«Нос к носу #медиа» Олег Кашин vs. Глеб Морев

В этом выпуске «Нос к носу #медиа» журналист, публицист и писатель Олег Кашин беседует с Глебом Моревым, историком литературы, журналистом, в 2008-2012 гг шеф-редактором отдела «Медиа» OpenSpace.ru, с 2012 года — шеф-редактором отдела «Литература» Colta.ru, автором книги «Диссиденты» (2016).

 

Кашин 
Глеб, если я назову Colta.ru тусовочным изданием, это будет неточно, обидно или правильно?

Морев 
Правильно, конечно. Любое осмысленное медиа в области культуры было, есть и будет тусовочным. «Современник» печатал пушкинскую тусовку, «Весы» брюсовскую, а «Новый мир» тусовку Твардовского. Пространство культуры похоже на лоскутное одеяло — и всякий лоскут норовит или считать себя главным или завидовать соседнему, менее потертому. Если завидует — называет того «тусовкой». В советскую старину любили еще поговорить о «групповщине». Но все ценное всегда производится или одиночкой или — что чаще работает применительно к медиа — группой единомышленников, результат не зависит от их количества. «Нас мало, нас может быть, трое», как сказал поэт. Когда десять лет назад, осенью 2007-го, начиналась «Кольта», то бишь OpenSpace.ru, было, кажется, человек десять. (Меня, кстати, не было: я пришел чуть позднее, весной 2008-го.) Более того, осмысленное медиа и работает для тусовки — для определенной референтной группы, под нужды и интересны которой заточено. Как «Коммерсантъ» работал для тусовки «новых русских», одновременно, по гениальной идее Владимира Егоровича, ее изобретая. «Тусовка» как термин с уничижительными коннотациями — понятие из словаря комплексатиков, которым кажется, что их незаслуженно задвинули, оттеснили и в этом виноват масонский заговор, либеральная жандармерия и всемирный непотизм.

Кашин 
Понятно, и я даже согласен. На самом деле это я так пытался подвести к своей колонке, которую я для вас же и писал семь лет назад — «Коммерсантъ для президента», такая антиутопия о том, как госбезопасность ограничила аудиторию всех газет до узкого круга журналистов, а никто ничего не заметил. Вы верно говорите, что в самом по себе слове «тусовка» нет ничего страшного. Но это если тусовок много, а если она плюс-минус одна, и помимо нее существует только «остальное общество», вполне однородное? Вам не кажется, что это такая ловушка, когда вы сами добровольно и с удовольствием ставите себя вне общества, существуете, никак никому не мешая, и это сегодня уже такая многократно реализованная модель, Colta не одна — так же устроены и «Батенька», и «Такие дела», и много кто еще. Даже не «Коммерсантъ для президента», а «NewYorker для никого». Меня это немного пугает, вас нет?

Морев 
Ну да, такие вариации на тему газеты «Правда» для Максима Горького в одном экземпляре, чтобы старик не расстраивался.
Но ведь никакого единого «остального общества» нет. В том-то и проблема. Еще от Пушкина мы знаем, что у нас три истории России — для гостиной, для гостиницы и для гостиного двора. А сегодня, от Натальи Зубаревич, нам известно, что у нас четыре России — первая живет как бы в Европе (это просвещенное население мегаполисов), последняя — в средневековье (это, например, Чечня). И большинство, находящееся по факту где-то между отменой крепостного права и диким капитализмом. Какой NewYorker покроет такую поляну? Ее даже «Первый канал» покрыть не в состоянии — «первая» Россия его не смотрит.
Медиа сегодня — очень нишевая вещь. Я, например, стыдно сказать, никогда не читал «Батеньку» и всего пару раз заходил на «Такие дела». А кто-то безвылазно сидит на сайте газеты «Завтра» или РИА и никогда не бывал на Colta или Republic. Может быть, это он ставит себя вне общества? Так что я предпочитаю считать, что общество там, где нахожусь я. Что, кстати, не мешает мне с любопытством заглядывать иногда в разные другие ниши — и побольше, типа «Первого канала», и поменьше, типа какого-нибудь «Нашего современника» или «Литературной газеты». Но это профессиональное любопытство. От него одни расстройства.

