Продюсер соцсети "Живой Журнал" и руководитель регионального отделения "Lenta.ru" Тимофей Шевяков поделился в интервью ожиданиями от предстоящей в Махачкале всероссийской конференции "ИГИЛ. Информационно-психологическое противодействие терроризму на Северном Кавказе"

Тимофей, по многочисленным сообщениям в прессе указывается, что Вы, как генеральный продюсер «Живого Журнала» (livejournal.com), занимаетесь созданием новых рубрик, новых форматов блогерского контента. Скажите, что нового стало в любимой россиянами социальной сети?

- Не все так быстро. Сейчас мы готовим, пожалуй, самое серьезное обновление ЖЖ за последние годы – и именно там и тогда можно будет все это видеть. Сейчас же рекомендую взглянуть на обновленный Журнал ЖЖ ( http://www.livejournal.com/magazine/) – там теперь и интервью, и круглые столы, и обзоры, и опросы известных людей. 

Директор телеканала 2x2 Денис Всесвятский о продвижении мультсериалов на телевидении в эпоху интернета.

Михаил Козырев — создатель радио «Максимум» и «Нашего радио», один из пионеров FM-диапазона в России, человек, во многом ответственный за местный музыкальный ландшафт — со всеми его редкими цветами и безнадежными корягами. Егор Антощенко побеседовал с Михаилом Козыревым о настоящей причине путча, работе с Борисом Березовским и возможности возвращения 1990-х.


 

— Не так давно в эфире телеканала «Дождь» появилась ваша программа «Как все начиналось», посвященная героям 90-х и нулевых. Как возникла ее идея?

— Программа родилась совершенно спонтанно. Это произошло в декабре прошлого года, когда канал «Дождь» только переехал на дизайн-завод «Флакон». У нас там огромное пространство, нет перегородок, мы все сидим в одном помещении. Один телеканал попросил меня рассказать о том, как начиналась карьера у группы «Би-2».

Шесть лет назад в московском эфире появилась новая радиостанция, посвященная литературе, - радио "Книга".

Международный конгресс и Международная выставка профессионального оборудования и технологий для теле-, радио и интернет - вещания "NATEXPO", Международный рынок вещательного контента Moscov TeleShow, фестивали социально значимых программ "Герой нашего времени", детского телевидения "Включайся!", спутниковых, кабельных и всех неэфирных телеканалов "Золотой луч", - все это проекты, по которым известна НАТ - Национальная ассоциация телевещателей. Да и переход в нашей стране на цифровое вещание буквально невозможен без этой организации. В этом году НАТ исполняется 20 лет. Обозреватель "РГ" поговорила об юбилее с ее бессменным Президентом, известным телевизионным деятелем Эдуардом Сагалаевым.

Эдуард Михайлович, что означают эти цифры - 20 лет?

- Хочу сделать небольшой экскурс в историю. В 90-е годы, когда зарождалось коммерческое телевидение, появились первые независимые каналы. В Москве - "2Х2", "ТВ-6", "НТВ" и другие, и в регионах. Но в то время на рынке телевидения царил хаос. Часть компаний работали без лицензий, часть занимались пиратством, часть брали деньги за рекламу наличными. И все это было не столько от злого умысла, сколько по незнанию правил цивилизованного телерынка. И тогда возникла идея создать такую ассоциацию, которая бы помогала людям грамотно строить свой бизнес. В Москве собрались около 40 телекомпаний: как столичных, так и региональных: из Иркутска, Ростова, Казани, Томска и других городов страны. И решили создать свою Ассоциацию. Меня избрали ее президентом (я тогда работал на "ТВ-6"). И мы начали заниматься выстраиванием правил игры и защищать интересы телерадиовещателей. И вот за эти 20 лет НАТ стала крупнейшим объединением профессиональных телерадиовещателей. И на государственном уровне занимается проблемами этого непростого рынка. Я вхожу в состав Правительственной комиссии по телевидению и радиовещанию. И мы выстраиваем сегодня не отношения между компаниями, хотя это тоже бывает, но занимаемся развитием цифрового телевидения, лоббируем интересы вещателей в Государственной Думе, в Совете Федераций, в Правительстве, в Администрации Президента, в Федеральном антимонопольном агентстве. А также - работаем с Министерством связи и массовых коммуникаций, с его подразделениями - Госкомнадзором и Федеральным агентством по печати и массовым коммуникациям. То есть, НАТ сегодня - это солидная организация, которая завоевала доверие, авторитет и решает сложные задачи.

Какие события в истории НАТ были знаковыми? Например, вы основали Российскую академию радио - РАР.

- Да, мы учредили РАР, которая сегодня самостоятельно и успешно работает. Ее президент - Андрей Романченко. А в свое время мы работали с Александром Вариным, который ранее занимал этот пост, но, к сожалению, ушел из жизни. Мы ежегодно проводим главное событие в жизни телерадиоиндустрии - Международный конгресс НАТ и вместе с ним международную выставку профессионального телерадиооборудования "NATEXPO"…

… На которой вы учредили премию Владимира Зворыкина.

