Моя история о том, как принцип «А что, если?» стал не только профессией, но научил даже самые серьезные испытания превращать в интересное.

Третий курс режиссерского факультета. В театральных ВУЗах есть такая экзотическая для 21 века дисциплина – театральное фехтование. На шпагах наконечники. Без масок. Подготовка к показу. Прогон номеров в коридоре кафедры, аудитории были маленькие, все студенты не умещались. Решил я поставить замороченный номер, в котором нужно сражаться сразу с двумя противниками. Выпендрился, в общем. Но у напарника наконечник с рапиры незаметно слетел. А тесные коридоры заставили его ошибиться. Как итог – проникающие ранение правого полушария. Шпага по странной траектории прошла под правым глазом прямо в мозг. Критическое состояние. Парализация всей левой стороны тела. И вирусный менингит. Шпага грязной была. По скорой сказали, чтобы ни в коем случае не давали терять сознание. Поэтому надо петь, решили мои однокурсники! Весь курс пел текущую программу вокала. И на мое спасение, в тот год темой года по вокалу у нас были православные песнопения. Их и пели. Много пели «Отче наш». Красиво, громко, на многоголосье. Сознание не потерял.

Но именно в тот самый момент, лежа на полу коридора кафедры в ожидании скорой, под аккомпанемент Божественной Литургии в исполнении однокурсников, мне стало интересно находиться в этом состоянии. Не страшно, а именно интересно. Включилось то самое «А что, если?», когда ты вдруг делаешь жизнь и ее перипетии материалом для будущего творчества. Я стал рассматривать все вокруг, прислушиваться к своим ощущениям, чтобы запоминать, как это бывает. А что, если, учебная программа по вокалу может спасти чью-то жизнь? Нельзя заснуть, поэтому надо петь. А что петь? То, что сейчас учим на 3 курсе. Молитвы. Не джаз, гаудеамус или вокализы Баха. А именно молитвы! Крутое совпадение! И когда приехала скорая (без носилок!), и меня несли на парте, стало окончательно понятно: Господь превращает мою беду в фарс, в Кустурицу. Словно подмигивая с Неба: «Сёмин, ты ж типа будущий режиссер? Вот запоминай!» И если сам Бог улыбается, почему бы мне за Ним не повторять?

Когда ты становишься «субъектом» проблемы (то есть ты – жертва), существует большой риск начать себя жалеть и в этом погибнуть. Это очень манкое состояние - жалеть себя в беде. Наслаждение собственной невозможностью – это самый удобный способ существования в этом мире. Но именно переход из героя в автора, от участника к организатору и спасает тебя в самый сложный и опасный момент жизни. Вот ты лежишь и умираешь, понимая, что ты уже не чувствуешь своего тела, а потом раз и раскладываешь стол, ставишь монитор для плейбэка, садишься на режиссерское кресло и уже видишь себя на экране монитора. У тебя уже совсем другое отношение к себе и тому, что с тобой происходит.
Я помню, что когда меня везли по коридору больницы, первая мысль, которая пришла мне в голову – это «ух ты, а ведь парализованный человек ориентируется в жизни по потолкам! Ого!» И меня эта мысль очень тогда вдохновляла и не давала сознанию потеряться. Это было бы смертельно. Я тут же начал придумывать, как можно рассказать историю парализованного человека только через потолки. Где каждый потолок наделен своей характеристикой, историей, эмоциями. В такой метафоре небо – главный потолок. После долгого пребывания в реанимации – самый желаемый.

И по похожему принципу я начал проживать долгие месяцы реабилитации. Каждую ситуацию, которая происходила в моей жизни, я изучал с точки зрения того, какой бы это мог быть интересный материал.

Как это, когда 19-летнему амбициозному парню в самом расцвете мужских и карьерных сил пенсионеры уступают место в общественном транспорте? Как это, создавать личную жизнь, когда ты в коляске или с палкой? Как это не брать академ?

Выход один. Проблему можно/нужно делать интереснейшим приключением, в контексте «А что, если?». Особенно, когда сама жизнь продолжала этому отношению подмигивать, предлагая мне не события, но сцены. Причем, снова фарсовые. А как иначе ждать трепанации черепа? Однажды в больнице во время очередного обхода ко мне приходит мой нейрохирург. После 3 кризисного дня (третий всегда кризисный) все ждут хоть какой-то динамики. Он склоняется надо мной и на ухо задает вопрос, который даже самый пораженный мозг может вернуть к жизни. Этот диалог, пожалуй, я не забуду никогда. Потому что он афигенно издевается над смертью.

- Александр. У меня к вам очень интимная просьба. Завтра утром проверьте, пожалуйста, свою эрекцию.
- (в шоке) ?????? (я типа тут умираю, а вы ко не с таким!)
- Вы просто проверьте и скажите мне. Хорошо? Это для нас важно.