 

Кашин 
А вот «общество — это там, где я» — это интересно, потому что (ну, как правильно это назвать?) в либерально-интеллигентской среде это ведь такой системообразующий подход, и сколько бы ни было шуток про нерукопожатность и прочее, это во многих случаях не вполне шутки, и жанр изгнания из тусовки — такое очень важное свойство именно этого времени. Четыре России — это все-таки не эксклюзивная наша черта, в любой бедной стране есть и традиционное большинство, и вестернизированный средний класс. А вот люди, за которыми, как им кажется, абсолютная моральная правота — в таком виде это чисто наше. И даже уточню в каком виде: свою моральную правоту продает «Эхо Москвы» (от рекламы БАДов до политической роли Венедиктова, которая примерно на том же основана), свою моральную правоту продает Альбац, кто угодно, и это получается такая рыночная история, позволяющая благополучно существовать в нашей несвободе. Я неправильно это сейчас описываю? Все не так?

Морев 
Главное, что вы все это описываете с подтекстом: как человек, как бы пострадавший от некой либеральной тусовки. Но мы вот с вами отлично общаемся, и вообще я вас очень люблю! А я в этом вопросе придерживаюсь той же точки зрения, что и на общество: либеральная тусовка там, где я. Так что расслабьтесь. Шутка.
А если серьезно, то интеллигентская нерукопожатность не вчера возникла, это старая русская история. Идет она, разумеется, от самых лучших побуждений — как реакция совестливых людей, травмированных «николаевщиной» — а конкретно не столько даже вопиющими случаями жестокости власти, которых сколь угодно много было всегда, сколько насаждением идеологического режима, пресловутой уваровской триады. Власть впервые ставит перед людьми вопрос ребром: или—или. Или ты самодержавен, православен и, следственно, народен — или ты «отщепенец в народной семье». Власть исключает тебя из народа. Все, что ты можешь сделать в ответ — исключить из «общества» самую власть и присягнувших ей.
Кто были первые жертвы нерукопожатности? Пушкин, на похороны которого демонстративно не пошли оппозиционно настроенные студенты, и Гоголь, получивший оскорбительное письмо от Белинского, своего рода публичную пощечину, после которой отношения невозможны. Это сейчас мы понимаем, что «все сложно», и что студенты были неправы, и Белинский мог быть мягче. Но в горячечной атмосфере общественной болезни не до тонкостей — оскорбленная этика рулит и люди в каком-то смысле определяют себя через отрицание других. Через отрицание власти, на самом деле, потому что основа всей этой истории с нерукоподаванием — всегда политическая. И обостряется она в периоды государственного прессинга. Как сейчас, например.
Но опять же — я против идеи тотальности, что общества, что либеральной тусовки. Нет никакой «тусовки»: даже «Кольте», устраивали, например, публичные сцены в фейсбуке за публикацию интервью с Павловским. Под соусом этой истории меня отфрендил один далеко не глупый филологический персонаж. Либерал, разумеется. А сколько раз мне тыкали в лицо общение то с вами, то еще с кем-нибудь, кто с чьей-то точки зрения недостаточно чист перед интеллигентским каноном? Так что можем с вами обняться в обиде на либеральную тусовку. Но, мне кажется, не стоит этого делать.
Это не история нашего времени, а всегдашняя русская история, пока жива власть, сошедшая со страниц Салтыкова-Щедрина, и пока есть люди с обостренным чувством справедливости, скажем так. У кого-то оно острее, болезненнее, у кого-то нет. Не надо думать, что я себя от этих людей отделяю — я сам такой. И для меня есть случаи, когда «рукоподавать» более невозможно. И конечно я считаю, что морально прав. Но вот продаю ли я свою правоту? Продает ли ее «Эхо Москвы» или Альбац? Здесь, признаться, я не понимаю, о чем речь?

Кашин 
Речь буквально о рыночной нише, если считать рынком не только товарно-денежную систему, но и всякие наши текущие обстоятельства, которые описываются формулой «им можно». Вам можно быть такими, какие вы есть, и ключи от этой возможности так или иначе держит в руках власть. Вы об этом не думаете? Мне-то кажется, это должно быть источником дискомфорта (я и о себе регулярно так думаю — если тебе что-то разрешают, значит, ты нужен, и вот вопрос — зачем). До какого-то момента можно было отвечать на такие вопросы «мы маленькие», «мы незаметные», но сейчас-то вообще за перепосты сажают самых маленьких людей, на фоне которых мы с вами очень даже большие.