- И она вручается уже третий год. Первым лауреатом этой премии стал Марк Иосифович Кривошеев - наш легендарный ученый и практик, который внес большой вклад в развитие телевидения во всем мире. Он был председателем рабочей группы Международной комиссии по электросвязи, которая приняла единый стандарт мирового телевидения, и занимается развитием цифрового ТВ. Кроме того, мы проводим такие социально-значимые акции, как фестиваль детского телевидения "Включайся" - ему в этом году исполнилось 10 лет. Около 500 детей со всех концов страны и из-за рубежа, приезжают на него каждый год со своими работами. Таким образом, мы готовим смену, потому что кадровый вопрос очень остро стоит для телевидения и радио, а уровень наших журналистов, которых готовят на факультетах журналистики, не всегда устраивает работодателей. Особенно в регионах, где наблюдается кадровый голод. А люди, которые "варятся в этом котле" с юных лет, они уже готовая смена.

У вас есть и кинофестиваль.

- Мы ежегодно проводим в регионах фестиваль социально значимых программ и фильмов "Герой нашего времени". В прошлом году он был в Ижевске, до этого - в Пензе, Астрахани, Ростове, Казани и в других городах. Там мы не только вручаем награды, но и проводим мастер-классы. Самые авторитетные, популярные люди участвуют в работе жюри, постоянный председатель которого - Леонид Млечин. А сейчас у Ассоциации очень много работы, связанной с переходом на цифровые технологии.
НАТ принимает активное участие в работе, связанной с внедрением мультиплексов в России.

- Уже два мультиплекса заполнены, судьба третьего решается. Мы рассчитываем, что в третий мультиплекс войдут не только обязательные и общедоступные телеканалы, но в нем найдется место и для регионального телевидения. На это нацелены наше особое внимание и усилия. Буквально на днях принято постановление Правительства РФ, которое продлевает срок аналогового вещания в нашей стране до конца 2018 года. Это очень правильное решение, и мы тоже принимали в нем участие.

Интересно, как это будет, и вообще - каким вы видите будущее нашего телевидения?

- Я вижу его мультимедийным, потому что сейчас телевидение активно развивается во всех цифровых средах: в Интернете, в кабеле, на спутнике… В связи с цифровизацией, также активно развивается российская теле- радиопередающая сеть РТС. Уже построено несколько тысяч башен, на которых устанавливаются цифровые передатчики. Есть еще новейшие технологии, например, телевидение высокой четкости и 4 G.

Я вижу наше телевидение еще более разнообразным, чем сейчас, и оно будет подстраиваться под интересы аудитории. Возможность доступа во многом решает проблемы, связанные с монополизацией на информацию. Сегодня многие у нас, смотрят, в основном, "первые кнопки". А цифровизация позволяет, во-первых, принимать над всей территории страны не меньше двадцати каналов из Москвы, плюс еще региональные. У людей будет выбор. Они сами смогут решать, что им смотреть. Я сужу по нишевым каналам. Мы их называем "телевидение нового поколения". Нишевые каналы - "Дискавери", "Мать и дитя", "Охота и рыбалка", "Психология", "История", "Мульт", "Дом Кино"… Все разнообразие телеканалов будет доступно массовому зрителю. Он может выбирать платные каналы или бесплатные. У него появится возможность самому формировать свою программную сетку. Смотреть то, что ему больше по душе, и выйти из цифрового неравенства, которое сегодня существует в стране. У нас есть пока еще такие территории, где принимаются один, два, максимум три канала. Около миллиона человек у нас не смотрят телевидение вообще. А проблема доступа решается как раз в результате цифровизации.

Российская газета
Фото: Виталий Белоусов / РИА Новости

1 декабря «Русское Радио — Череповец» отметило день рождения. Почти четверть века назад в эфире радиостанции дебютировал Дмитрий Оленин.

Роман Емельянов, генеральный директор «Европейской медиагруппы», стал главным героем авторской программы Кристины Коногорай «Море откровений» на телеканале «Кубань 24». В гостях у телеведущей Роман рассказал о состоянии медиаиндустрии и особенностях радиорынка, поделился профессиональными секретами и творческими планами.

Как законы об авторском праве мешают приобщению к культуре и воспитанию патриотизма? Что мы теряем, загоняя память в рамки антипиратских законов? И чем опыт и судьба ученого Владимира Вернадского полезны нашему времени? На эти и другие вопросы ведущему "Коммерсантъ FM" Анатолию Кузичеву ответил президент Ассоциации интернет-издателей, завкафедрой новых медиа и теории коммуникации факультета журналистики МГУ Иван Засурский в рамках программы "Другой разговор".

