Гендиректор «Почты России» Дмитрий Страшнов рассказал РБК о том, как он пытается изменить имидж компании, за счет чего планирует увеличивать ее выручку и как «Почта» собирается выходить на банковский рынок.

​«Ситуация не патовая»

​— Вы работали в Electrolux, Phillips и Tele2. Все эти компании работают по понятным и прозрачным принципам. Долго вам пришлось адаптироваться к реалиям «Почты России»?

— В Tele2 я пришел из глобальных компаний со 100-летними корпоративными традициями. При этом сама Tele2 в тот момент была частной шведской компанией, для которой Россия была перспективным, но плохо освоенным рынком. Была поставлена задача консолидировать локальных операторов, что было связано с большим количеством региональных командировок и непростыми переговорами, в том числе​​ и с собственниками этих компаний. Так что понимание российской реальности у меня уже было. Но не буду лукавить: приход в «Почту России» стал еще более глубоким погружением.

Когда приезжаешь в регион, видишь совершенно иную картину, непохожую на ту, что видна из окна на Варшавке, 37 (адрес главного офиса «Почты России» — РБК). Это, конечно, другой менталитет, другая культура, которую десятилетиями подпитывали тезисом «Почта — это государство, государство — это Почта, поэтому, что бы ни случилось, все всегда получат свою зарплату». И если с первой частью этого тезиса я согласен, то вторая — канула в прошлое.

Для меня положение дел в каждом отдельно взятом регионе или даже почтовом отделении — это срез, который обнажает проблематику состояния «Почты России» в целом по стране.

— Вы во всех регионах уже побывали?

— Объехать все регионы за два с небольшим года невозможно, но я постарался посетить большинство ключевых филиалов. У меня есть пока еще нереализованная мечта — посетить самые крайние почтовые отделения в стране. На юге это — Дагестан, на западе — Балтийск, на севере — Земля Франца-Иосифа, куда можно добраться только в период навигации ледоколом, на востоке это — Берингов пролив, где также нет прямого сообщения. К сожалению, на это пока нет времени.  Я понимаю, что в России самый популярный метод управления — ручной: съездил, проверил, сделал выводы и решил. Но это неправильно. Невозможно контролировать напрямую 83 филиала. Чтобы принять ключевое бизнес-решение, необходим максимум информации, которую невозможно собрать в одиночку, даже после поездки в регион, поскольку это будет субъективное восприятие. Я стараюсь формировать объективную информационную картину, на основании которой и принимаю управленческие решения, в том числе кадровые. Для того чтобы, с одной стороны, проводить объективный мониторинг, а с другой — транслировать изменения на всю страну, в конце прошлого года мы сформировали 10 макрорегиональных центров и укомплектовали их хорошими профессиональными управленческими командами.

— Когда вы возглавили «Почту России», вы обновили костяк управленческой команды. Почему так сразу?

— Это было необходимо. После моего прихода практически вся предыдущая команда в течение нескольких недель написала заявления об увольнении. У кого-то это было эмоциональное решение, а кто-то понимал, что грядут серьезные изменения, в которых они не готовы работать. Это была сложная ситуация: приходилось хеджировать риски, которые возникали из-за ухода людей. Но уже к концу года команда была сформирована.

Сейчас перед нами стоит еще более глобальная задача — поменять менталитет основного производственного персонала. Сейчас на почте работает более 300 тыс. сотрудников, из которых порядка 30% — люди пенсионного и предпенсионного возраста.

Да, я зачастую ощущаю инертность со стороны сотрудников по отношению к изменениям, что нормально для компании такого масштаба и с такой тяжелой историей. Но ситуация не патовая — даже среди ветеранов-почтовиков часто встречаются люди, которые поддерживают изменения. Мы также рассчитываем на молодежь, которая приходит работать на почту, — ее свежее восприятие и незамыленный взгляд. Чтобы поменять отношение к клиентам во всех отделениях почтовой связи, нужно время. Этот процесс, скорее всего, займет не три и даже не пять лет.

«Почта России» в цифрах

350 тыс. сотрудников работают в 42 тыс. отделений «Почты России»

150 млн адресатов обслуживает компания

17 тыс. автомобилей есть у «Почты России»

По 131 железнодорожному маршруту развозится почта

2,8 млн км - протяженность магистральных и внутриузловых почтовых маршрутов

2,5 млрд писем и 140 млн посылок в год доставляется «Почтой России»

1 млрд экземпляров печатных подписных изданий для 20 млн подписчиков по всей стране доставляет компания

3,5 трлн руб. денежных переводов, пенсий и платежей проходит через «Почту России»

— В «Почте России» есть практика, когда управленцы стажируются в отделениях — работают почтальонами или операторами. Вы уже получили такой опыт?

— Эта практика существовала еще до моего прихода. Все новые сотрудники аппарата управления — начиная от моих заместителей и заканчивая младшими бухгалтерами — в обязательном порядке такую стажировку либо уже прошли, либо как раз проходят. Я сам собираюсь после питерского форума (ПМЭФ — РБК) поработать пару дней в почтовом отделении, пройти по маршруту почтальоном. Ведь когда мы меняем процессы, нужно понимать, что именно мы меняем. Это очень полезная практика: во-первых, после того как сам все потрогаешь руками, проще разговаривать с людьми, во-вторых, становятся видны узкие места, которые иногда расшиваются за счет очень простых решений.

Приведу простой пример: сложить быстро самому коробку для отправки почтового отправления, которые сейчас продаются на почте, нереально. Даже если у вас хорошее пространственное мышление. Поэтому на почте есть тарифицируемая услуга по складыванию почтовой коробки для клиента. На мой взгляд, это нонсенс, поскольку отнимает время у оператора, раздражает клиента и становится одной из причин очереди. Мы разработали новую почтовую коробку, она складывается за несколько секунд одним движением руки. Такие простые решения, которые экономят время и почтового служащего, и посетителя, необходимы, поскольку благодаря им можно снизить контакт клиента и оператора до одной минуты. Именно такие решения мы будем тестировать в пилотных отделениях будущего, которые уже в этом году появятся в Москве, Петербурге и городах-миллионниках.

— Очереди в отделениях, грубость персонала, посылки и письма до адресата идут по сто лет, часть из них и вовсе теряется — таково устоявшееся представление о «Почте России». Как будете его менять?

— Как раз в этом направлении мы и работаем. В 2014 году мы смогли повысить качество услуг — число жалоб, поступающих по всем каналам, в том числе и онлайн (который раньше не был задействован), снизилось на 33%, до 640 тыс. Мы также значительно подтянули сроки доставки письменной корреспонденции. Согласно последним данным Роскомнадзора, показатели улучшились в несколько раз по сравнению с 2013 годом. Что касается посылок, то сейчас мы доставляем их в среднем за 7–10 дней по Центральной России и за 15–20 дней по стране. Для сравнения: в 2011—2012 годах речь шла о полутора-двух месяцах.

Конечно, мы понимаем, что это не предел и еще есть много над чем работать. Сейчас основное внимание мы начинаем уделять качеству обслуживания на «последней миле», в почтовых отделениях. В пилотных проектах мы будем тестировать новую продуктовую линейку, новые форматы. К ним относятся: зона круглосуточного обслуживания, электронные очереди, выделенные окна под конкретные типы услуг, новая упаковка посылок, розница в формате самообслуживания. Задача — отточить новые алгоритмы работы. Речь про кардинальное изменение всего процесса и технологии взаимодействия с клиентами.

«Сотрудники получали премии за пройденный километраж»

— «Почта России», как и все предприятия, в кризис стремится сократить затраты. На чем экономите?

— Для госкомпаний кризис — это дополнительный стимул стать более эффективными. Но для «Почты» сейчас, вне зависимости от общей ситуации, повышение эффективности — задача номер один.

Когда мы проанализировали структуру затрат, то обнаружили, например, целый пласт компаний-посредников, в буквальном смысле паразитировавших на предприятии. Один только отказ от услуг подобных «партнеров» дал существенную экономию. Мы заключили прямые договоры и с авто-, и с авиаперевозчиками. Мы также перешли на централизованную систему закупок и корпоративного управления ликвидностью и контроля исполнения платежей. Оптимизировали затраты на расходные материалы, а также провели централизацию структурных подразделений. Всего по итогам 2014 года нам удалось сократить затраты на 6%.

Мы хотим создать эффективную и современную «Почту», которая приносит доход акционеру — государству, а не отдельным частным лицам. Да, наши действия не нравятся компаниям, сотрудничество с которыми прекращается, а смена управленческой парадигмы вызывает недовольство у отдельно взятых сотрудников. И критика «Почты» в публичном пространстве нередко связана именно с этим.

— Параллельно с оптимизацией бизнес-процессов вы повысили зарплаты сотрудникам. Как это сочетается между собой?

— Как я уже отметил, общие расходы на персонал в 2014 году увеличились на 13%. Когда в начале 2014 года мы принимали решение о повышении заработной платы, мы в определенной степени рисковали, потому что эти деньги надо было еще заработать. Нам это удалось. Мы по-прежнему нацелены на дальнейшее повышение заработных плат, однако чтобы этого достичь, нужно сделать «Почту» конкурентной в прибыльных сегментах — в частности, в сегменте финансовых услуг и базовых банковских продуктов.

— Сотрудники «Почты России» публично жаловались, что одновременно с повышением зарплат вы урезаете премиальную часть, поэтому рост доходов якобы мнимый.

— Раньше к окладам, которые являются базовой частью заработной платы сотрудников, прибавляли большое количество всевозможных надбавок — сетевых, месячных, полумесячных, недельных, за лояльность и т. д. При этом речь не идет о сдельной оплате труда. В итоге никто точно не мог посчитать и объяснить, за счет каких достижений выплачивались эти так называемые «премиальные». Все считалось «на коленке», единой системы контроля не было. Например, премии могли получать не за количество разнесенных по адресам писем и газет, а за пройденный километраж, который сотрудник проставлял себе сам.