Морев 
Здесь, как ни странно, вступает в игру пространственный фактор. Ведь запрещает не «власть», запрещает всегда какой-то конкретный человек. «Власть» транслирует месседж, который, расходясь кругами, трансформирует атмосферу вокруг. Сейчас самое опасное последствие месседжа власти — стремительная деградация аппарата. Она и в Москве заметна — ну разве мог кто-то при Гайдаре ляпнуть, как намедни Шувалов, что русские талантливее американцев? Это ж какой-то 1952 год, прости господи. А в провинции — где и сажают за перепосты — все это принимает прямо катастрофические формы, там уже сидят люди натурально с мозгами собаки Павлова и ее же рефлексами, настроенными на прием «сигнала». Сигнал они читают однозначно: не пущать. Ни вы с «Репабликом», ни «Кольта» не могли бы существовать в каком-нибудь Краснодаре, не говоря о городе Грозном.
Опять же, это не новость. При коммунистах то, что разрешалось в Москве, невозможно было уже в Ленинграде и Киеве. Да и в Москве не всякому разрешалось. Когда группа малоизвестных неофициальных литераторов, между прочим, Пригов в их числе, задумала в подражание аксеновскому «Метрополю» выпустить на Западе свой сборник, он назывался «Каталог», всем им быстро дали по голове, и великий Харитонов падал в обморок при виде участкового у себя в коридоре. Но была ли у «Метрополя» рыночная ниша и должен ли он был аннигилироваться от сознания своей статусности? Не уверен.

Кашин 
Ой, вот вы тут мне делаете такой подарок — я бы, наверное, застеснялся спрашивать, потому что это зазвучало бы как-то слишком обличительно, а я бы хотел этого избежать. То есть, вот вы серьезно проводите параллель между собой сейчас и советской контркультурой, слово «диссиденты» даже не говорю? Это же такая ловушка, на которой сейчас многое держится — власть, именно власть как такая абстрактная сущность, не какой-то конкретный чиновник, создала эту мутантную социальную группу, которая состоит из самых лояльных граждан, но чувствует себя при этом чуть ли не подпольем. Вы же сейчас расписываетесь в принадлежности к этой группе, я правильно понимаю?

Морев 
Да, я провожу параллель, но не между собой и «Метрополем», а между тогдашним распределением и применением репрессивных механизмов и нынешним: чем дальше от Москвы, тем жестче работает система. Именно конкретный чиновник. Подпольем сегодня, слава богу, никто из нас себя не чувствует — наоборот, «как скажем, так и будет», ну, в нашем, разумеется, культурном поле. А разницу между диссидентами и условной Боженой Рынской мы с вами еще в Лондоне обсуждали, помните?

 

Кашин 
Конечно, и эта разница очевидна. Но из, может быть, путаницы с терминами рождается еще более серьезная путаница. Вот в любом же случае в ваших словах так или иначе есть это чувство морального если не превосходства, то правоты. И непонятно, как моральная правота согласуется с, допустим, первым инвестором старого Опенспейса — таким одиозным коррумпированным чиновником. У вас же есть какое-то оправдание на тему того, почему сотрудничество с такими людьми этически возможно?

Морев 
Я рад, что вы его вспомнили. Валерий Носов его звали, он сидит до сих пор, по-моему. Расскажу здесь краткую историю легендарного «Опенспейса».
Когда летом 2007 года Максим Маслаков позвал Марию Степанову делать портал о культуре и познакомил ее с инвестором по фамилии Носов — он был не одиозным коррумпированным чиновником, а известным в узких (не моих даже, я его не знал) кругах коллекционером современного искусства. Одним из многих тогда, кто хотел вкладываться в арт-рынок и связанные с ним медиа. Мы проработали с ним два года, даже два с половиной, если считать от момента набора команды. Лично я видел его толком за все это время раз пять, Степанова, конечно, больше, но никогда — ни разу — с его стороны не было никакого вмешательства в нашу редакционную политику. И даже наоборот. В 2008-м, после присуждения премии Кандинского Беляеву-Гинтовту Катя Деготь опубликовала у нас свой знаменитый текст об этом позорном событии, и знакомый Носова, бессмысленное галеристское хамье из «Триумфа», кормившееся от продаж Гинтовта, звонил Степановой и, крича и матерясь, угрожал ей жалобами инвестору. И когда он таки пожаловался — то был послан Носовым куда подальше. Это был образцовый инвестор, понимавший границы своей компетенции.
Господь упас нас от переживания дилеммы: работать ли в издании обвиненного в воровстве человека. Первый «Опенспейс» закрылся фактически до того, как нам и всем стали известны эти громкие обвинения. Чувствую ли я персонально теперь вину за то, что мы, возможно, жили на украденные, если верить российскому суду, из бюджета Московской области деньги? При всех входящих, как я их вам изложил — нет. А вы чувствуете вину за то, что получали у нас гонорары?