"В информационном обществе все, что у тебя есть, определяется информацией, а не деньгами"

Иван Засурский: "Я хотел бы начать с одного графика, это очень сложно — изобразить его в воздухе, но я попробую. Представляешь, идет себе огромная океанская волна, космическая, огромная, как волшебная гора. Она как бы нависает где-то в 20-х годах, 10-20-е годы. Эта волна как бы поднялась вверх, и она, кажется, сейчас превратится в еще большую волну, но тут она неожиданно угасает, и угасает практически до 70-х годов, как бы все меньше, меньше, меньше, становится почти тоненькой, как в Юрмале, а потом она опять поднимается, но только доходит до середины своего предыдущего пика. Это — кривая, которая изображает количество книг, наименований, которые продаются на Amazon. То есть те книги, которые находятся в общественном достоянии, те книги, которые перешли в свободное обращение, издаются на самом деле гораздо больше, чем любые современные книги, именно на них больше всего зарабатывают издатели. Хотя я никогда не поверю, что в 1910-е годы книг писалось больше и издавалось больше, чем сейчас, но с точки зрения того, что происходит конкретно с каким-то изданиями на Amazon, это правда. Понятно, что люди покупают классику, что люди стремятся к каким-то вещам, но здесь другая история важна — важно то, что вещи, которые переходят в общественное достояние, являются частью памяти. Никто не считает количество твоих обращений к памяти, потому что память всегда должна присутствовать и так далее. Так вот, те старые произведения, которые еще находятся под охраной, практически никто не издает".

"Я нашел такого нового русского пророка, настоящего русского великого святого. Почему я влюбился в Вернадского? Во-первых, биография: имперская Академия наук, во временном правительстве, он конституционный демократ при этом, приличный человек, с Набоковым, все как бы нормально. И потом он во временном правительстве замминистра, товарищ министра образования, в 20-е годы основывает Крымский университет, посреди всего этого ада и ужаса, а потом Украинскую академию наук. Потом преподает в Париже в Сорбонне, преподает в Праге, возвращается обратно, создает русскую науку. Так в основном все, что связано с геохимией, дает целостную картину развития, эволюции, как переход из разных состояний — сначала геосфера, потом биосфера, и потом ноосфера. И он получает Сталинскую премию незадолго до конца войны за то, что нашел весь уран, который нам нужен был. Известно, для чего. Он, абсолютный такой hero, в конце пишет телеграмму Сталину. Телеграмма такая: "Многоуважаемый Иосиф Виссарионович, прошу вас использовать 100 тыс. руб. на нужды обороны как вы считаете нужным, но, пользуясь случаем, хотел бы сказать вам, что наше дело правое стихийно совпадает с наступлением нового состояния человечества, нового состояния, планеты, ноосферы, когда люди и информация начинают играть решающую роль". Значит, есть такой русский ученый, и для него как будто всего этого кошмара, который происходил для других людей, не существовало. Каким-то странным образом он умудрился все время остаться в позитиве. Как будто все было нормально, а там все было ненормально вокруг. Но все, что он делал, и все, что вокруг него происходило, было нормально. И все, что он делал, разрасталось потом и до сих пор стоит. И концепция ноосферы как раз объясняет, почему нужно это общественное достояние. Ведь если ты хочешь, чтобы у тебя была память, у тебя должен быть свободный доступ к культуре и знаниям. Это значит, что ты по-хорошему должен иметь возможность все знать. Наши дети уже на самом деле не так много знают советского кино, не так много смотрят советские мультики и так далее. Они, конечно, везде, на дисках можешь купить, но на самом деле их становится в каком-то смысле все меньше и меньше. Какие-то из них — хиты, условно говоря — еще остались, а другие постепенно просто вымываются из обращения, становятся недоступны, потому что те организации, которые занимаются их хранением, воспринимают свою задачу как то, чтобы никто их не получил. Стремятся заархивировать их. Не то, что оцифровать и сделать общедоступными, а заархивировать, но это получается как со склерозом: какая-то память архивируется, какие-то очень важные сведения, знания. Этот график Amazon показывает, что на самом деле наши законы об авторском праве сейчас программируют такую волну склероза, такой провал, который идет сразу за сегодняшним днем. Потому что издателям очень невыгодно рисковать, это небольшие тиражи получаются, это уже начинается, как говорят, "длинный хвост" — большое количество наименований, но не очень высокий уровень продаж. По идее, какую-то часть проблемы может решить цифровая печать. Мы десять лет уже про это слышим, десять лет я тоже в это верю, я верю уже 20 лет, но это не решает проблему неравенства. То есть если у тебя часть общества социализована в одну культуру, а другая часть в другую, у тебя будет гражданская война рано или поздно".

"Сейчас у нас начинается нестабильность очень серьезная, связанная с тем, что у людей разный уровень доступа к информации, разный уровень понимания и совсем разные культуры. И чем интенсивнее, жестче законы об авторском праве, тем чудовищнее наша ситуация, потому что все в советское время было государственным, основные произведения были сделаны по госзаказу. Там есть литература, авторские произведения, музыка — это все можно обсуждать отдельно, но коллективные, служебные произведения, которые делались, — за них никто уже денег не получает давно. Просто они висят на балансе каких-то студий, иногда "Мосфильм" продает в YouTube за рекламу, наверняка Facebook сейчас им предложат, они и в Facebook повесят, будут за рекламу получать деньги. Но на этом основании, когда вводится новый антипиратский закон, они могут замочить любое количество сайтов просто за то, что они повесили советское кино, могут закрыть их навсегда, выключить из интернета, подвергнуть преследованию и засудить. И если дальше ты сделаешь zoom-out из этого маленького сектора, то вся советская культура находится в каком-то очень странном состоянии — она охраняется, к ней затруднен доступ. И это все создавалось на государственные деньги с целями формирования какого-то определенного, достаточно позитивного настроя у людей по отношению к жизни. При этом советскую культуру сейчас не обязательно воспринимать напрямую, может быть, ты должен ее как какие-то вещи нарезанные видеть, какие-то куски фильмов, чтобы этим заинтересоваться. Может быть, ты должен по радио слышать какие-то джинглы из каких-то свободных мелодий и так далее. Можно и с авторами этих произведений расплатиться, чтобы никто при освобождении в накладе не остался.