Весь день и ночь я только и гадал, что бы это значило. Мое «а что, если» терялось в продолжениях. Но было интересно невероятно. И это снова спасало! На утро, когда с проверкой пришел доктор, я в недоумении ответил положительно. Все есть! Врач улыбнулся, поблагодарил, еще раз извинился и пообещал при выписке раскрыть тайну «самого неуместного вопроса в мире». Позже он сдержал обещание. И все встало на свои места («встало!», как прекрасен русский язык). Оказалось, что это старый прием реаниматологов, позволяющий проверять жизнеспособность организма человека. «Там» все нервные окончания организма. И если «там» после кризисного дня все работает, значит все заработает. И угрозы для жизни в ближайшее время нет. Господь крут, талантлив и ироничен. Надо просто это замечать и превращать в свою пользу.

Правда, и у такого подхода (жизнь как материал) есть побочный эффект. До сих пор я отношусь к своим личным переживаниям как к материалу, из которого можно что-то смонтировать. Я слушаю музыку не потому, что она мне нравится. А потому, что она может куда-нибудь подойти в будущем. Про личную жизнь вообще говорить сложно. Да. И она материал. Как бы это ни звучало цинично. Известно, что режиссёр не может смотреть фильмы как зритель. Он в этом несчастен. Он смотрит на мизансцены, на работу камеры, на свет, существования актеров. Так же и я смотрю на мою жизнь: все является «контентом» чего-то.

Но в 19 лет меня это спасло. Кровоизлияние в мозг остановилось. И спасло в самый сложный психологический момент травмы. Когда врата соблазнительной жалости к себе распахнулись с невероятной силой и красотой. Я до парализации достаточно хорошо играл на гитаре, писал песни и даже гастролировал с концертами. И вот я, наконец, дома. И вот я вижу ее, гитару. Я беру ее в руки и понимаю, что играть не могу... То есть ты знаешь, что можешь, но не можешь. Как это вообще? Вот тут наступило то самое отчаяние. Отчаяние, которое производит именно и только гордыня.

Все наши испытания - это испытания гордыни. Только так. Увидеть себя не субъектом истории, а объектом – это способность забить на гордыню. В гордыне ты изначально жертва (я же мог!). Без нее ты сам решаешь, кто ты. И снова тут на помощь приходит «а что, если?». «А что, если человек, зная, что он прекрасно что-то умеет, все-таки учится этому снова?». «А что, если песню написать?» И вновь становится интересно! Не сложно, а именно интересно! Гитара стала стимулом и главным тренажёром в восстановлении: с одной стороны – физиологическим, а с другой – эмоциональным. Я каждый день, час за часом, преодолевая адскую спастику, брал гитару и совершал эти подходы. Конечно, песня вышла очень простой, потому что я не мог брать сложные аккорды. Но я её написал. Я ее часто себе играю, как напоминание о том, что ты не субъект! Не факт, что могу сегодня похвастаться блистательной игрой, но я играю. Это самое главное.

Я восстановился процентов на 85 , не произвожу впечатление инвалида, хотя у меня инвалидность эта есть, просто её до сих пор не оформил. В молодости, чтобы не было проблем с работой. Сейчас – я сам работа. И, конечно, благодарен Богу за эту историю. Мне было интересно. Мне было важно научиться делать интересным то, что кажется необратимым. Хотя очень многое я до сих пор делать не могу. Но думаю, ленюсь просто)

И вот через много лет необратимость снова постучалась в дверь. И снова на арену выходят гордыня и «ты-субъект». У меня рождается сын с синдромом Дауна. А ты ведь ждал сына с синдромом адвоката, врача, писателя, политика, гения. А тут синдром Дауна. И мир снова подмигивает: «А что, если у тебя в 30 лет родится ребенок-инвалид в обществе, которое вообще не готово принимать инвалидов?»

И здесь хочется плавно перейти к теме выбора. Главным крестом, которым нас всех наградил Господь. Внутренним поступком, от которого зависит вообще все на свете. В драматургии основа характеристики персонажа – какой выбор сделает герой. Более того, именно от того, какой выбор будет сделан, зависит отношение к герою зрителя. Не по тому, что он говорит, а потому, какой он делает выбор. И этот выбор пришлось делать моей семье. И мы его сделали. Но! Это был самый легкомысленный и наивный выбор в жизни. Словно и выбор и не делался вовсе. И парадокс в том, что именно в этой легкомысленности и наивности и заключался потенциал для наилучшего результата.

Нам всегда кажется, что выбор – это тяжело. И он должен быть непременно сделан, исходя из опыта, масштабной оценки ситуации, рационального оправдания, логики и в итоге самого взвешенного решения. Но это полная херь! На деле, выбор – это первый искренний шаг, невероятно эмоциональный, и потому крайне легкомысленный. Легкий. Поверхностный настолько, что он перестает быть выбором! Потому что это выбор по любви. Любовь всегда эмоциональна, искренна и от этого очевидна. И Бог ждет от нас именно такого очевидного выбора по любви. Чтобы сделать его невероятно легким и потом дать все, что тебе нужно. Ему не интересна логика, опыт, оценка. Ему нужен выбор по любви. И поскольку Он – Бог, Он сразу тебя за этот выбор наградит. Силой, возможностями, вдохновением. Но только дай Ему зацепиться за твой легкомысленный, но по любви выбор!