Кашин 
Тоже почему-то не чувствую, но испытываю неловкость в связи с тем, что не чувствую вины. «Все замазаны» — это в любом случае важнейшая часть той атмосферы, которая у нас есть сейчас. Тут есть какой-то элемент обмана? Если да, то какой?

Морев 
Мне кажется, обман в том, что внушается вот это самое «все замазаны». Я не считаю себя замазанным. У меня есть критерий. Деформировалась ли моя работа в зависимости от того, на чьи деньги она делалась? Я год проработал в РИА Новостях, при Миронюк. Если бы я делал свой проект по истории русских медиа не в РИА, а, скажем, на деньги частного инвестора — были бы он другим? Нет.
Впрочем, вру. Вру в мелочах. Один раз меня попросили отцензурировать интервью Мити Волчека — там было что-то уничижительное в адрес КГБ-ФСБ, это попросили убрать. Буквально пару слов. Я согласовал с Митей и убрал. За это мне было и есть стыдно. Но вот эта пара выкинутых слов не перевесила и не перевешивает для меня до сих пор ценность всего проекта. Интервью с Волчеком на РИА, согласитесь, это звучит, хаха. И не только с Волчеком, кстати. И с Григорьянцем, и с Ковальским, и с Машей Слоним. Помню комментарии их одуревших постоянных читателей: ой, это ж натуральная пятая колонна, что делается! Кстати, когда в РИА пришло новое начальство — проект моментально закрыли, треть успел сделать, до сих пор жалко.

 

Кашин 
Про РИА времен Миронюк отличный пример — вот такое огромное здание, в котором половина приличных людей и половина неприличных. И как их друг от друга отличить? Недавно меня прямо покоробил ваш комментарий о девушке, которая придумала георгиевскую ленточку — кто-то ее доброжелательно комментировал, и вы спросили (не дословно) — «почему так доброжелательно, она что, когда-то была человеком?» А что, не была? А какие здесь критерии?

Морев 
Я в Facebook бываю неоправданно резок, знаю это и ругаю себя. Бог с ней, с этой девушкой. Она вернулась в РИА к Симоньян. Здесь я вообще был не прав. Я не знаю ни ее, ни ее обстоятельств и не могу судить о ней и ее возвращении.
Это вообще тяжелый вопрос: отношение к «оппонентам». Тесно связанный с тем самым болезненным состоянием общества, о котором мы говорили в связи с рукопожатностью и первыми русскими интеллигентами. Всякая радикальность порождает ответную радикальность, эмоция — эмоцию. Отсюда истерический тон русского фейсбука. Для меня любое проявление сталинизма сегодня, через 50 лет после написания «ГУЛага», это абсолютная дикость. Ну как если бы кто-то продолжал проповедовать газовые камеры. Вот нацист это «оппонент»? А сталинист? Поэтому на эмоциональном уровне есть желание сталиниста расчеловечить и поступить с ним соответственно. А на рациональном есть понимание, что это плохо, что он «тоже человек» и надо с ним «выстраивать диалог». Это довольно тяжело бывает: примирить эмоциональный и рациональный подходы.
Вообще, если чего мне и жалко, так это того, сколько времени, нервов и душевных сил уходит на переживание творящихся ментальных дикостей. В этом смысле 90-е были куда более содержательны интеллектуально, не было этого бесконечного топтания на месте, разговоров про всю эту плесень — Сталина, Ивана Грозного и вообще про прошлое. Больше думалось о будущем.

Кашин 
О, вот тоже мой любимый момент. В ваших девяностых же нет ни газеты «Завтра», ни «Лимонки», ни Дугина, ни «Дуэли». А они ведь тоже думали о будущем и, судя по их победе, думали более качественно. Не хочу пилить опилки и спрашивать, не стоило ли как-то с ними еще тогда вести диалог. Спрошу лучше, что делать сейчас, чтобы избежать аналогичного катаклизма в будущем. Вы уверены, что делаете сейчас все правильно? И в смысле диалога, и в смысле его отсутствия, и вообще.