Это история и память, а если у тебя нет памяти в информационном обществе, то кто ты вообще? Сейчас наступает информационное общество, ноосфера. Это значит, что все, что у тебя есть, — твое богатство, твое состояние, твое настроение, твой уровень счастья — все определяется информацией в первую очередь, а не деньгами. И неравенство между людьми проявляется через информацию, через культуру, в которую они социализованы. Все остальное не так важно становится. Информация важнее всего. И в этой ситуации в обществе сложилась система, которая отжимает из него деньги через авторские права на оплату всех этих произведений, когда они исполняются где-то, но при этом не распространяются максимально широко, хотя они были государственным заказом, создавались на государственные деньги, большая часть из них хранится в государственных организациях. Просто у государственных организаций нет такого показателя эффективности, как предоставление доступа к ним и освобождение прав, делание их общедоступными, пропаганда культурного наследия. Вместо этого идет какой-то новодел, инвестируются деньги в то, чтобы делать еще раз то же самое".


"Мы живем в очень сложном новом непознанном мире, такого не было раньше"

Иван Засурский: "У нас есть очень серьезная проблема — сократился спрос на домены, замедляется развитие нашей информационной экономики, "Яндекс" увольняет сотрудников. Мне неловко даже говорить такие вещи, но вы слышали что-нибудь о том, что Google сокращает сотрудников? А про Facebook слышали, что Facebook сокращает сотрудников? Я тоже не слышал. А почему "Яндекс" сокращает сотрудников? Похоже, все не круто. Или они делали все не так. Как такое яркое тропическое солнце росло, так всходил просто урожай нечеловеческий, и в какой-то части он остался. Это яркое тропическое солнце, а у нас вдруг какой-то северный закат произошел. Это потому что у нас очень серьезно изменился подход к регулированию интернета.

Дело в том, что у нас было историческое совещание, встреча Владимира Владимировича с интернетчиками в 1999 году, когда он сказал, что интернет трогать не будет. И интернет долго у нас не трогали, действительно. А потом в какой-то момент вдруг резко стало возникать очень много законов. Ящик Пандоры открылся с детского закона, который сейчас принял гротескные формы. Уже мы не можем обсуждать причины самоубийств в эфире. И в интернете мы не можем обсуждать это. Каждый третий ребенок, который кончает с собой, делает это из-за кибербуллинга. У меня диплом на кафедре защищался про кибербуллинг. Это когда в сетях унижают, пристают к ребенку, давят на него, и он сходит с ума и кончает с собой. Каждый третий маленький ребенок. Это значит, что по нашим новым законам ты никогда не узнаешь, что такое кибербуллинг, потому что мы не можем больше обсуждать причины самоубийств. Кибербуллинга у нас не может быть, потому что мы не можем сообщать о нем в прессе, а при этом он будет, потому что это каждый третий ребенок убивается из-за этого. И в этой ситуации мы живем в очень сложном новом непознанном мире, такого не было раньше. Это новые технологии, новая ситуация, значит, романтики используют традиционные подходы. Значит, здесь запретить и охранять права важнее, чем давать доступ к знаниям. Это романтика, но это такая консервативная романтика, очень опасная для интернета. И "Яндекс" как почуял, какие риски у них огромные, компания не может с русского рынка уйти, это основной домашний их рынок. У них просто настроение меняется. Они становятся грустные".

"Все равно у государства есть расходы: в культурной политике, в образовательной и так далее. И в какой-то момент встает вопрос о приоритетах. И открытый доступ к культуре и знаниям — очень понятная история. Для всей страны заочно ограниченный бюджет, даже по сравнению с существующими тратами, как бы довольно скромный, можешь дать всем равный доступ к культуре и знаниям. И в другой стране мира это нельзя сделать, потому что в другой стране мира до 1991 года не было коммунизма, социализма и всего этого нашего безумия. У нас есть уникальный исторический шанс. Больше того, это настолько справедливо по отношению к Бишкеку, по отношению к Алма-Ате, по отношению ко всем нашим друзьям: к Минску, к Киеву, к Тбилиси, к Риге и так далее — отдать просто советское всем. Берите, пожалуйста, это наше общее, пожалуйста.