Поэтому, когда в 2014 году мы подняли официально окладную часть, мы также сформулировали четкие KPI, которые необходимо выполнять каждому сотруднику, чтобы получить премию. По факту в 2014 году затраты на персонал выросли на 10,5 млрд руб. А людей удивляло то, что для получения бонуса нужно выполнить поставленные задачи

— А выполнение каких KPI стоит перед вами? Какие задачи вы ставите перед своей командой на 2015 год?

— Система показателей эффективности привязана к каждому конкретному направлению. Но если говорить в целом, то наша основная задача в 2015 году — выполнить бюджет, а это означает, что выручка должна быть не меньше, чем в предыдущем году, а чистая прибыль не должна уйти в минус. Если в 2014 году мы доказали, что почта может быть эффективной и прибыльной, то задача 2015 года, несмотря на сложную экономическую ситуацию, — зафиксировать этот результат. При этом необходимо принимать во внимание, что если в первом полугодии 2014 года мы еще получали остатки государственных дотаций за предыдущий 2013 год, то в 2015 году эта цифра будет равна нулю.

Это будет еще одним подтверждением того, что «Почта России» способна стать самоокупаемой даже в условиях кризиса и отсутствия финансовых вливаний со стороны государства. Но для того чтобы «Почта» могла приносить государству прибыль, необходимо развиваться и высвобождать внутренние ресурсы финансирования реформы, использование которых сейчас ограничено, в том числе архаичной юридически-правовой формой ФГУП. Принятие законов о почтовой связи и особенностях акционирования «Почты России» необходимо для того, чтобы мы могли реализовать одобренную правительством страны стратегию развития. Без них она становится невыполнимой.

«Мы не просим эти деньги у государства, а готовы их заработать самостоятельно»

— Когда вы ожидаете принятия законодательных решений? Что это может дать «Почте»?

— Есть опасения, что в весеннюю сессию Госдумы закон о почтовой связи принят не будет. При грамотной и правильной работе осенью можно провести оба законопроекта, тем более они взаимосвязаны. При первом чтении закон о почтовой связи вызвал много нареканий, ко второму и третьему он должен быть доработан — внесено более 700 поправок. При этом, если принять отдельно закон об акционировании без грамотного закона о почтовой связи, то через 3–5 лет «Почта» перестанет существовать в том виде, в котором она есть: не будет единой «Почты» как организации, она будет разделена на два блока — прибыльная часть будет приватизирована, а дотационная останется в государстве. Но мы считаем, что это убьет почту как государственный институт.

Национальная государственная почта всегда будет выполнять свои социальные функции — оказание универсальной услуги связи, доставка периодических печатных изданий по всей стране, выплата пенсий и пособий. Если государство ставит перед почтой задачу оказывать эти услуги по льготным тарифам ниже себестоимости, то почтовому оператору необходим понятный и прозрачный компенсационный механизм. Существуют два варианта реализации такого механизма. Первый вариант — это финансовые компенсации от государства, что в текущей экономической ситуации было бы неправильным. Второй вариант — предоставление почте защищенного сегмента, например на доставку уведомлений от государственных органов населению, как это происходит во многих странах.

Форма акционерного общества также дает возможность развивать финансовые услуги, получая от них необходимый для содержания и развития сети доход. Акционирование также позволяет оптимизировать сеть почтовых отделений за счет выдачи франшиз, увеличив количество точек, где население сможет получить универсальные почтовые услуги. Еще один колоссальный ресурс, который высвобождается при акционировании, — это эффективное управление имущественным блоком.

— Если акционирование не состоится, вы останетесь руководителем «Почты России»?

— Я буду работать до того момента, пока буду чувствовать, что от моей работы есть польза. В любом случае и при любом сценарии то, что мы делаем сейчас, — это подготовка «Почты» к акционированию. Для государства как собственника важно иметь прозрачный, эффективно работающий и приносящий доход актив. Мы к этому стремимся и, я уверен, мы этого добьемся. Пока же мы в ситуации тех людей, которые оттачивают технику прыжков с вышки, а бассейн при этом пустой. Но бесконечно находиться в таком состоянии невозможно.

— Вы говорите, что в определенный момент для дальнейшего развития потребуются инвестиции. Сколько их нужно и каковы источники финансирования?

— Согласно стратегии развития «Почты России» — около 130 млрд руб. до 2018 года. Как я уже не раз говорил, мы не просим эти деньги у государства, а готовы их заработать самостоятельно. Основных источников два — доход от финансовых услуг и эффективное управление имущественным блоком, который сейчас является зачастую обременением, требующим инвестиций в поддержание его в рабочем состоянии и не приносящим ту прибыль, которую он мог бы приносить.

Обладая широкой филиальной сетью, «Почта России» может стать проводником базовых банковских услуг в отдаленные регионы страны. Почтовые банки в Японии, Италии, Франции зачастую приносят более 80% прибыли национальным почтовым операторам. Появление в России почтового банка не только приближает нас к «бескэшевому» обществу, но это еще и возможность заставить работать на экономику страны те деньги, которые хранятся у населения в кубышках просто потому, что у людей нет доступа к получению банковских услуг там, где они живут.

Если же говорить об эффективном управлении имущественным блоком, то здесь, помимо успешной модели Почты Германии, которая финансировала модернизацию своей инфраструктуры за счет продажи непрофильных объектов недвижимости через публичные аукционы, может быть интересен опыт Японии. Вместе с соинвесторами Почта Японии, сохраняя исторический облик почтовых отделений в центрах городов, получает серьезный доход от сдачи в аренду современных торговых и деловых центров, построенных вокруг этих исторических зданий.

— На какую компанию вы ориентируетесь, создавая идеальную «Почту России»?

— Знаете, несмотря на то, что Россия, безусловно, особенная страна, изобретение велосипеда — не самое продуктивное занятие. Если в Германии государство, приняв решение о реформировании национального почтового оператора, предоставило ему 18-летнюю монополию на внутреннем рынке, чтобы сделать немецкую почту великой, то в России антимонопольное законодательство в почтовой отрасли довольно далеко ушло в своем развитии относительно рынка.

У нас считается, что если «Почта России» — это естественная монополия, то с ней нужно бороться. При этом никто не обращает внимания на то, что «Почта» осталась монополистом только в убыточных сегментах рынка, а в прибыльных — стремительно потеряла свою долю в течение последних десяти лет.

Иногда доходит до абсурда. Приведу пример. В регионе Х разыгрывается конкурс на доставку уведомлений от государственных органов населению. При этом в конкурсной документации заранее прописывается, что принять участие в нем могут только компании мелкого и среднего бизнеса. Как правило, такие конкурсы выигрываются небольшими операторами, аффилированными с организаторами самого конкурса. Они и осуществляют доставку уведомлений внутри городов региона, что прибыльно, а «остатки» скидывают «Почте», которая развозит их по деревням, где на тысячу километров всего пять отправлений. Это убыточно, но отказаться мы не можем. К сожалению, это один из примеров нашей российской специфики.

«Мы хотим построить сберкассу 1970-х годов с современным сервисом и продуктами»

— Если на законодательном уровне все сложится в пользу «Почты России», в каких сегментах планируете зарабатывать?

— Направлений развития несколько. Первое — сегмент массовой адресной рассылки. В России на одного человека приходится в среднем полтора таких сообщения в год, в западных странах — 86 писем, то есть в 57 раз больше. Перспективы можете оценить сами. Далее сегмент G2 °C — корреспонденции от государственных органов частным лицам. Электронная почтовая система в симбиозе с гибридной почтой позволит госорганам сократить расходы на рассылку уведомлений, а граждане смогут получать юридически значимые письма в режиме онлайн. Но, конечно же, одним из самых перспективных сегментов остаются финансовые услуги.  В финансовой сфере у вас есть сильный противник — Сбербанк.  Я считаю, что Сбербанк — выдающийся проект талантливого менеджмента. Но это классический банк, который сегодня зарабатывает во всех сегментах, включая корпоративный. Мы же хотим построить достаточно «легкий» банк: в хорошем смысле слова — сберкассу 1970-х годов, но с современными банковскими продуктами и современным уровнем сервиса. Несмотря на то, что идет постепенное перетекание аудитории в онлайн, наличие такой сети, которая есть у «Почты России», будет востребовано еще 15–20 лет. Первичная продажа банковских услуг все равно происходит в офлайне. Особенно это актуально для сельской местности.

У нас нет задачи ворваться на рынок кредитования, чтобы потом, в случае дефолта, бежать и просить денег у государства. Для кредитования населения нужны более серьезные инвестиции в инфраструктуру и более высокий уровень экспертизы. Но для того, чтобы оказывать базовые банковские услуги — открывать счета, выпускать пластиковые карты и принимать платежи и переводы — у «Почты» есть более 200 лет опыта оказания финансовых услуг населению. Через «Почту» проходит объем в 3,5 трлн руб. Поэтому говорить о том, что у нас недостаточно компетенций, — смешно.

— И все же опасения Сбербанка небеспочвенны: вы хотите выйти на банковский рынок с сетью в 42 тыс. филиалов. Сегодня у всех банков вместе взятых порядка 39 тыс. отделений.

— Безусловно, появление государственного финансового института, обладающего такой сеткой отделений, повлияет на расстановку сил в розничном сегменте. Пересечения, безусловно, будут, и конкуренция тоже. Но они будут в городах, где роль почтового банка будет нишевой. Для большинства населения в сельской местности мы можем стать первым банком, где каждый житель России в 16 лет сможет открыть счет и научиться работать с «пластиком».