Морев 
Почему это нет? Я читал и «Завтра», и «Элементы», и «Лимонку». «Дуэль», правда, каюсь, не читал. Все это воспринималось как забавные артефакты. Не помню, чтобы они думали о будущем. В будущее ведь возьмут не всех, как известно. Вот и они в будущее попали рикошетом, их туда затащили с целью, не имеющей ничего общего с движением идеологий. Путинский (не личный, а системный) «сталинизм» ведь исключительно инструментальный, политтехнологический — это наиболее доступное и дешевое средство удержания денег. Власть пропускаем как подчиненное звено в цепочке. Поэтому ни о какой «победе» маргиналов из 90-х говорить не приходится. Они, как Грудинин сегодня, играют пока это надо власти, и так, как ей это надо.
Вы задаете мне здесь вопрос совсем уж как политику. «Вы уверены, что делаете сейчас все правильно?». Но я не Навальный, я сейчас пишу книжку о распаде советской литературной системы, и уверен, что это правильно — мне это интересно и, как выяснилось, про это мало кто понимает. Что же касается политики, то как раз Навальный нравится мне тем, что максимально широко забирает аудиторию, диалогизирует с нею — и я никогда не разделял интеллигентских претензий к нему: то не так, это не эдак. Щепетильный интеллигент хочет видеть в политике «Сергея Сергеевича Аверинцева». Но Навальный не Аверинцев, он даже не диссидент, он политик. Работая на, условно, либеральный и умеренно националистический электорат одновременно, он абсолютно прав. И в этом смысле все делает верно. Это диалог, который оправдан.

 

Кашин 
Ну, это так похоже на ситуацию с Ельциным в конце восьмидесятых, что хочется вас как-то предостеречь, но это уведет нас от основной темы. Про политтехнологический сталинизм я с вами согласен, но не только из него состоит этот сюжет — Донбасс существует в реальности, Крым существует, и нам их придумали маргиналы из девяностых, поэтому это их победа. Вы не согласны?

Морев 
Не совсем. Крым это личное решение и ответственность Путина. Про Донбасс соглашусь — это следствие далеко зашедшей неконтролируемости маргиналов. Но, согласитесь, и то, и другое трудно назвать победой.

Кашин 
Ну, если кто-то о чем-то мечтал, и оно сбылось, то это, по-моему, победа, но ок, не настаиваю. Давайте вернемся к Colta.ru. Это же не про политику сайт совершенно, так? Но он однозначно воспринимается как такое — ну, «оппозиционный» плохое слово, но другого нет, оппозиционный сайт. Я правильно это чувствую? Если да, то почему так получается?

Морев 
Очень просто. «Кольта» — сайт «о культуре и духе времени». Так, кажется, было написано у нас в презентации. Если министерство культуры возглавляет Мединский, проводящий ту политику, которую он проводит, то «Кольта» — в оппозиции к такой политике. А поскольку Мединский лицо не самостоятельное, то эта оппозиционность распространяется и шире, на те общественные и политические силы, которые сделали появление такого министра возможным.

Кашин 
Ага, вот тут я не угадал — ждал чего-то более абстрактного. Однажды, во время кризиса в «Коммерсанте», я обсуждал происходящее с одним его, скажем так, смыслообразующим человеком. И он мне сказал, что зря Ковальский выпустил этот бюллетень, потому что это грубо и в лоб, а можно вообще без политики, за счет только одной интонации оппонировать режиму, и нужно только довести эту интонацию до совершенства. Я не верю в такое совершенство, потому что оно рано или поздно приводит в «Гоголь-центр». Здорово, что вас это не касается. Но неужели у вас в рамках этой оппозиционности нет каких-то как раз стилистических ограничений? То есть вот я вам принесу агитку за Навального, а вы мне скажете — старик, это не наш формат, нам это не нужно. Или не скажете?

Морев 
У нас, Олег, строгое разделение обязанностей. Я отвечаю за литературу на «Кольте». А за Навального — Миша Ратгауз, редактор раздела «Общество». Он его (Навального), кстати, не любит.

Кашин 
Борьба башен, понимаю. Тогда давайте вернемся к «остальному обществу» — вы себя с кем-нибудь на рынке соотносите, конкурируете? Уикенд, Горький, культурный блок «Медузы», или нет такого, и «Кольту» не с кем сравнить?

