версия для печати

Бывший директор «Эхо Москвы» – о роли радио в чрезвычайных ситуациях

  • 15-02-2016 11:45
Юрий Федутинов Юрий Федутинов

Распад СССР и ГКЧП, конституционный кризис 2003 года, теракт на Дубровке… Где проходит линия «информационного фронта» в условиях кризиса? Как сохранить нейтралитет, когда в городе стреляют танки и идут боевые действия? Вопросы нравственного выбора и верности профессии за последние десятилетия не раз вставали перед советской и российской радиожурналистикой.

 

В преддверии Всемирного дня радио, главная тема которого в этом году – «Роль радио в чрезвычайных ситуациях», Наргис Шекинская поговорила с Юрием Федутиновым. С 1992 по 2014 год он был директором одной из самых популярных российских радиостанций – «Эхо Москвы».

ЮФ: Становлению «Эхо Москвы» как информационного разговорного радио содействовало три ключевых события, которые произошли буквально в первые годы становления, в свою очередь, и новой России. Во-первых, это литовские события, когда в январе 1991 года в Вильнюс были введены войска и начались серьезные полу-боевые действия. Буквально на пустом месте нам тогда пришлось создавать информационную сеть. У нас в Литве работал наш корреспондент Лазарь Шестаков – он просто прыгнул в поезд и в течение нескольких часов оказался на месте. Фактически мы оказались единственным средством информации, которое в тот момент было в состоянии давать более или менее взвешенную информацию.

Все последующее внимание к «Эху Москвы» – это и события, связанные с Государственным комитетом по чрезвычайному положению – известным ГКЧП, и конституционный кризис октября 2003 года – все внимание непосредственно «завязано» на той репутации,  на той работе, которая была проделана в Вильнюсе.

НШ: Считается, что «Эхо» сыграло важную роль в исходе событий, связанных с ГКЧП, тем, что сообщало информацию.  

ЮФ: Мы, конечно, считаем, что наша роль скромнее. Но, еще раз повторю, важно, чтобы радио слушали. Тот предыдущий год сыграл очень важную роль в той репутации, которая позволила «Эху Москвы» выступить так, как она выступила в августе 1991 года. И действительно пресловутый ГКЧП считал, что именно «Эхо Москвы» является препятствием для осуществления планов. Поэтому было предпринято несколько попыток отключить «Эхо Москвы» от эфира.

19 августа в 8 утра сотрудники КГБ пришли в студию «Эхо Москвы» и самостоятельно своими полномочиями и своими усилиями отключили студию от передатчика.

НШ: А что было потом? Напомните нашим слушателям, каких усилий стоило, чтобы снова выйти в эфир?

ЮФ: Одним из учредителей радиостанции выступал Моссовет. Ряд депутатов подключились к решению этой проблемы, и буквально через сутки, 20 августа, нам удалось возобновить вещание. Но уже вечером того же дня было принято постановление ГКЧП о закрытии радио «Эхо Москвы» как «не способствующего стабилизации обстановки» и в 23:00 нас выключили. Следующее подключение к эфиру происходило уже по телефонной линии.

НШ: А третье «ключевое» событие?

ЮФ: Гораздо более насыщенным событиями был конституционный кризис 2003 года, когда осенью Ельцин пытался распустить парламент: была стрельба, в городе появились танки и БТР, которые стреляли по Белому дому и, конечно, работа журналистов была связана с реальной опасностью. Мы пытались в любом случае, как пытаемся и сейчас, сохранить нейтралитет. «Эхо Москвы» тогда сыграло не меньшую, а может даже и большую, чем раньше, роль в освещении этих событий.

НШ:  Во время каких-то чрезвычайных ситуаций, ну вот, допустим, теракта «Норд-ост» (теракт в театре на Дубровке в Москве в 2002 году во время спектакля «Норд-ост»), можно ли говорить о том, что люди слушали радио и получали какую-то жизненно важную для них информацию?     

ЮФ: Лично для меня  теракт на Дубровке – это особенно болезненная история, потому что Норд-ост начался как раз 23 октября. Мы с друзьями отмечали мой день рождения, когда получили информацию о захвате заложников. Все тогда сорвались и побежали на радиостанцию.

Тема терроризма совершенно по-новому поставила задачи перед радио. В какой-то момент нам позвонили и сказали: «Ребята, перестаньте рассказывать террористам о том, что мы делаем за периметром оцепления». Там были несколько наших журналистов, которые вели прямой эфир с места события. Иногда получалось так, что мы описывали в прямом эфире «вот, подъехало новое подкрепление» или «подъехали машины скорой помощи». Для террористов это было таким же источником информации, как и для всех остальных. И, конечно, встали некоторые новые задачи. Освещение терактов – это некая новая тема, над которой мы очень плотно задумались.

НШ: И какое было принято решение тогда? Это ведь действительно непростая дилемма.

ЮФ: Решение было принято однозначно в пользу сотрудничества со штабом (оперативный штаб в связи с захватом заложников в театре на Дубровке). Был создан штаб, от которого мы требовали информацию. Там понимали, что они должны нам дать информацию, иначе мы можем в эфир дать «что-то не то»: мы обязаны информировать наших слушателей, и если нам не будут предоставлять информацию, мы должны сами ее добывать и, возможно, невольно наносить какой-то вред спецоперации (по освобождению заложников ).

Наргиз Щекинская

Радио ООН

Оцените материал
(0 голосов)