— В последнее время вы предлагаете целый ряд решений и сервисов для интернет-продавцов. У «Почты России» есть амбиции стать российским Amazon?

— Мы сейчас тестируем площадку по интернет-заказам вместе с партнерами. Перед новогодними праздниками за месяц мы получили 200 тыс. заказов — это очень хороший результат. Мы не хотим быть ни eBay, ни Amazon. Они уже есть, и наша задача, чтобы и eBay, и Amazon пользовались нашими услугами. У нас будет портал-агрегатор по электронной коммерции, на котором смогут размещаться компании и продвигать свой товар. Пользователи будут делать заказы, а мы будем принимать заявки и доставлять покупку в ближайшее отделение связи. В первую очередь такая площадка нужна российским компаниям и частным предпринимателям, которые хотят развивать электронную торговлю. Я сам с удовольствием заказывал бы из Липецкой области, например, мед.

— В прошлые годы интернет-магазины много натерпелись с вашей доставкой. Как вы возвращаете доверие продавцов? Или расчет на то, что у интернет-магазинов зачастую нет альтернативных вариантов?

— В сегменте электронной торговли 2015 год для нас переломный. Понятно, что объемы у компаний, которые занимаются торговлей, несколько снизились. И для них сейчас качественная и дешевая доставка как никогда актуальна. Наши продукты стали конкурентны и по цене, и по качеству. Например, мы впервые прописываем в договорах конкретные сроки доставки, при несоблюдении которых мы готовы платить. Такого никогда не было. Мы начинаем отвечать деньгами за собственные обещания.

— Вы пытаетесь изменить не только бизнес-процессы, но и, по сути, поменять отношение людей к «Почте России». Прошлый ребрендинг, за который, правда, вас ругали, был в 2008 году. Сейчас планируете нечто подобное?

— Изменение имиджа, безусловно, необходимо, и мы это понимаем. Но наша задача поменять его не на год-два, а кардинальным образом. Можно провести бесконечное количество рекламных кампаний, но когда клиенты придут в отделение и опять увидят очередь, то вы получите только обратный эффект.

Поэтому мы второй год занимаемся только рыночными исследованиями и прикладными вещами, которые можно распространить на сеть и которые дадут реальные изменения. На этот год у нас запланированы 26 «пилотов» — отделений нового типа, о которых я уже говорил. Процесс идет непросто, потому что каждое отделение «Почты России» уникально — как по метражу, так и по планировке. Но думаю, со второй половины 2016 года мы начнем тиражировать обкатанные в них решения по всей стране.

— Вы внедряете новые технологии в отделениях, недавно выпустили мобильное приложение, осенью планируется запуск нового сайта. Пытаетесь омолодить вашу целевую аудиторию?

— Мы проанализировали данные и с удивлением обнаружили, как изменилась аудитория «Почты России» с точки зрения уровня образования и дохода, с точки зрения возраста и социального статуса. За последние три года — с 2011 по 2014 годы — количество наших клиентов в возрасте от 20 до 35 лет выросло на 11%, число людей с высшим образованием увеличилось на 7%, с высоким уровнем доходов — на 5%. Нашим мобильным приложением всего за один год работы начали пользоваться более 1,5 млн человек.

— Друзья и знакомые часто обращаются к вам с вопросом «где моя посылка»? ​

— Раньше спрашивали, и таких звоночков было много. Но за последний год таких обращений стало сильно меньше. Я надеюсь, что это объективно. Опять же, мы только начали реально реформировать почту: подтянули магистраль, логистику, начинаем менять процессы в отделениях. Надеюсь, что наши потребители стали чувствовать реальные изменения. Но радикально отношение к нам поменяется тогда, когда исчезнут очереди в отделениях, а поход на почту станет приносить позитивные эмоции.

Полина Русяева, Виталий Акимов

РБК

«МедиаПрофи» подводят итоги 2015 года и продолжают публиковать интервью с топ-менеджерами российских медиаобъединений и радиостанций. На вопросы отвечает главный редактор Радиокомпании "Голос Ангары" Анастасия Мукатова (г. Братск).

- Каким был 2015 год для вашей компании? Удачи и трудности.

В целом 2015 год был сложным. В городе в медиа процветает демпинг. Конечно, это вызвано желанием получить хотя бы минимальные, но деньги. Кризис ударил и по клиентам, первая строка расходов, которую сократили, – это реклама, заметно урезаны бюджеты. К сожалению, большей частью рекламодателей интересует не контент и рейтинги радио, а ценовая политика.

1 декабря «Русское Радио — Череповец» отметило день рождения. Почти четверть века назад в эфире радиостанции дебютировал Дмитрий Оленин.

Крупный план

Денис Максимов - управляющий директор в MEDIA DIRECTION GROUP

Родился 19 февраля 1972 года. С 1994 года с небольшим перерывом (в 1997-1999 годах работал в ИД Hachette Filipacchi Shkulev) занимал позицию директора по рекламе в издательском доме Hubert Burda Media, где создал с нуля и возглавил отдел по продажам рекламы. С 2011 года вошел в правление издательства и наряду с рекламой отвечал за развитие цифровых медиа в компании. C 2013 года управляющий директор MEDIA DIRECTION GROUP. Занимается развитием медиагруппы, разработкой стратегии, созданием и курированием новых сервисов и продуктов.

21год в рекламном бизнесе

3 компании сменил за время работы
10 часов длится рабочий день

Как работа по антипиратскому законодательству меняет сознание людей, рассказывает Григорий Ивлиев

В июне администрация президента похоронила идею сбора денег с пользователей интернета и операторов связи за скачивание фильмов, музыки и книг: она не поддержала предложение Российского союза правообладателей (РСП) наделять операторов так называемой глобальной лицензией, в обмен на которую пользователи могли бы беспрепятственно скачивать контент в интернете. Однако идея «налога на интернет» жива. Новый руководитель Роспатента Григорий Ивлиев обещает, что его ведомство не оставит интернет-компании в покое и попытается сделать так, чтобы они делились с авторами и правообладателями частью своей прибыли. Ведомство предложит несколько вариантов – от миллионных штрафов за размещение пиратского контента до глобальной лицензии и создания специального фонда, деньги из которого пойдут на создание культурных ценностей.

– Первый вице-премьер Игорь Шувалов летом объявил о создании на базе Роспатента единого регулятора, которому будут переданы все вопросы, связанные с интеллектуальной собственностью. Какова цель его создания?
– Создание единого органа – это пока предполагаемое решение правительства. Мы новых полномочий еще не получили и работаем в рамках Роспатента. Необходимость создания такого органа можно объяснить сутью нашей экономики. Переход от одного экономического уклада (советского) к другому, казалось бы, совершился, но фактически это не совсем так. Даже переход от авторских свидетельств к патентам произошел всего 20 лет назад, когда уже складывалось российское законодательство.
Наша экономика другая, она совсем не похожа на западную экономику. И сколько бы мы ни исследовали, как интеллектуальная собственность развивается в США и Европе, мы все равно видим существенное влияние российского уклада на формирование этой сферы. Ее особенностью является то, что большая часть интеллектуальной собственности в России создается либо непосредственно за счет государства, либо при его большой поддержке. Это касается и промышленной собственности, чем как раз занимается Роспатент, но такая же ситуация, как ни странно, и с авторскими правами.
В этой сфере тоже необходимым существованием культуры является господдержка. Существует целая теория «опекаемых благ», согласно которой для успешного развития культуры необходима поддержка государства – и в момент создания культурной ценности или объекта интеллектуальной собственности, и в момент реализации этой собственности. Изобретатель что-то придумал, но надо все это оформить, чтобы реализовать его изобретение в экономике и внедрить в производство.
Также и автор – он написал пьесу, создал спектакль, его надо показать. Для этого нужны музыка, свет, театральное здание, нужны значительные средства, чтобы это все реализовать. Это опять же существенный вклад государства.
– Но почему в других странах культура успешно существует и в частном секторе?
– У нас культура развивается лишь при значительной поддержке государства. Поэтому и встал вопрос о создании единого органа в сфере интеллектуальной собственности– надо этими процессами эффективно управлять. Невозможно, создавая на миллиарды рублей научных или культурных ценностей, не предусматривать механизм их использования.

– Как это будет выглядеть на практике? Государство обычно крепко держится за изобретения и не всегда готово их отдать в частные руки. Например, Кремниевая долина в США как раз и выросла на коммерциализации изобретений, сделанных в том числе на средства государства.
– Государство сейчас уже не так сильно держится за то, что создано на его деньги. Но оно еще не придумало, как создать нашу Кремниевую долину. (Смеется.)
Управление в этой сфере как раз и должно создать такой механизм, когда выдающиеся достижения реализуются в том числе и в частном бизнесе. В этой части сейчас управляющих механизмов недостаточно. Почему Роспатент становится центром этой реформы? Потому что практический механизм будет опираться на ту систему правовой охраны, которая уже существует. Уже сейчас мы регистрируем патенты, товарные знаки и полезные модели и охраняем их. Но мы должны сделать так, чтобы получение патента стало конечной целью деятельности, особенно в научно-исследовательской и опытно-конструкторской работе.
Любые такие работы должны закончиться по крайней мере патентной заявкой, а сейчас это происходит далеко не всегда. Наличие патента позволит упростить использование изобретения. А сейчас у нас в большинстве государственных контрактов даже деньги не закладываются на оформление патентов, в том числе международных. Причем для этого не нужны новые законы – будет достаточно подведомственных актов.
– Как можно обязать оформлять патент? Ведь бывают ситуации, когда исследование было проведено, но ни к чему не привело. Бывают же ошибки. А потом придет прокуратура и спросит: «Где патент»? И как сделать так, чтобы изобретатели не сели за решетку?
– Они могут объяснить, что исследования зашли в тупик, случилась творческая неудача. Но тогда мы будем понимать, что не надо давать деньги организациям, которые многие годы не дают результата.
Поэтому будущая задача Роспатента – не просто регистрировать патенты, как это происходит сейчас. А ставить цели, разъяснять обществу, как создать объект интеллектуальной собственности, как его оформить и использовать.
– Будет ли создана какая-то дополнительная структура в придачу к Роспатенту?
– Нет, существующей структуры Роспатента достаточно, чтобы формировать рынок объектов интеллектуальной собственности. Мы просто получим дополнительные полномочия, наймем несколько чиновников, которые предложат документы, регулирующие эту сферу. И если мы будем формировать трастовое управление или какие-то залоговые отношения, то этим будут заниматься уже работающие в стране структуры. Мы сейчас встречаемся с предпринимателями, общественностью, юристами и выявляем компании, которые готовы осуществлять эту работу при государственной поддержке.
Самая большая наша беда – общая незаинтересованность в увеличении стоимости интеллектуальной собственности. Это гасит творческие стремления наших граждан.