Морев 
Я сейчас говорю как читатель. Честно, уже пару лет абсолютно не могу занять никакой «корпоративной» позиции в этом вопросе. Для меня вся эта соревновательность медиа нашего, условно, «кластера» (особенно было смешно, когда мы все — «Слон», «Сноб» и «Опенспейс» — жили на Красном Октябре) осталась в прошлом. Как редактор своего раздела «Литература» я в какой-то момент принял решение отказаться от рецензирования всякого фикшена — всех этих романов и повестей, которые я сам давно не читаю и которые в целом мне представляются культурным балластом. Конечно, во всяком правиле есть исключения и когда выходит новая книга Петрушевской или Сорокина, мы откликаемся. Или вот нынешний Сальников — это явно общественное событие, и в этом смысле заслуживает упоминания. То есть все то, что в книжном смысле делает «Медуза» — мне глубоко неинтересно.
Отношения ли это конкуренции? Нет, конечно. Это отношения, так сказать, взаимодополнительные. Читатель найдет у нас то, чего нет на «Медузе». А на «Медузе» — то, чего нет у нас. То же и с другими изданиями. Нусинова — великий редактор. Через ее «Уикенд» и «Ситизен К» прошли все главные русские авторы последних пятнадцати лет. Будем ли мы конкурировать? Нет, завидовать будем.
Но самое главное — нет в нашей нише никакого рынка, и не было никогда. Все сколько-нибудь осмысленное и существовавшее с помощью букв — никогда не продавалось: Пушкин разорился на своем «Современнике», Достоевский на «Времени», и даже делавший популярнейший, казалось бы, «Современник» Некрасов, как недавно к моей немалой радости выяснилось, жил на карточные выигрыши и журнал свой ими кормил. Ну, нет здесь баланса между вложениями и выходом. Зато на выходе огромный символический капитал — и не надо никаких имен золотом на мраморных досках выбивать. Никто не помнит, какой бизнес был у Рябушинского. А помнят что? Правильно: что он давал деньги «Золотому Руну». Фамилия миллионера Ушкова-младшего не пожралась жерлом вечности и осталась в истории исключительно потому, что он был соиздателем «Аполлона» (а старшего — потому что был пайщиком МХТ. Тоже дело). Кстати, если кто-то думает, что сейчас что-то изменилось, то он глубоко заблуждается. Если через пару десятилетий фамилии того же Носова или, скажем, Вадима Беляева кто-то и будет помнить, то не потому, что один сел, а второй разорился — а потому, что они давали деньги на «Опенспейс». Но история никого ничему не учит.

 

Кашин 
Сейчас у вас Носова или Беляева нет? А если такой человек появится, и это будет, скажем, Игорь Сечин — вы ему скажете «уходи, ты нам не нужен» или будете с ним сотрудничать?

Морев 
Сейчас нет — есть наши читатели, которые поддерживают нас небольшими пожертвованиями и наши попечители, которые помогают более существенно. И нет никакого желания возвращаться к модели одного собственника, да и собственников вообще. И важное: мы никогда не получали и не брали денег от людей, которых не уважали — ни в бытность «Опенспейсом», ни «Кольтой».

Кашин 
Но вы воспринимаете себя скорее как культурную институцию, чем как медиа? Просто, мне кажется, существует разный порог в восприятии денег применительно к одним и другим. Я помню кинофестиваль Геннадия Тимченко в Женеве, когда самые нонконформистски настроенные режиссеры доказывали мне и другим критикам, что, поскольку они режиссеры, а не политики, то деньги Тимченко их не пугают. Вы по-другому к этому относитесь?

Морев 
Да, совершенно верно — как культурную институцию. Разницы в пороге восприятия я не вижу: мне кажется, что каждый вменяемый частный человек (или группа людей) будет входить в отношения — и денежные не исключение — с другим частным человеком только на основе взаимной симпатии и/или уважения. Обратное противоестественно и, очевидно, чревато. Кинофестиваль, тем более разовый (или, во всяком случае, толком не институциализировавшийся) — это другая история. Люди не воспринимают это как долгое сотрудничество: типа, приехал-уехал. Это, скорее, сюжет из серии про рукоподавание. Но так как персональный момент там был, как я понимаю, специальным образом редуцирован, то и это обстоятельство оказалось амортизированным.

Кашин 
При запуске Кольты была странная полемика с участием Екатерины Деготь — что урожай собирают в пучки, и из кольты получается фашио. Что это было? Никакого фашио же из вас не вышло и выйти не могло.