"У нас просто не понимают, что такое мягкая сила: думают, что мягкая сила — это зеленые человечки. Мягкая сила — это когда все учат русский язык, потому что на русском языке ты можешь иметь доступ к любым знаниям и культуре. В Норвегии люди не платят в электронном виде, там есть система, бесплатные все книжки на норвежском. В Финляндии бесплатное высшее образование. Если мы нашими детьми не будем заниматься, что будет дальше, вообще? Мы должны обязательно это делать, и я поэтому, как сумасшедший, буду биться в этой истории. Мне кажется, что я встречаю реальное понимание на эту тему, потому что я даже, мне никто не говорит: "Ваня, ты сошел с ума". Мне Железняк говорит: "Давай сделаем, это может быть действительно крутая история". Володину нравится, Хабиров поддерживает эту историю, я не знаю: с кем я ни поговорю, Вислому очень нравится, Российская государственная библиотека, очень нравится, ему понравился прямо текст, и он прочитал, и он одобрил даже дорожную карту, которую я сделал".


"По новому антипиратскому закону, если жуткий наследник захочет устроить юридический рэкет, он сможет"

Иван Засурский: "Есть несколько видов прав, в которых может существовать информация, она может перейти в общественное достояние, в этот момент она не принадлежит никому или принадлежит всем. 70 лет прошло после смерти автора, если он был репрессирован, тогда после реабилитации срок считаете. Если не публиковалось, там много есть нюансов, накручено все, юристы старались много сотен лет, немцы, в основном. В Германии самые жуткие законы, поэтому в Германии нет никакого интернет-бизнеса нормального, там нет ни Google, там ничего и не возникнет никогда, потому что там газетчики все так простроили с издателями, там доты-пулеметы, оборона Берлина происходит.

В остальном есть общественное достояние, грубо говоря, это все, что угодно. Через четыре года Вернадского можно будет каждому размещать хоть у себя на сайте полное собрание сочинений — и ничего не будет за это. В принципе, и сейчас, наверное, никто не прицепится, но по новому антипиратскому закону, если есть какой-то жуткий наследник, и он захочет рэкет устроить юридический, он реально может, потому что до 5 млн руб. можно ущерб предъявлять по нарушению авторского права в России".

"Есть Creative Commons или свободные лицензии, или открытые лицензии, кто как их называет. Они вошли в Гражданский кодекс, Дмитрий Анатольевич, слава ему, очень настаивал на этом, и это произошло: у нас в России разрешены свободные лицензии, "Википедия" работает легально — чудо, бывают такие вещи. Там есть несколько градаций, например, ты можешь запретить коммерческое использование или разрешить. "Википедия" разрешает коммерческое использование: хочешь издать "Википедию" — издавай, нет вопросов вообще, хочешь какую-то статью опубликовать — публикуй, все, что хочешь делай — это же "Википедия". "Мы живем на пожертвования" — вот их девиз.

Есть другой Creative Commons, например, некоммерческое использование: авторы некоторые не очень хотят, чтобы кто-то взял просто опубликовал сборник, писатели пишут свои книжки. Они делают открытый доступ части произведений ко всему, это хорошо их рекламирует, продвигает, какие-то читающие люди смотрят их статьи и так далее, как YouTube, грубо говоря. Получается, для тестов: ты размещаешь фрагмент или часть, или даже все, но потом люди идут и покупают, потому что круче читать в распечатке. Соответственно, например, есть вариант: ты оставляешь себе права, Министерству культуры это больше нравится, на те произведения, которые они профинансировали, они делают свободные лицензии. Они реально думают об этом, они хотят говорить об этом, они назначают встречи, не говоря о том, что они сейчас читают это исследование про общественное достояние. Эта тема начинает пробивать, потому что она очень понятно объясняет, зачем государству инвестировать в образование, в культуру, зачем государству инвестировать в науку. Например: ты реально можешь у всех издателей мира купить все книжки и сделать открытый доступ на территории Российской Федерации за ограниченные деньги, навсегда. Я не знаю, сколько это стоит, но я уверяю, что это меньше, чем ты себе можешь представить. Ты можешь со всего мира купить всю информацию, она будет стоить, не знаю, меньше, чем мы отдаем за голливудское кино каждый год.

И в этом смысле, когда ты начинаешь серьезно эти проекты двигать, думать об этом, ты понимаешь, какой колоссальный есть шанс, потому что, с одной стороны, есть советское: если советское отдать, с ним разобраться, какие-то права, может быть, выкупить у кого-то — зачем каждый год торговаться с авторским обществом — давай сейчас мы тебе без посредников отдадим из госбюджета деньги за твои произведения, они станут свободными. И люди на Параде Победы смогут их петь без того, чтобы их потом судили за это. Это факт нашей жизни, это несвободно. Можно расплатиться один раз, все старики будут счастливы получить деньги, даже их наследники уже".

Источник Коммерсант

Бен Смит возглавляет редакцию BuzzFeed на протяжении трех с половиной лет. BuzzFeed — один из самых заметных медиапроектов в истории интернета. Производя новостной и развлекательный контент, сайт заработал невероятную аудиторию в 200 миллионов читателей в месяц. Отношение к BuzzFeed никогда не было однозначным, однако он стал флагманом революции потребления и распространения информации в Сети. Те, кто раньше относились к его модели с брезгливостью, уже давно беззастенчиво копируют эту модель, пытаясь повторить ее успех. Бен Смит, который раньше работал в газете The Baltic Times и по-прежнему часто бывает в Латвии, встретился с заместителем главного редактора «Медузы» Иваном Колпаковым и издателем Ильей Красильщиком, чтобы обсудить, как будут развиваться журналистика, интернет и сам BuzzFeed в будущем.