– Какие именно полномочия и от каких министерств к вам перейдут? Когда фактически произойдет передача полномочий? Ведь ведомство уже создано, а, например, авторские права до сих пор регулирует Минкультуры.
– В единый орган могут перейти полномочия Минкультуры по регулированию авторских и смежных прав, Минобразования –по выработке нормативных актов, Минэкономразвития – по регулированию промышленной собственности.
Когда это произойдет, я точно сказать не могу – пока мы готовим документы. Думаю, что все это произойдет в этом году.
– Какие конкретные механизмы вы предложите для коммерциализации изобретений? Как сделать так, чтобы государство не заявило, что какой-то предприниматель украл у него изобретение и сделал на этом бизнес?
– Если предприниматель сделал бизнес на принадлежащей государству технологии, то государство должно ему содействовать. И это как раз одна из наших задач – создать систему стимулирования использования созданной государством интеллектуальной собственности.
Например, можно создать банк содействия патентованию. Этот банк может кредитовать изобретателей и создателей продукта. Этот же банк выкупает у изобретателя его изобретение, патентует его и распространяет. Лучше всего, если сам изобретатель что-то придумает и придет в банк за деньгами для реализации своего изобретения. Обычно именно эти люди лучше всего знают, как распорядиться созданной ими технологией, но чаще всего у них просто нет возможности ее реализовать. А структуры, созданные при поддержке государства, смогут, например, прокредитовать изобретателя под залог его патента, помочь ему получить выход на рынки и доступ к другим технологиям.
Сейчас общество вообще не знает, что происходит на рынке интеллектуальной собственности, у нас нет элементарного мониторинга этого рынка. У нас нет инвентаризации этой собственности, мы не знаем, как она амортизируется, как она обращается на рынке. Нет правил оценки интеллектуальной собственности, они должны быть выработаны.
Мы будем создавать типовые контракты, по которым объект становится видимым и появляется в гражданском обороте. Мы разработаем четкие методики оценки интеллектуальной собственности.
– Какие в России самые острые проблемы в сфере интеллектуальной собственности, которые требуют быстрого разрешения? Например, новых законодательных инициатив.
– Я не вижу таких проблем, которые требуют кардинального изменения законодательства. Есть точечные позиции, очень острые и важные, но они не требуют срочных законодательных инициатив.
Например, надо создать нормативное регулирование в момент создания объекта интеллектуальной собственности. Необходимы типовые контракты на создание таких объектов, которые давали бы разные варианты использования изобретений: государство может оставить изобретение себе, передать его исполнителю или оставить за собой право последующего изъятия и т. п. В целом у нас хорошая часть IV Гражданского кодекса, у нас большие проблемы с правоприменением в сфере интеллектуальной собственности.
– В сфере авторского права законодательство тоже достаточное? Принят так называемый антипиратский закон – эффективен ли он? Нужны ли другие инициативы?
– В сфере авторского права остаются неразрешенные проблемы. Антипиратский закон принят и работает, но надо довести дело до конца. Прежде всего надо наконец ввести штрафы для информационных посредников за незаконное использование чужой интеллектуальной собственности в случае отказа удалить контент по требованию правообладателя. Нашей целью не является наказание как таковое, это история про то, что мы должны поставить интернет-посредника и правообладателя в равные условия. Они равные субъекты в нашем правовом пространстве, но на деле они не равны. Фактически интернет-посредник сейчас делает то, что хочет, в отношении прав, которых у него нет. Мы уже ввели внесудебную процедуру отношений, но многие посредники до сих не реагируют на такие обращения правообладателей. И чтобы их стимулировать на такую реакцию, необходимы штрафы.
Нам важно создать такую систему, в которой интернет-посредник уже сам понимает, что на его ресурсе имеет место нарушение авторских прав, и реагирует на это. А не как сейчас, когда через две недели правообладателю уже не имеет смысла идти в суд и доказывать ущерб – его фильм и так все уже посмотрели. Известный продюсер хочет не судиться с интернет-ресурсами, он хочет снимать новый фильм на деньги, которые он получил от проката предыдущего.
Вот что нам показала недавняя история с «Аквариумом»? Что зритель готов заплатить за музыку, люди добровольно перевели деньги. Если бы у нас уже существовал другой механизм поощрения авторов, [Борису] Гребенщикову не пришлось бы собирать деньги. Именно эту проблему нам и надо решить – чтобы интернет-компании не забирали все деньги себе, а поделились бы с правообладателями: ровно так, как слушатели поделились с Гребенщиковым. А механизмы для этого у нас не созданы.
– То есть дело не только в штрафах? Нужны еще какие-то меры?
– Незавершенность этой системы делает ее неэффективной – это все равно что строить башню на половине фундамента. Если нет ответственности, механизм не заработает. Конечно, у нас уже не такая безнадежная ситуация в стране – есть много ресурсов с легальным контентом. Есть правообладатели, которые способны защитить свои права. Но в целом этот рынок авторских прав пока не защищен.
Возможны и другие решения – не только штрафы.
– Вы имеете в виду идею об ответственности пользователей за пиратство, которая не раз обсуждалась? Будет ли Роспатент продвигать эту идею?
– Ответственность пользователей уже есть в некоторых правовых системах, например во Франции. Но наше социальное государство и общество к этому не готовы. Но как возможное направление регулирования введение ответственности пользователей за пиратство остается.
Но есть и другие направления регулирования – например, если интернет-посредники захотят поделиться своими доходами с правообладателями. Весь их бизнес построен на том, что создается новая музыка, фильмы и люди хотят их смотреть. Большая часть информации, трафика – это произведения, защищенные авторским правом.
– Вы имеете в виду идею глобальной лицензии, предложенной РСП Никиты Михалкова?
– Да, в частности, речь идет о таких механизмах. Причем решение может быть как глобальное – то, что предлагал РСП, – так и частичное. Например, может быть создан интернет-фонд, который бы финансировал культурные процессы – создание фильмов, музыки и другого контента. То есть это могут быть прямые отчисления интернет-компаний на создание культурных ценностей.

Понятно, что интернет-компании опасаются, что этими процессами будут управлять непонятные люди. Но можно создать и другой механизм, когда компании будут сами напрямую финансировать создание контента. Телевидение Франции почему-то отчисляет в фонд создания фильмов, почему бы в нашей стране не ввести подобный механизм для интернета – среды, в которой сейчас в основном и распространяется контент.
– Какое решение поддержит Роспатент?
– Я думаю, что мы будем вырабатывать такое решение, будем выбирать из множества вариантов – начиная со штрафов и заканчивая глобальной лицензией.
– Как создать такой механизм, чтобы все были довольны? Как понять, кому и сколько интернет должен отчислять? Кто этим будет заниматься – организации типа Российского авторского общества (РАО)? Ведь к РАО много претензий от музыкантов...
– В любом случае эти вопросы должны быть урегулированы, а как именно – предстоит решить. Уже сейчас подготовлены изменения в Гражданский кодекс, которые реформируют деятельность обществ по коллективному управлению правами. Предлагается обязать их раскрывать информацию по определенному стандарту, кому и сколько денег они платят.
Что касается авторских обществ, то нужны внешний аудит таких организаций и раскрытие информации об их деятельности в интернете. Институт коллективного управления правами достаточно эффективен в последние годы: РАО, РСП и ВОИС увеличили выплаты авторам в 2 раза за три года. Это хороший результат. Критика авторских обществ, возможно, имеет основания. Но, сломав сейчас этот институт, мы лишим авторов примерно 6 млрд руб. в год.
Если полномочия по регулированию авторских прав перейдут в Роспатент, я думаю, мы вместе с правообладателями и интернет-компаниями выработаем тот механизм поощрения авторов, который будет устраивать все стороны и который даст необходимый эффект.
– Но интернет-отрасль и ведомства дружно выступили против идеи глобальной лицензии. Как вы будете дальше продвигать ее или похожие идеи?
– Те, кто был против этой идеи, должны были бы предложить некое альтернативное решение. Но, к сожалению, никакой инициативы с их стороны не было.
– Почему же операторы предложили создать реестр объектов интеллектуальной собственности? Нужен ли он и должен ли он быть государственным?
– Мы поддержим создание любых реестров, но оно не решит проблему пиратства. Реестры необходимы для того, чтобы управлять объектами интеллектуальной собственности. Как способ управления реестр необходим, но он не может быть исчерпывающим. Невозможно создать один реестр на все объекты авторского права – таких технических возможностей просто нет, так как контент создается постоянно, его невозможно оперативно заносить в реестры.
Я не думаю, что государство должно создавать свой реестр и управлять им. Пусть этим занимаются частные компании и общественные организации. Свой реестр уже ведут РАО – там около 800 000 произведений, Библиотека конгресса США. Ведение реестров – это закрепление гарантий своих прав. Задача государства – гарантировать права авторов раньше, чем их произведения попали в какой-либо реестр. Общий принцип – авторские права охраняются с момента их обнародования. Чтобы защитить автора, необходимы такие резкие меры, как штрафы для интернет-посредников. Наивно полагать, что все авторы могут эффективно защитить свои права в суде. Это говорят люди, которые не понимают, как сложна судебная процедура и сколько сил и средств она требует.
– Во многих странах уже действуют эффективные законы, защищающие авторов. Но фундаментально проблема пиратства в интернете не решена. Как вы думаете – почему? Может быть, система авторских прав в целом требует реформы? Такая реформа уже началась в Европе.
– В Европе это актуально, там регулятор хочет запрещать всем блокировку контента по географическому признаку. Этот вопрос требует существенной проработки. Я не готов сказать, что мы затеем и в России какую-то глобальную реформу в этой области. Кроме того, вопрос распространения контента и охраны авторских прав в интернете всегда будет также и в ведении Минкомсвязи. Это естественно, так как там очень много нюансов, которые надо учитывать. Сейчас из-за пиратства в интернете доходов не имеют не только неизвестные авторы, но и самые именитые композиторы, певцы, чьи шлягеры постоянно идут на радио и по телевидению.
– Но отсутствие доходов с радио и ТВ – это уже вопросы к РАО, которое собирает с радиостанций и телекомпаний отчисления авторам.
– Телевидение и радио – исправные плательщики. Но музыка и кино сейчас распространяются в основном в интернете, а интернет-компании не платят.