Морев 
Да, «Кольта» в самом начале опубликовала Катину статью с названием типа «Почему я не буду работать на Colta.ru». Фашизмом никто не пугал, но издержки интерпретации метафорики в переводе с итальянского были. Но это был скорее комический момент в этом, местами очень проницательном тексте. Катя четыре года делала великий раздел «Искусство» на «Опенспейсе». Но тогда, летом 2012 года у нее, как я понимаю, начала складываться персональная карьерная траектория, в которую работа в русском медиа не очень вписывалась. Она сочла момент перехода от одного издания к другому удобным для публичного политического самоопределения — в пользу левой повестки, которой, по ее мнению, противостояли либеральные медиа, критикующие власть справа. Сейчас Катя работает в Европе, чего давно хотела, и я ужасно за нее рад. Она, конечно, лучший автор в нашем арт-поле и русский критический дискурс — не только арткритика — очень обеднел с ее уходом в кураторство.

Кашин 
Давайте я вам деловой вопрос задам. Вы можете представить себе «Кольту» с платной подпиской, как у «Репаблика»? Как считаете, люди будут покупать подписку, или с вашей тематикой это не работает?

Морев 
Наша редакция всегда была принципиально против платной модели. Нельзя продавать мнения. Это не работает — как не заработало на «Снобе». Сайт о культурном процессе это подборка мнений, оформленных в разных жанрах — рецензий, интервью, колонок. Можно торговать информацией, особенно если она связана с бизнесом или политикой. Так пытаются монетизироваться «Ведомости». Можно торговать экспертизой — это делает «Репаблик». «Репаблик», кстати, единственный сайт, на который я подписан. Могу конкретно сказать, что меня стимулировало: международная экспертиза Фролова. Это очень неординарный автор, сильно прочищающий мозги. Но, повторюсь, это для меня исключение. Тем же «Ведомостям» я не дам ни копейки.
Сейчас вообще необычайный расцвет всяческой политологии. Как 90-е и нулевые были временем выдающегося колумнизма, от Тимофеевского до Сапрыкина, так десятые — время политологов. Они повсюду, и абсолютно бесплатно. Баунов делает отличный сайт Карнеги. Есть пока РБК. «Комментарии» на «Ведомостях». «Репаблик», «Гефтер», «Россия в глобальной политике», в конце концов. Павловский, Рогов, Морозов, Катя Шульман, Кынев, тот же Баунов, Травин, Голосов, Макаркин, Становая, Гаазе — всюду умнейшие люди, тонко и проницательно следящие за процессом. Правда, к сожалению, не оказывающие на него никакого влияния. Это как если бы группа выдающихся ученых наблюдала за крысами и описывала их поведение в лаборатории. А хозяевами лаборатории были бы сами крысы.

 

Кашин 
Смешно, что я с вами согласен про политологов сейчас и колумнистов вчера, мне как раз хочется остаться последним колумнистом, но я тоже понимаю, что это не навсегда. Легко представляю себе российские медиа через год или через пять — это будет стыдно и отвратительно, и если я вас спрошу, кем вы себя видите вне их, завтра — у вас есть какой-то ответ, какой-то план?

Морев 
А я, как ни странно, уже некоторое время, сравнительно давно, года два-полтора, перестал себя ощущать «человеком из медиа». Ну, отчасти это опять-таки связано с тем, что, по-моему, «Кольта» это не медиа, а, как вы прекрасно сформулировали, культурная институция. Отчасти — с возвращением к каким-то историко-литературным сюжетам, отчасти — с работой над сайтом Открытого университета.
Смешно, если вспомнить, что весь этот своего рода культ медиа конца нулевых годов я же, во многом, и придумал — когда делал на «Опенспейсе» одноименный раздел, что тогда было в диковинку. Подход к медиа не в смысле подсчета ебидты, а как к культурно-историческому, человеческому феномену, все эти интервью с героями 90-х — с Яковлевым, с Тимофеевским, с Мостовщиковым. То, что я назвал тогда «архивация современности». Скандальные репортажи из редакций, типа знаменитой «Редактора Лены». Мы на «Опенспейсе» начали это первыми — уже потом была «История русских медиа» от «Афиши», цикл интервью Наташи Ростовой на «Слоне» и так далее. Раздел «Медиа» стал обязательным пунктом программы любого интеллигентного СМИ.
У нас, помню, были реально забавные моменты. Я опубликовал несколько материалов к 20-летию «Коммерсанта», вполне замечательных, с редкими спикерами — покойной Ксенией Пономаревой, которая после истории с Рыбкиным 2004 года тогда вообще нигде не появлялась, с одним из главных людей в «Коммерсант»-Daily Леонидом Злотиным, с Березовским (впервые специально о «Коммерсанте» и его покупке). Когда они у нас появились, накануне дня выхода нулевого номера «Коммерсанта» 1989 года, ни в самом «Коммерсанте», ни где бы то ни было вокруг никто про юбилей не вспоминал. Потом раскачались, конечно.
Ну и, разумеется, общая деградация медийного поля деморализует. Пресловутая «гребаная цепь» — слова Фили Дзядко, впервые, кстати, напечатанные у меня в разделе на «Опенспейсе» — слишком много ее звеньев мы видели. Как-то от этого устаешь. Медиа ведь вещь тесно связанная с повседневностью, с текучкой. А повестка дня у нас в России предельно рутинизировалась — в каком-то смысле все это, и правда, попахивает брежневщиной. Когда новостная повестка не интересна, по контрасту начинают оживать вещи, связанные с вневременным. Отсюда беспрецедентный расцвет всяческого просветительства, лекционный бум. В этом интересно участвовать. Я одним глазком, по блату заглянул недавно на «Полку», которую готовит сейчас к открытию Сапрыкин — потрясающего качества вещь! Казалось бы, сайт о книгах, о русской литературе прошлого, но насколько это живее любых новостей. Вот где-то на какой-то из таких полок я себя и вижу в ближайшие годы. В России надо жить долго, это все знают. Меньше известно продолжение фразы: тогда что-нибудь получится.