Так и с сыном. Если совершать тяжелый выбор, то есть исходить из взвешенных врачебных рекомендаций, опыта, логики и объективных оценок, то можно убить маленького человека. А если делать выбор легким, наивным, глупым, поверхностным, легкомысленным, исходя только из одной любви, то этот маленький человек имеет право на жизнь. Только потому, что он твой. И я помню, как на каком-то из УЗИ в адрес превентивных реплик врача у меня это наивное вырвалось: «А пофиг!» Мы мало на тот момент знали про синдром Дауна. И да, это было очень легкомысленно. Но зато так легко.

Бог только и делает, что ищет возможности нам помогать. Но для этого от нас ждут одного маленького легкого первого шага по любви. Больше ничего не надо. Реально. И как только ты этот шаг делаешь, всё - счастье. Мы читаем книжки про успешных людей, меняющих мир, смотрим лекции на TED, вдохновляется Брэнсонами, Джобсами, Масками. Но вся прелесть в том, что однажды они сделали искренний выбор по любви. И поскольку этот выбор был совершен до их успеха, его можно считать крайне наивным и легкомысленным. В таком выборе помощь Сверху гарантирована! Согласитесь, это так похоже на вопрос «А чем я хочу заниматься, на самом деле?» Но ведь по сути, это вопрос «Я что я, на самом деле, люблю?» «Где мне, на самом деле, легче всего?» Наивно, ссыкотно, но по любви!

И после травмы я задал себе такой вопрос. А что я могу делать легко, постоянно и по любви? На что у меня всегда будет время, силы? И тут важно спросить не лучшую и возможную версию себя. А себя по сути. И я ответил – только придумывать, ни о чем больше не парясь. Быть может, ты неплохой организатор или реализатор, но интересно ли тебе это, Семин? Неа. Интересно только придумывать, а потом забывать, чтобы придумывать новое. Интересно не опускаться на землю. Интересно не вступать в серьёзные отношения с брифом. Интересно оставаться с ним во флирте. Интересно его влюблять, разбивать ему сердце и... И бросать его, как только он ответил тебе взаимностью. Есть же талантливые люди и агентства, которые готовы построить семью с этой задачей и круто ее реализовать. Мое счастье – в сослагательном наклонении.

И надо сказать, несколько лет назад нарисовать такую картину было наглым вызовом индустрии и клиентам. Но выбор по любви всегда обречен на успех. Потому что ты выбираешь самую честную версию себя. Наш сегодняшний бизнес многих удивляет. Мы действительно продаем только идеи и смыслы. И у нас самые лучшие клиенты. И мы действительно не умеем эти идеи реализовывать. И не хотим. Потому что наша профессия – это лучше всех создавать сослагательное наклонение.

А еще самый легкий отец в мире , воспитывающий ребенка с формально тяжелым синдромом. Но именно эта легкость, выраженная в «А пофиг!», позволяет делать то, что делается. Оказалось, что этой легкостью можно менять инсайты. Оказалось, что можно развиваться наравне с другими детьми. Оказалось, что во многом можно даже опережать. Оказалось, можно только примером сокращать количество абортов из-за стереотипов и число отказных детей. Многое чего оказалось. «А что, если все страхи о синдроме, это полная хрень?». Врачи нам говорили, что солнечные дети не способны к социальной адаптации. Сегодня у Сёмы больше 200 тысяч подписчиков только в одном инстаграме, где только 10% читателей – родители особенных деток. Остальные – все. Все, кто сможет сделать легкий выбор по любви, если такой выбор перед ними встанет. В общем-то, это и есть главное «а что, если?» в нашем благотворительном деле.

Осенью What if Semin? запустил проект «Медиа Сёма». Это первый в стране видеопортал по занятиям с детьми с синдромом Дауна, специально созданный для родителей.

На всю Россию крайне мало профильных учреждений и специалистов. И мы решили этих специалистов собрать и записать наглядные пособия по занятиям с солнечными детками - #сёминары. Чтобы заниматься на дому. Собственно, мы и сами Сёму развиваем по этим роликам.

А еще мы встречаемся с солнечными родителями, детки в которых остались в семье из-за Сёмы. И вот тут результат уже поддается и логике, и фактам, и рациональному. Но ни в коем случае, не причина такого результата. И я еще раз повторю: Богу ждет от нас лишь легкомысленного искреннего шага по любви, но наивность этого шага будет всегда вознаграждена. Обязательно. Как когда-то было наивным решить жить, ради потолков, и еще более наивным превратить приговор врачей в синдром собственного счастья.

Александр Семин
Состав