– Может быть, это означает, что в интернете не созданы качественные легальные сервисы? Например, те же онлайн-кинотеатры не могут по объему своих каталогов соревноваться с пиратскими сайтами.
– Есть нормальные легальные ресурсы. На одном обсуждении один из представителей таких ресурсов сказал, что когда «В контакте» отключилась на 2 часа, у сайта на 40% выросла кривая видеопросмотров. Если бы не было пиратов, то легальный ресурс мог бы гораздо больше платить правообладателям и мог бы позволить себе более полный каталог фильмов и музыки. Да, многие авторы через РАО мало получают. Но через интернет они вообще ничего не получают. Однозначно мы примем меры, ограничивающие пиратство, дающие преимущество легальному контенту и защищающие правообладателей. Если это не пройдет в форме глобальной лицензии, будем искать другие механизмы.
Важно, что та работа, которую мы ведем по антипиратскому законодательству, меняет сознание людей. Пиратский бизнес трепещет и висит на волоске. Достаточно закрыть пять самых больших пиратов – и легальный контент сразу станет доходным, авторы получат большие деньги. Именно так происходит в Европе.
– Если достаточно закрыть пять крупнейших ресурсов с контентом, почему правообладатели не закрывают «В контакте»? Ведь они сами считают соцсеть самым крупным ресурсом с пиратским контентом.
– Проблема не в том, чтобы только бороться с конкретными сервисами. Такой задачи нет. Задача – урегулировать отношения, а не закрыть кого-либо. У «В контакте» сильные акционеры, им пока удается отбиваться. Но даже они уже начали работу с правообладателями. В том числе и из-за принятого антипиратского закона.
– Мне рассказывали, что на встречах с правообладателями чиновники рекомендуют им не преследовать «В контакте» как раз потому, что у нее сильный акционер. Вы знаете о таких рекомендациях?
– Я таких рекомендаций никогда не давал. Не думаю, что и другие ведомства могут выступать с такой позицией.
– Как вы относитесь к объединению авторских обществ в единый профсоюз? Ведь эта форма еще менее прозрачная, чем НКО.
– Я бы не хотел вообще подробно обсуждать вопросы, связанные с авторскими обществами. Я не участвовал в процессе создания этого профсоюза. Прокомментирую, когда нам передадут соответствующие полномочия, сейчас этим все еще управляет Минкультуры. Ничего особенного в этом объединении я не вижу.
Но я знаю о вопросах к авторским обществам. Знаю, что есть много претензий, например, от музыкантов. Им непонятно, как авторские общества рассчитывают отчисления. Им кажется, что они слишком много оставляют себе на жизнь. Я четыре года курировал эти вопросы. И таких жалоб ко мне поступало немало. Поэтому сейчас при участии Министерства культуры работу этих обществ стараются сделать более прозрачной. Могу сказать, что сегодня в абсолютном выражении авторские общества выплачивают около 6 млрд руб. в год. А вот когда мы просчитывали механизм глобальной лицензии, речь шла уже об $1 млрд.
– Не требует ли система коллективного управления реформы?
– Эта система требует не реформы, а прозрачности. Скоро будет принят закон, требующий от таких обществ раскрыть, кому, сколько и за что они заплатили. Как только это будет понятно, мы проблему непонятных выплат снимем.
– Президент Владимир Путин в августе поручил правительству сделать работу авторских обществ более прозрачной. В частности, следить за их работой должен будет наблюдательный совет. Но из недавно опубликованного законопроекта Минкультуры следует, что работой этого совета будет управлять само авторское общество. Не странно ли это? О каком тогда контроле за работой общества можно говорить?
– Общество по коллективному управлению правами – это организация самих правообладателей. И вопрос, как собирать деньги и как их распределять, лучше всего решат сами правообладатели, а не какой-то государственный орган.
– Как набсовет будет контролировать работу авторских обществ, если его работа этими же обществами и регулируется?
– В совет войдут авторитетные люди, которые и будут оценивать, насколько правильно общество распоряжается собранными средствами. Они будут выдавать рекомендации и решения.
– Недавно Минкомсвязи предложило полностью отказаться от бездоговорного управления авторскими правами. Что вы об этом думаете?
– Никто сейчас не запрещает заключать прямые договоры с авторами. Хотите создать договорные отношения – собирайте правообладателей, объединяйте их в компанию и защищайте свои права. Полностью отменять работающий механизм, как бездоговорное управление правами... Ну тогда объясните всем авторам, что они перестанут получать те деньги, которые им сейчас выплачивают авторские общества. Это предложение основано на негативном настрое, оно не имеет смысла.
– Как вы относитесь к идее создания музыкального патриотического холдинга, которую предложил продюсер Владимир Киселев и ФГУП «Госконцерт»?
– Не стоит путать творческие жанры с патриотизмом. Мы много раз видели попытки создать патриотическое произведение, которые приводили к халтуре и дурновкусию. Патриотизмом надо заниматься на чувствах, на вере, на истории и благотворительности. А делить музыку на патриотическую и непатриотическую – это странно.
– Авторы идеи патриотического холдинга приходили к вам, когда вы были в Минкультуры, искали поддержки? Минкомсвязи их поддержало, например.
– Ко мне за поддержкой они не приходили. Я не слышал от организаторов, что они себя позиционируют как патриоты. По-моему, это просто некоторая коммерческая деятельность.

Анастасия Голицына
А. Гордеев / Ведомости
Ведомости

Участники и гости выставки NATEXPO, в 16 раз состоявшейся в ноябре на территории ВВЦ, почти единогласно высказались, что на фоне скромных внешних убранств мероприятие порадовало высокой концентрацией профессионалов и интересных предложений.

Бывший руководитель Сергея Магнитского, глава компании Firestone Duncan Ltd. Джемисон Файерстоун заявил, что телеканал НТВ обманом взял у него интервью. Об этом он написал в открытом письме к генеральному директору ОАО «Газпром-Медиа Холдинг» Юрию Сенкевичу и гендиректору НТВ Владимиру Кулистикову, размещенном 7 февраля на портале PublicPost.

По словам Файерстоуна, журналистка НТВ Диана Джемилева, которая брала у него интервью 5 февраля, обманула его, представившись корреспондентом канала «Аль-Джазира» Дианой Коршуновой. «Я не даю разрешение на использование интервью в каком бы то ни было виде и каким бы то ни было способом», — говорится в письме.

В 2015 году радиостанция «Эхо Москвы» впервые за долгие годы будет убыточной. Ее главный редактор Алексей Венедиктов рассказал «Агентству Бизнес Новостей» почему и как этому способствовала деятельность гендиректора станции Екатерины Павловой. Кроме ее имени в беседе упомянуты Путин, Медведев, Кашин, Лесин, Габрелянов и Леся Рябцева.

Часто приходится слышать мнение, что в России есть три эффективных медиаменеджера: Эрнст, Венедиктов и Габрелянов. Согласны ли вы с такой оценкой (убираем за скобки Венедиктова)?

Я и с Венедиктовым согласен!

Это вопрос измерения эффективности. Я измеряю эффективность рекламой, то есть деньгами, репутацией и рейтингом, то есть количеством слушателей. Я согласен с Эрнстом, согласен с собой. А Габрелянов живет на деньги, которые ему дает его группа. Поэтому его эффективность еще надо проверить. С моей точки зрения, эффективность не в том, чтоб показывать голые задницы.

Вы следили за той революцией, которую Габрелянов в петербургских СМИ устроил?

Краем глаза следил, опять-таки — как ее эффективность посчитать? Разрушать — не строить, разрушать медиа, которые здесь были и сделать кальку с «лайфа» — ну, пусть. Должны быть разные медиа, в том числе такие, как Life News, если оно не манипулирует и не врет. Если оно остается медиа.

Но если господин Габрелянов говорит, что он никогда не тронет трех «п» — президента, премьера и патриарха — это называется не медиа. Я себя даже рядом с ним поставить не смогу — мы маленькое провинциальное радио, а он большой Габрелянов по зарабатыванию денег от инвестора.