Кашин 
Настолько исчерпывающе, что мне остается только спросить, у кого вы хотите взять интервью для следующего эпизода «Нос к носу».

Морев 
У того же Юрия Сапрыкина.

 

Источник: текст и фото sostav.ru

Оцените материал
(0 голосов)
Авторизуйтесь, чтобы получить возможность оставлять комментарии.

Новости

Дни рождения

  • Сегодня
  • Завтра
  • На неделю
28 марта Ольга Романова

журналист, исполнительный директор движения «Русь сидящая», профессор департамента журналистики НИУ-ВШЭ

28 марта Дмитрий Брекоткин

актёр телевидения, участник творческого коллектива «Уральские пельмени» (бывшая команда КВН)

В этот период нет дней рождений.
28 марта Ольга Романова

журналист, исполнительный директор движения «Русь сидящая», профессор департамента журналистики НИУ-ВШЭ

28 марта Дмитрий Брекоткин

актёр телевидения, участник творческого коллектива «Уральские пельмени» (бывшая команда КВН)

30 марта Генрих Юшкявичус

член ФКК, советник генерального директора ЮНЕСКО, вице-президент ЕАТР

30 марта Дмитрий Потапенко

управляющий партнер Management Development Group, радиоведущий, писатель

31 марта Николай Грахов

Генеральный директор «Радио СИ» (Екатеринбург), член РАР

31 марта Андрей Воронцов

генеральный директор холдинга "Радио 45" (г. Курган)

01 апреля Владимир Познер

член Академии российского телевидения, ведущий программы “Познер” (“Первый канал”)

01 апреля Александр Сладков

автор и ведущий “Военной программы” на канале “Россия”

01 апреля Марина Королева

журналист, радио- и телеведущая, писательница, драматург, филолог, кандидат филологических наук, член Совета по русскому языку при правительстве России

02 апреля Николай Сванидзе

российский журналист и общественный деятель, ведущий ряда программ на российском телевидении и радио, преподаватель Московского института телевидения и радиовещания «Останкино», член бюро Союза журналистов Москвы

02 апреля Дмитрий Анисимов

заместитель гендиректора по информационному и общественно-политическому вещанию телеканала ННТВ (г.Нижний Новгород)

02 апреля Татьяна Лиманова

ведущая новостей

02 апреля Елена Фоминых

Генеральный директор Телекомпании "Борисоглебск"

02 апреля Сергей Белоголовцев

телеведущий, продюсер, шоумен

04 апреля Мария Винарская

член Академии Российского телевидения с 2010 года, продюсер 

04 апреля Армен Оганесян

советский и российский журналист, Заслуженный работник культуры Российской Федерации

04 апреля Павел Гусев

журналист, медиаменеджер, главный редактор и владелец газеты «Московский комсомолец», председатель Союза журналистов Москвы

04 апреля Дмитрий Нагиев

российский шоумен, актёр театра, кино и телевидения, теле- и радиоведущий.

04 апреля Ашот Габрелянов

российский журналист и медиаменеджер

04 апреля Алексей Дыховичный

кинорежиссер

04 апреля Антон Комолов

радио- и телеведущий