Колпаков: Каковы ваши обязанности в качестве главного редактора? Как вы распределяете работу с основателем BuzzFeed Джоной Перетти и другими топ-менеджерами?

— Я занимаюсь редакционной частью BuzzFeed, это три основных раздела: Buzz («шум»), News («новости») и Life («жизнь»). Шум и новости — это понятно, это энтертейнмент, то, что мы умеем, что принесло нам известность. Но мы все время ищем новые форматы, новые способы, как еще можно делать интернет. Life — мода, кулинария — это для нас новая территория, и сейчас это одно из важнейших направлений. Каждым подразделением управляют отличные менеджеры, плюс у нас есть продуктовые команды и команды, работающие с данными.

Колпаков: Но кто главный? Кто все решает?

— У нас очень децентрализованная структура, и это одна из причин, почему нам удалось так быстро создать такое качественное издание. К примеру, мне не нужно утверждать публикации каждой из команд, эти решения они принимают самостоятельно. Мы все знаем, чего хотим, но процедура принятия решений очень рассредоточена.

Колпаков: И каково это — работать в такой децентрализованной структуре?

— Честно говоря, я немного скучаю по старым временам, когда нас было меньше и каждый был вовлечен буквально во все. Сейчас я могу находиться в Латвии и вообще не знать, что происходит с главным в стране сюжетом, это все происходит вообще без моего участия. Я имею в виду легализацию гей-браков.

Красильщик: Многие ненавидят BuzzFeed из-за котят. Котят очень много, и прямо рядом с ними вы пишете о серьезных вещах — о войне на востоке Украины, например. Какой из форматов главный? Нужен ли вообще главный формат? Как бы вы описали BuzzFeed одним предложением?

— Начну с первого вопроса. Мне не кажется, что нужно выбирать. Большинству людей интересно и то, и другое — и конфликт на Украине, и котята. Котята — больше. Вы смотрели «Бегущего по лезвию»? Как они отличали людей от роботов? Их спрашивали, что бы те сделали, увидев лежащую на спине черепаху. Люди всегда ответят, что черепаху нужно перевернуть, а роботы просто фыркнут. Потому что животных не любят только роботы. И социопаты. Вот такое у меня выступление в защиту животных.

Красильщик: Не поспоришь.

— Это если о котятах. Но, в принципе, нам кажется, что людям всегда интересно все, что происходит в мире, все увлекательное. Возьмите телевидение — там есть и новости, и реалити-шоу, и кино, и юмор. И все это на одном канале, так что вопрос выбора между новостями и развлечениями — довольно странный. Нужно делать и то, и другое, и большинство медиа так и поступают. Британская пресса делала так всегда, но, кстати, в американской некоторое время назад возникла идея, что нужно заниматься чем-то одним.

Ну в самом деле. У вас в лентах фейсбука и твиттера все перемешано, так? Так что даже если я как издатель приму решение делать только серьезное, все равно мой серьезный материал в вашей ленте появится по соседству с котенком или с вашим пьяным приятелем. Мы стараемся делать такой контент, который что-то в этом мире меняет. Возможно, разоблачает коррупцию, а может — помогает вам быть ближе к вашим друзьям. Это очень разные вещи, но вот так мы подходим к контенту.

Колпаков: Многие считают, что за появление в BuzzFeed серьезной журналистики ответственны именно вы. Это правда?

— Я привнес всего понемножку, но дело и не только во мне. Когда я начинал, я был седьмым человеком в команде. Мы тогда были меньше, чем «Медуза», это была совсем небольшая группа людей, и мы все время экспериментировали с тем, чем люди делятся в интернете. А делились они котиками, списками и странными историями из жизни сетевой культуры. И только-только начинали замечать новости, в соцсети новости еще практически не попадали. И Джона [Перетти], который, кстати говоря, гений, — увидел, что следующим шагом станут новости.

А я был тогда журналистом, помешавшимся на твиттере. Меня интересовало не то, чем люди делятся, а то, как сообщать новости. Но в случае с твиттером это одно и то же. Так что со временем, разумеется, у нас стало больше классической журналистики, но и котиков тоже стало больше. Нельзя сказать, что мы от чего-то отошли, но в целом становится лучше.

Колпаков: А как вы оцениваете шансы классической журналистики?

— Сейчас вполне можно заниматься классной журналистикой, и для этого не нужно нанимать гигантский штат, верстать газету и писать о том, что вчера сказал президент. Сейчас все дело в историях: какие прорвутся, какие доберутся до читателя. Жесточайшая конкуренция именно за прорыв. А прорваться могут и короткие смешные штучки — «Эй, глядите, че случилось» — и длинные, глубокие расследования. А вот все, что посередине — теряется.