Вы кстати с покойным создателем «Балтийской медиагруппы» Олегом Рудновым были знакомы?

Я видел его очень давно, был знаком, но мы не дружили.

Можете объяснить феномен — как ему удавалось, с одной стороны, получать деньги от близких людей Владимира Владимировича [Путина] (говорили о Ковальчуке), с другой стороны, БМГ производила достаточно независимый продукт.

Я не занимался изучением его бизнеса. Но он пришел из 1990-х, профессионально строил радио в 90-е, кое-что я у него подсмотрел. Зарабатывание денег — это всегда вещь индивидуальная, тонкая, я бюджетом его группы не располагал.

Возвращаемся из Петербурга в Москву. Вы всегда хвалились тем, что у вас радиостанция приносит прибыль акционерам. Сейчас, как я понимаю, это не так.

Что значит сейчас — год только начался.

По 2014 году.

Нет, 2014 год это плюс, цифры не вспомню, но плюс. Прибыль этого года мы инвестировали внутрь. В 2015 году прибыли не будет. Тому есть объективные и субъективные причины. Объективные — общий кризис рекламы — спад от 17 до 29%. И я напомню, что частая смена генеральных директоров и зачастую их нервные действия, в частности, разрушение рекламной службы «Эха Москвы», которое было доходным, привело к этой ситуации. Сейчас мы пытаемся совместно с нашим акционером «Газпром-медиа», [его руководителем] Дмитрием Чернышенко каким-то образом разобраться, как из этого выйти.

А что это была за история с «принудительным кормлением» станции финансами акционера, когда вам хотели большой кредит прописать?

Это гендиректор Екатерина Павлова предложила публично — и «утекла» [в СМИ], видимо, она — совету директоров дать кредит на 100 млн рублей. Поскольку это была сделка с заинтересованностью — от «Газпром-медиа» — мы, миноритарные акционеры, проголосовали против и заблокировали эту сделку. Нам эти деньги были не нужны. Считаю, гендиректор должен не выпрашивать, а зарабатывать деньги.

Как идет перестройка пакета акций, который миноритарии ранее объединяли в управление зарубежной компании?

Ну вы знаете, что закон о 20% доле иностранцев вступает в силу с 1 января 2016 года. Сейчас наши юристы над этим работают.

Закончим с менеджерским блоком. Владимир Гусинский следит за судьбой "Эха Москвы"?

Да.

Вы с ним общаетесь часто?

Да.

У него есть шанс вернуться в российский медиабизнес?

Я не знаю. Эта история была между ним и президентом Путиным, поэтому, я думаю, она должна закончиться между ним и президентом Путиным.

Ходорковский - тоже есть такой выдворенный бизнесмен. У «Эха Москвы» с ним какое-то сотрудничество будет?

В плане ньюсмейкера — да. В плане какого-то там спонсора — нет. Мы считаем что мы должны зарабатывать деньги сами, это наша главная история. Для этого нужно восстановление рекламной службы в первую очередь. И несмотря на то, что рынок упал, надо работать, а не ходить вымаливать.

Переходим на любимую тему всех журналистов - Леся Рябцева.

Хм.

Она остается вашим помощником, несмотря на то, что Вам на нее жалуются журналисты «Эха».

Я уже говорил и говорю еще раз. Я с уважением отношусь к государю императору Павлу I за то, что он в том числе говорил: в этой стране дворянин тот, с кем я говорю и до тех пор, пока я с ним говорю. Я не сдал Александра Плющева государству (увольнения журналиста требовало руководство «Газпром-холдинга» — АБН), я не сдал Ольгу Бычкову акционерам в Петербурге, я не сдам Рябцеву тем, кто требует ее уволить. Это просто принцип, я считаю что человек [Леся Рябцева] на своем месте. Если я считаю, что Плющев, Рябцева, Бычкова, Варфоломеев, Бунтман на своем месте, он будет на этом месте, пока я главный редактор.

Вы все всегда знаете. Почему Дмитрий Медведев у нас так активизировался? Тут еще дело Кашина...

Это несвязанные вещи. Я следил за делом Кашина, имея возможность задавать вопросы руководителям, каждый раз на встречах я задавал вопрос «Что с делом Кашина». Я примерно представлял, в какую сторону все движется. Медведев не активизировался, это решение президента Путина. Внутри Кремля очень многие встали уже на низкий старт для сноса Медведева, считая, что он вообще исчез, а он исчез. И Путин продемонстрировал, что в этой стране человек... то есть, премьер-министр — тот, с кем я говорю и до тех пор, пока я с ним говорю.

Журналист Евгения Альбац высказала гипотезу, что с Путиным никто на Западе не хочет говорить, и вот мы готовим экспортного Медведева: у нас будет такой сверхминистр иностранных дел Медведев, который ездит на Запад и с Обамой общается (у него это лучше получалось, чем у Путина).

Я не разделяю этой гипотезы Евгении. Я считаю, что речь идет не о внешних, а о внутрикремлевских расстановках.

И вы убеждены, что Путин по-прежнему намерен пойти на выборы президента в 2018 году?

На сегодняшний день у меня есть масса фактов, что это [избрание Путина] готовится, и ни одного, что это не готовится.

А что может это изменить?

Трудно сказать, когда все в голове одного человека. Трудно сказать, какими доводами он будет пользоваться для себя, в чем он решит себя убедить, чтоб изменить эту позицию. Я таких доводов не вижу на сегодняшний день. Может через год будет.

Что там у Путина с графиком на интервью (ранее Кремль официально не отказывал в интервью Путина «Эху Москвы», но уже много лет ищет «место в графике»)?

Мое предложение всегда в силе. Оно в голове у Пескова.

А вот Песков по-вашему эффективный пиарщик после этих историй с часами и с яхтой?

Не путайте пиарщика и пресс-секретаря. Пресс-секретарю дозволительно только то, что думает или говорит его сюзерен. Пиарщик гораздо более свободен в достижении цели. Вы можете не любить Пескова, но Вы понимаете, что его голосом говорит президент, Вы будете его цитировать точно так же, как цитируете Путина.

Еще один вопрос персональный — Маргарита Симоньян. Как Вам история с «ответочкой» на сайте одного из двух главных информагентств (Венедиктов написал в твиттере о возможном переходе Симоньян на НТВ и слиянии ТАСС и «России сегодня». На следующий день на сайте ria.ru появилось сообщение о слиянии «Эха Москвы» и slon.ru)?

Даже не на сайте, а на ленте. Это очень смешно и жалко. Потому что когда госагентство это делает, это значит, что оно может такие шуточки делать и по поводу сбитого «Боинга». В твиттере — пожалуйста, в фейсбуке - пожалуйста, это твоя соцсеть. Но когда это делает информационное агентство государства от имени государства... Ну, мне это повышает цитируемость, меня это не обижает, хоть каждый день делайте так. Но это первый раз за всю историю информагентств от Рейтер и заканчивая ТАССом, когда это было так сделано. Значит, я попал в больное, значит, пусть другие делают выводы.

Вся эта история с выдворением Светланы Миронюк из РИА Новости, получается, была просто рейдерским захватом агентства?

Эта часть безусловно была существенна, одним из ее авторов был [экс-министр печати] Михаил Лесин, который в этом поучаствовал активно. Никто не отказывался от слияния агентства, в условиях кризиса это два больших бюджета. А лучше полтора, чем два. При этом я думаю, что если Симоньян хоть куда-то уйдет (или Сергей Михайлов из ТАСС уйдет), то агентства будут слиты. Сейчас только личная уния агентства с руководителями в Кремле (где РИА, а где куратор Алексей Громов) защищает агентство. Поэтому я и сказал, что если Симоньян уходит на НТВ, то тогда объединяют агентства, а если не уходит, то не тогда. Поэтому, когда все возбудились (мне звонили из Белого дома, из Кремля), я говорил: «ребят, читайте, что я написал. Вы же знаете, что это обсуждается уже два года. О чем вы говорите? Вы же знаете позицию Ковальчука, вы же знаете позицию Громова, что я нового такого сказал?». Они подумали, что я знаю, что такое решение есть. Его нет, но будет.

Вы, выступая в АБН перед слушателями «Эха Москвы в Петербурге» сказали, что убеждены: Дмитрий Киселев и Татьяна Миткова никогда не меняли своих убеждений. Скажите, как медиаменджер, когда у нас изменится политическая ситуация в стране, и подтянутся стандарты журналистики, таких людей на работу брать?

Этого я не понимаю, что Вы у меня спросили. Это действует для каждого главного редактора отдельно. У нас у власти 15 лет находится одна и та же полит-команда с одной и той же политической программой. Она относится к медиа, как к инструменту. Об этом мне было сказано еще в 2001 году на встрече с Путиным. Мне не так сказано по формулировке, а было дано понять: я пытался Путину объяснить, что мне кажется, что медиа — это институт, а он говорил: «Да ну брось ты». Это искреннее понимание этих людей, что это дубинка, инструмент, сломался, инструмент плохой — надо новый. Но инструмент должен выполнять волю хозяина. Поэтому для меня ничего удивительного в этом нет. Когда сменится команда и появится команда с другими подходами к медиа, тогда и будем разговаривать.

Всем нам желаю дожить до этого.

Я-то точно доживу!

Василий Романов
Фото и текст АБН

Громкое интервью Светланы Алексиевич, опубликованное вопреки ее желанию, вызвало помимо прочего горячую дискуссию о том, что можно и что нельзя делать тем, кто берет интервью, и тем, кто его дает.

Маргарита Симоньян — РБК: «Либеральное СМИ как раз мое» 

Главный редактор телеканала RT и МИА «Россия сегодня» Маргарита Симоньян рассказала о проблемах подконтрольных ей СМИ на Западе, а также о том, чем RT похож на канал «Дождь» и почему он не может стать бизнесом

В 35 лет Маргарита Симоньян занимает должность главного редактора двух крупнейших государственных СМИ, призванных продвигать российскую точку зрения за рубежом. Если RT она возглавляет с момента основания, то в МИА «Россия сегодня» (бывшие РИА Новости) она пришла в конце 2013 года, после реформы агентства и увольнения его бывшего руководителя, Светланы Миронюк. «Россией сегодня» Симоньян руководит вместе с ведущим программы «Вести недели» Дмитрием Киселевым (занимает в агентстве должность гендиректора).

В интервью РБК Маргарита Симоньян рассказала, как «Россия сегодня» справляется с этими проблемами в Европе, а также почему каналу RT грозит отзыв лицензии в Великобритании, зачем он отказывается от мейнстримных историй и насколько он в своей редакционной политике ориентируется на позицию российских властей.

— В июне 2015 года агентство «Россия сегодня» оказалось вовлечено в разбирательства между бывшими акционерами ЮКОСа и российскими властями. Гаагский суд обязал Россию выплатить бывшим владельцам ЮКОСа $50 млрд, и после отказа российских властей судебные приставы во Франции и Бельгии начали арест российского имущества. В частности, в этих странах были арестованы счета МИА. Кроме того, арест был наложен на здание в Париже, в котором находится редакция агентства. Что происходит сейчас с арестованными счетами и зданием?

— Сейчас счета во Франции и Бельгии работают. Счета разморозили, когда мы дали ответ приставам, что мы не отвечаем по обязательствам РФ. Во Франции здание, в котором находится офис МИА, принадлежит ФГУП «Госзагрансобственность». Что означает его арест физически, пока не понятно. Приставы приходили, но мы продолжаем там работать. Мы исходим из того, что у них долгий бюрократический процесс и раз уж они его арестовали, они все-таки нас оттуда выкинут. Мы готовимся к этому — тогда будем арендовать помещение у французов.

— В июле из-за санкций против Дмитрия Киселева был заморожен счет «России сегодня» в Великобритании. Как обстоят дела там?

— Это другая история. Банк Barclays посчитал, что санкции против Киселева касаются и МИА. Но это не так. Агентства не было в списке компаний, попавших под санкции. Правда, это не первая такая история в Европе. Бывали ситуации, когда мы переводили деньги, чтобы купить три стула в Ikea, а нам замораживали счет, ссылаясь на то, что Киселев — под санкциями. Но заканчивалось все благополучно.

Сейчас в Великобритании работают наши адвокаты. Надеюсь, им удастся убедить британское правосудие, что санкции против Киселева означают только, что ему самому нельзя ездить в Европу или держать там счета. Счет МИА не является счетом Дмитрия Киселева. Киселев не является собственником «России сегодня»: он, как и я, нанятый менеджер и теоретически в любой момент может быть разнанят, так что он никак не выгодоприобретатель деятельности агентства.

— У RT на Западе свои проблемы. Британский медиарегулятор Ofcom уже четыре раза выносил вам предупреждения за нарушение правил вещания. С чем это связано?

— Проблемы с Ofcom у нас начались примерно в тот момент, как мы стали заметными в Великобритании. Первое обращение Ofcom к нам было в августе 2008 года, то есть три года они нас вообще не замечали. В 2011 году было четыре обращения, в 2012-м — 6, в 2014-м — 21. Пока мы не имели никакого веса, они нас не трогали, хотя как раз тогда причин нас потрогать было гораздо больше. Это был совершенно новый телеканал, такой канал «Дождь» первых двух лет существования. Много было косяков. Сейчас же есть строгая система контроля эфира.

Но соблюдать все правила, как того требует Ofcom, и быть при этом телеканалом, озвучивающим позиции, отличные от условного Би-би-си, физически невозможно. Если бы там были правила, хотя бы как у Роскомнадзора — нельзя материться в эфире, нельзя экстремистские организации, нельзя наркотики, — было бы проще. Но у Ofcom есть очень размытые требования, и именно из-за них у нас проблемы. Нам говорят: при освещении Ливии вы были недостаточно объективны. Что это значит? Я вот смотрю Би-би-си, и мне кажется, что они недостаточно объективны. Понятно, что, чтобы считаться объективным, мы должны более или менее следовать канве британского представления о добром и прекрасном. Все претензии к нашей объективности всегда связаны с историями, когда мы занимаем позицию, отличную от условного Би-би-си.

Сейчас мы одновременно ведем 27 дел. Самое смешное, что, рассказывая вам про все эти дела с Ofcom, мы уже нарушаем их правила. Нам запрещено об этом говорить, и я не могу вам сказать, что конкретно в этих делах.

В худшем случае эти дела могут привести к отзыву лицензии. При этом у Ofcom нет четкого регламента, после какого количества предупреждений можно отозвать лицензию.

— Есть ли где-то еще у RT схожие проблемы?

— Нет. В Штатах, например, никогда ничего подобного не было. Более того, мне рассказал один сотрудник Госдепа, что какое-то время назад ходили разговоры о том, чтобы включить RT или меня лично в санкционные списки. И они решили этого не делать именно потому, что часть аудитории сочла бы это нарушением свободы слова.

— Как ситуация с санкциями и Украиной влияет на общее развитие RT и «России сегодня»?

— На общее развитие влияет ситуация, которая творится в СМИ. Я вам не назову, наверное, ни одного значимого западного СМИ, которое не отписалось бы по RT, какие мы мерзавцы. Кто-нибудь один что-нибудь про нас напишет — и как по кальке его все перепечатывают. Самая большая проблема, что в 99% случаев эти СМИ врут. Например, журналистка Энн Эпплбаум написала про RT: «Это пропагандистское СМИ, которое показало сюжет про «распятого мальчика». Но у нас не было никакого распятого мальчика!

Эта истерика началась еще до Украины, и она все нарастает. Конечно, она приводит к негативным для нас последствиям. Европейские чиновники уже приняли решение, что будут активно бороться с тем, что они называют российской пропагандой. Помимо увеличения финансирования для собственных СМИ они решили выработать совместные юридические правила, которые при помощи более сложного регулирования затруднили бы работу российских СМИ. Из всех СМИ упомянуты только RT и Sputnik. Теперь мы ждем, с чем они в итоге к нам придут.

Кроме того, эти публикации создают проблемы для наших гостей. Наши гости часто жалуются, что когда они к нам приходят, им пеняют, что они общаются с пропагандистским каналом. Особенно это важно для политиков. В июне мы взяли интервью у Джереми Корбина (12 сентября был выбран лидером Лейбористской партии - РБК). И тут, спустя два месяца, одновременно Times, Independent и Telegraph, а вслед за ними все остальные начинают писать о том, что Корбин дал нам интервью, а значит, он чуть ли не на службе у Путина. Вот объясните мне, они что, все одновременно просыпаются: «Ух ты, я прочитал, что случилось два месяца назад»?

Бюджеты и субсидии

Большинство трат RT — валютные: только в 2014 году RT потратил на распространение своего сигнала за рубежом около $260 млн. В 2015 году годовой бюджет RT в валютном эквиваленте сократился на 22%: у канала возникли задолженности перед партнерами.

«Мы объяснили Минфину, что Россия все равно потеряет эти деньги в суде, — говорит Симоньян. — У нас же контракты с серьезными западными компаниями, от них нельзя так просто отказаться. Взамен мы пообещали, что, если Минфин поможет нам с проблемами RT, мы не будем просить увеличения субсидий для «России сегодня». В итоге, согласно поправкам в бюджет, субсидии RT на бумаге были увеличены на 5,5 млрд руб., до 20,8 млрд. Однако из этой суммы Минфин принял решение выделить только 18,2 млрд руб, говорит Симоньян. «О причинах лучше спросить у Минфина», — говорит она.

Субсидирование «России сегодня» в 2015 году было уменьшено на 648 млн руб., до 5,8 млрд руб. «Мы только начали формирование зарубежных хабов, и действующих контрактов еще не было, — говорит Симоньян. — Когда рубль стал падать, мы притормозили многие наши планы в МИА».

— Вы говорите, что западные СМИ постоянно обвиняют вас во лжи и пропаганде. Бывает ли трудно в связи с этим найти сотрудников среди западных журналистов?

— Нет. В массе своей у нас работают идейные люди, которые хотят работать именно у нас, потому что они верят в то, что мы делаем. Например, бывшие активисты. У нас сейчас гораздо меньше проблем с кадрами, чем было 5 или 10 лет назад.

— Были же случаи, когда ваши собственные журналисты обвиняли вас в необъективности.

— Было два таких случая. По поводу одного из них, случая с Лиз Уол, американский сайт Truthdig провел расследование и выяснил, что весь скандал был заранее срежиссирован организацией, в основателях которой — муж Виктории Нуланд (официальный представитель Государственного департамента США в 2011-2013 годах — РБК). Другая девушка, Сара Ферт, хотела одних условий работы, мы ей не могли их дать. Ее увольнение было связано с нашим освещением крушения Boeing MH17 под Донецком, но интересно, кстати, что Ofcom потом запросил у нас 30 часов того эфира, все отсмотрел и не нашел никаких поводов для претензий. А знаете, где она сейчас работает? На англоязычном телевидении Нигерии. Вот там-то свобода слова!