Колпаков: Может, я просто нищий русский редактор, но глядя на возможности BuzzFeed, на ваши ресурсы, я не могу понять, почему не вкладывать больше в расследования, в журналистику данных.

— А мы в это все очень даже вкладываемся. У нас в отделе расследований 18 репортеров. И я понимаю, что любая хорошая журналистика отчасти расследовательская, но кто ж виноват, что они могут целый год работать над одной историей.

Колпаков: Но вы не считаете свой каждодневный контент некачественной журналистикой? Если любая хорошая журналистика — расследовательская, то все остальное…

— Да это не журналистика, это энтертейнмент.

Колпаков: Который не притворяется журналистикой?

— Нет. Иногда в твиттере встречаешь такое: «Вот вам список котиков, Как у BuzzFeed. 14 животных, которые вас разочаровали». И хэштег #журналистика. Но кто вам сказал, что это журналистика? Мы это на Пулитцера не выдвигаем. Это энтертейнмент.

Красильщик: Если я правильно понял, BuzzFeed производит то, чем любят делиться в соцсетях. Вот вы говорите — делиться можно всем: котятами, новостями. А что касается длинных текстов? Лонгридами можно делиться?

— Некоторыми — да. А некоторые — жутко скучные. Раньше если вы в журнале публиковали скучный текст, и никто его не читал, вы об этом не знали. А теперь знаете. Но «лонгформ» — смешное слово. Никто же не говорит: «Хочу почитать что-нибудь длинное». Говорят: «Хочу глубокое».

В 2012 году мы одними из первых в онлайне стали думать о крупных формах. Тогда были два способа их публиковать. Историю можно было продать журналу за 20 тысяч долларов, предварительно потратив полгода работы самых лучших редакторов, превратив ее в идеальный продукт. Потом еще полгода или год она бы ждала публикации — чтобы журнал смог ее поставить с идеальной картинкой. А можно было не продавать ее журналу, а за несколько сотен долларов выкинуть в интернет, ничего не тратя на редактуру. И в этом случае ее длина объяснялась бы как раз отсутствием редактуры.

Мы задумались: неужели третьего не дано? И вот в течение нескольких лет мы экспериментировали и искали, какие большие истории люди стали бы распространять в соцсетях. Выяснилось, к примеру, что никто и никогда не делится так называемыми «большими журнальными историями» про то, как несколько ребят немного поехали, раздобыли пушки, ограбили банк, а потом все пошло не так. Они перессорились, сели в тюрьму и раздают великолепные интервью из-за решетки. Читаешь и думаешь — гениальная история. Но никто такими не делится! Людям нужен смысл — недостаточно большого приключения, нужен еще и мощный эмоциональный стержень. На мой взгляд, вот в этом направлении нужно двигаться лонгридам.

Колпаков: Вас задевает нескончаемая критика со стороны традиционных медиа?

Красильщик: Они вас прямо ненавидят.

— Теперь уже любят. Сейчас уже не так тяжело, как бывало. Чем больше они на нас нападают, чем больше морщат нос, тем труднее им нас копировать. Сейчас все принялись нас копировать, и морщить нос уже не выходит.

Колпаков: Буквально сегодня читал на «Гардиане» колонку «Почему BuzzFeed никогда не получит Пулитцеровскую премию».

— Это не главная наша цель.

Колпаков: Но вы бы и не отказались.

— Конечно, приняли бы! Если я правильно помню, автор этой статьи — Питер Престон, очень умный мужик и бывший редактор «Гардиана». И его критика, в числе прочего, была направлена и на «Гардиан», который продолжает делать газету в интернете.

Колпаков: Вас читает 200 миллионов человек [в месяц]. Это больше, чем все население России.

Красильщик: Это как сто населений Латвии, между прочим.

— Если отвлечься от высокого и вернуться к цифрам, то важно не только, сколько человек читает нас каждый месяц, но и то, как хорошо мы вовлекаем читателей: сколько времени они проводят, читая что-то у нас, выбирают ли прическу, увиденную у нас, или рецепт, или спортивное упражнение. Есть куча способов лучше вовлекать читателей, в том числе и тех, кто один раз за месяц у нас уже побывал.

Колпаков: А какой следующий шаг для BuzzFeed?

— Международное издание. Мы только что наняли выдающегося редактора в Лондоне. Это эксперимент: можем ли мы так же успешно конкурировать в другой стране.

Красильщик: Россию вы рассматриваете?

— Мы страшно увлечены Россией. Конечно, заниматься в России медиа трудно, не мне вам рассказывать. И открыть в России бизнес иностранцу из-за новых законов стало труднее. Но русские любят интернет, отлично умеют им пользоваться, и российский интернет отличается от всего остального. Там по-прежнему жив LiveJournal, все публикуют видео с автомобильных регистраторов. Я плохо говорю по-русски, и читаю не очень, но многое могу понять. Ну и есть Мириам Элдер (бывший московский корреспондент The Guardian, редактор раздела международных новостей BuzzFeed — прим. «Медузы»), и еще куча сотрудников, которые очень любят Россию.