Это же очень круто — выйти и сказать, что на RT тиграм мяса не дают. У нас увольняется одна девочка, и об этом рассказывают все. У «Аль-Джазиры» во время «арабской весны» десятками увольнялись люди, объясняя, что им не дают говорить правду (в июле 2013 года 22 сотрудника Al Jazeera одновременно ушли с канала, обвинив его в необъективном освещении военного переворота в Египте — РБК). Где-то это чуть-чуть промелькнуло, но такого барабума, как с нами, точно не было.

— Насколько ваша редакционная политика соответствует официальной позиции Москвы, а насколько ориентируется на запросы аудитории?

— Я думаю, что официальная Москва про 90% наших топовых тем вообще не знает.

Когда RT запускался, была идея, что мы сделаем канал, который будет рассказывать о России на иностранном языке. Быстро стало ясно, что это очень непрофессиональная идея, потому что у такого канала будет очень небольшая аудитория. Проще им всем раздать мобильные телефоны, каждый день звонить и рассказывать новости. Есть другой вариант (так делает, например, France 24) — брать картинку AP или Reuters, нарезать истории, про которые уже рассказывают основные СМИ, и вкраплять туда что-то про Францию. Но и это путь в никуда. Кому нужен еще один CNN, только дешевле и хуже?

Мы поняли, что единственный способ завоевать аудиторию — рассказывать истории, которых у мейнстримовых медиа нет. Это не из-за того, что мы с кем-то поссорились. Эта концепция у нас возникла еще в 2006 году, когда еще ничто не предвещало катастрофы. Поэтому мы ищем истории, которые не освещаются западными СМИ, другие углы, других экспертов. При этом даем российскую точку зрения по ключевым вопросам.

— Точку зрения российского руководства или общества?

— А вы считаете, они отличаются? Вопросы, касающиеся России, мы отражаем примерно в той пропорции, в которой они отражены в российском обществе.

— То есть вы — антимейнстрим во всем, кроме вопросов, касающихся России. На Запад-то вы транслируете позицию российского большинства, то есть местный мейнстрим.

— Мы вообще не ориентируемся на местный мейнстрим, мы даже не анализируем, что здесь мейнстрим, а что нет. У нас есть западный мейнстрим. Мы по отношению к нему антимейнстрим во всем, в первую очередь в том, что касается России. Мейнстримная точка на Западе заключается в том, что Россию надо раздавить, удавить, удержать и так далее.

— Но и относительно других стран ваша линия совпадает с позицией руководства нашей страны?

— Я вам честно скажу: в большинстве случаев мы даже не знаем, какое существует отношение у нас наверху к ситуации в той или иной стране. На нас жалуются все кому не лень. Самое смешное было, когда Путин года три назад ездил в Израиль и в Палестину. В Израиле ему на нас нажаловался Либерман [Авигдор Либерман — бывший министр иностранных дел Израиля], сказал, что мы антисемиты. Мне рассказали, что потом в Палестине на нас нажаловался Аббас [Махмуд Аббас — президент Палестины].

Аудитория

Сейчас у RT шесть каналов: три новостных на английском языке (RT International, RT America, RT UK), новостные каналы на испанском и арабском языках и познавательный канал RTД. По данным Nielsen, ежедневная аудитория RT в США — 1,3 млн человек только в семи крупнейших городах; в странах Ближнего Востока и севера Африки — более 6,5 млн человек. Еженедельная аудитория RT в Великобритании — более 0,5 млн человек (данные Ipsos EMS). Исследование аудитории канала RT на испанском запланировано на конец 2015 года.

У сайта RT.com в июле 2015 года было 52,8 млн посещений, по данным SimilarWeb. Для сравнения, у сайтов Al Jazeera — 12 млн посещений, Deutsche Welle — 15,4 млн, Voice of America — 9,1 млн.

У основного международного проекта МИА «Россия сегодня», Sputnik, уже есть радиовещание и сайты и более чем на 30 языках. В планах — вещание на 39 языках в радиоэфире и интернете. Совокупная месячная аудитория онлайн-ресурсов «России сегодня», по данным агентства, за последний год достигла 46,5 млн человек. Данным по аудитории радиоресурсов в МИА не предоставили, объяснив, что радиовещание только запускается в разных странах и полноценных исследований еще не проводилось.

— Получается, что в каждой стране, где вы вещаете, вы выбираете темы, которые не освещают местные СМИ, то есть претендуете на то, чтобы формировать на Западе некоторый плюрализм мнений. А что это дает нам как российским налогоплательщикам, на деньги которых вы существуете, или российскому государству?

— Легко объясню. Наш телеканал в первую очередь отражает российскую позицию на вещи, потому что информационная война — это тоже война. Отражать российскую позицию можно эффективно, а можно неэффективно, то есть так, как мы делали первые полгода. А именно показывать позитивные документальные фильмы про Россию и рассказывать, куда поехал президент. Это очень легко, но это никто не смотрит.

А можно придумать систему, позволяющую заработать существенную аудиторию, которую нельзя игнорировать. И уже этой аудитории рассказывать те вещи, которые мы считаем важными, в том числе российскую позицию. Поверьте, огромное количество историй вообще никуда бы никогда не вышло, если бы мы этим не занимались.

— То есть, если подытожить, вы набираете аудиторию на темах, которые не освещают другие СМИ, чтобы в нужные и важные моменты рассказать своей аудитории российскую точку зрения на происходящее?

— Если совсем грубо, то да. Кстати, наше агентство Ruptly, которое поставляет видео другим каналам, — это же тоже политическая история, а не бизнес.

— А для чего оно нужно RT?

— В 2008 году, во время войны с Грузией, даже самые мои либерально настроенные друзья были возмущены тем, как западные СМИ однобоко все это освещали. Я на одном форуме руководителей крупных западных СМИ разговаривала со СМИ нейтральных стран. Я говорила: «Понятно, почему условный Fox News все это шарашил. Но вы-то почему отражали только грузинскую и западную точку зрения? Вы не показывали даже беженцев в Осетии, которые за Россию. Из вашего эфира складывалось ощущение, что и в Грузии, и в Осетии люди все ненавидят Россию, и Россия напала на всех». Они говорят: «Слушайте, ну, а где мы должны были взять другое видео? У нас нет возможности посылать туда своих корреспондентов. Все агентства показывали только это». Так происходит все время.

Я считаю, что мир находится в огромной опасности, если все дудят в одну дудочку. Предваряя ваш вопрос, я считаю, что и Россия — в огромной опасности, если внутри России это происходит. Я очень хорошо отношусь к оппозиционным СМИ, к вам например. Я, кстати, не думаю, что это синоним либеральных СМИ. Либеральное СМИ как раз мое, и с западной точки зрения так и есть.

— Обсуждалась ли когда-нибудь ситуация, при которой RT может стать бизнесом, а не только политическим инструментом? «Аль-Джазира», например, продает рекламу в США.

— Доходы «Аль-Джазиры» от рекламы все равно не сравнятся с ее бюджетом. Ни один международный канал, подобный нашему, не бизнес. Эфирные федеральные каналы получают ежеминутные рейтинги, а мы получаем, как и все остальные международные каналы, рейтинги раз в год. Поэтому рекламодатели на такие каналы, как наш, не продают рекламу, рассчитанную на продажи. Они продают рекламу имиджевую. Обычно это страны или большие корпорации типа РЖД. Вот СNN International показывает ролики Malaysia Truly Asia.

Мы некоммерческая организация, нашей первичной целью не стоит зарабатывание денег. Если у нас получается немного заработать, это хорошо. Поэтому мы тоже продаем рекламу там, где это возможно, — и в США, и не только в США. Но для нас всегда в приоритете увеличение аудитории. В какой-то момент мы запустили рекламу в Великобритании, и наше исследование показало, что у нас тут же упала аудитория. Британцы же привыкли смотреть нас, как и Би-би-си, без рекламы.

— Сколько RT в среднем зарабатывает за год?

— Это совсем незначительная цифра, она несравнима с нашими бюджетами.

— Помимо рекламы в эфире есть ли у RT еще какие-то формы заработка?

— У нас есть разные формы монетизации контента на сайтах. Также мы зарабатываем деньги на YouTube, где у нас действительно большая аудитория. У нас есть контракт с Google — мы получаем процент от рекламных доходов, размещаемых в наших роликах на YouTube. К сожалению, по контракту с Google цифру заработка мы разглашать не можем, но это точно больше, чем какой-либо другой новостной канал на YouTube. RT — новостная сеть номер один в мире на YouTube: общее число просмотров на всех аккаунтах превышает 2,5 млрд.

Опять же Google нам предлагает самые разные механизмы монетизации, которые могут увеличить наши доходы. Но, если у нас возникают опасения, что из-за этого ролик посмотрит меньше людей, я выберу людей. Чрезмерная погоня за коммерческим успехом может навредить политической журналистике.

— Кстати, о политической журналистике. В связи с возможным уходом Владимира Кулистикова с поста гендиректора НТВ снова возникли слухи о том, что вы можете стать его преемницей. Предлагал ли вам кто-нибудь в последние месяцы занять эту должность?

— Природа человеческая такова, что мы любим собирать и распространять слухи. Слуху про мое грядущее гендиректорство НТВ уже лет пять. Меня он раздражает только потому, что ставит меня в неловкое положение перед Владимиром Михайловичем Кулистиковым, которому я многим обязана в жизни и всегда буду благодарна. Алексей Венедиктов (главный редактор «Эха Москвы» — РБК), с которым у нас нежные, кстати, отношения, написал вот опять у себя в Twitter, что я иду на НТВ, а МИА сливают с ТАСС. Ну кто-то, видно, за бокалом виски ему такое сказал. А лет пять назад он писал, что видел бумагу, что после предыдущих выборов я стану пресс-секретарем президента. У этих слухов примерно одна степень достоверности.

Елизавета Сурганова, Максим Гликин
Фото: Екатерина Кузьмина/РБК
РБК