Красильщик: В последнее время у вас очень много материалов про Россию.

— В последнее время и новостей из России много. Но и смешных штук про Россию можно делать огромное множество — про культуру и так далее. Русский интернет страшно веселый. Как все это делать? Четкого плана пока нет.

Красильщик: Чем, по-вашему, объясняется интерес американцев к России?

— США очень интересуются Россией, но, на мой взгляд, американцам всегда нужна простая история. В 1990-х это была история про строительство демократии, сейчас — про новую холодную войну.

Колпаков: А у BuzzFeed есть политическая линия?

— В американских медиа сильна традиция объективности — нужно быть строго посередине. Но это теперь не так просто. Разумеется, мы не принимаем сторону ни одной из партий, и в освещении американской политики очень важно соблюдать нейтралитет. Но те же однополые браки — для нас это не вопрос партийной позиции, это вопрос равноправия для всех. Но когда мы звоним противникам однополых браков, они должны быть уверены, что мы отнесемся к их словам честно и по правилам.

Красильщик: Что вы читаете? Какие сайты?

— Twitter.com. На бумаге почти ничего не читаю, хотя в последние полгода я много бывал в Лондоне, а британская пресса по-прежнему очень крутая. В Америке большинство изданий давно сдались и плюнули на печать. Газеты стали хуже редактировать, да и вообще они стали хуже — потому что люди переключились на интернет. А в Англии газета — это по-прежнему продукт. Взять какую-нибудь The Daily Mail. Не факт, что каждая заметка в ней чем-то интересна, в случае с Mail они там вообще совершенно безумные бывают, но все вместе почему-то работает.

Колпаков: Чего вы боитесь в профессиональном плане?

— В смысле, а не грохнется ли это все в один прекрасный день? Трудно предсказать, куда все движется. Раньше веб был открытым миром, казалось, что вот вышел в интернет — и можешь попасть куда угодно. В каком-то смысле, это и сейчас так. Но вот что произойдет, если какую-то новость первым сообщит пользователь Snapchat? Кто-то переснимет ее и отправит в твиттер? Или эту новость узнают только пользователи Snapchat? Чьи пользователи, какой платформы, станут важнее? Будут ли платформы определять то, как мы видим мир? Вообще, что будет после интернета? Пока что мы не знаем.

Колпаков: Каким вы видите идеальное будущее интернета?

— Не знаю, но уже чувствую ностальгию по старому интернету. По чистой блогосфере в открытом вебе. Snapchat недавно нанял команду отличных журналистов, чтобы делать собственный медийный проект. Это хорошо, конечно.

Колпаков: BuzzFeed — достаточно крупное издание, чтобы не просто сотрудничать с крупными соцсетями, но и диктовать им свои правила. Расскажите, как вы общаетесь с крупнейшими соцсетями.

— В тех случаях, когда мы с ними разговариваем, мы их интересуем как производители контента, то есть им интересно общаться с нами, чтобы понять, чего хотят производители контента. И мы считаем, что не имеем права в ходе таких разговоров пытаться навредить конкурентам. Это сделало бы нас плохими партнерами и в итоге соцсети потеряли бы к нам всякий интерес. Мне кажется, что очень важно сохранять Сеть открытой — чтобы информация могла распространяться по всем платформам, а не только внутри отдельных платформ. Тот же Instant Articles (новый продукт Facebook, позволяющий производителям контента создавать «быстрые интерактивные публикации» — прим. «Медузы») — кажется, мелочь, но на самом деле это очень важная штука. Для нас очень важно, чтобы все эти платформы (неважно, идет ли речь о buzzfeed.com или meduza.io) давали ссылки на оригинальные публикации [в вебе], чтобы не возникало никаких скрытых слоев и специального доступа к ним.

Колпаков: Соцсети — убийцы масс-медиа по всему миру?

— За последние пару лет социальные сети принесли изданиям колоссальное количество трафика. Они заменили Google в качестве главного ресурса для читателей. Так что не думаю, что они кого-то убивают, медиа как производители контента от них очень сильно выигрывают. Наоборот, я бы сказал, что соцсети очень идеалистичны (что, впрочем, не означает, что в один прекрасный день они всех не угробят). Иногда это выход для небольших изданий — зачем им использовать WordPress или делать собственную админку? Возможно, через пару лет новое медиа можно будет делать целиком в инстаграме.

Есть такая штука в Америке — The Shade Room (сайт, публикующий сообщения и сплетни о знаменитостях прямиком в соцсети, в основном в Instagram — прим. «Медузы»). По сути это лента в инстаграме, куда сыпятся записи о чернокожих знаменитостях. Больше ничего. Но у этой ленты миллион подписчиков, они рекламируются в других лентах, это целый бизнес. Возможно, это бизнес будущего.

Есть только одна проблема — этот бизнес целиком зависит от одной платформы.


Медуза
Илья Красильщик, Иван Колпаков 

 

 

О работе генеральным продюсером на телеканале ТНТ, производстве сериалов в России, шоураннерах, стримингах и своем сериале «Вне себя» Александр Дулерайн рассказал в интервью «Афише Daily».