В Российской академии народного хозяйства (РАНХиГС) проходит курс открытых лекций Liberal Arts Speaking, посвященных журналистике. Представители профессии рассказывают об ее современном состоянии и о том, что с ней будет в ближайшем будущем.

Тема трудная. Я могу сразу сказать, что не всегда возможно противостоять давлению. Оно бывает совершенно разного рода — такова судьба любого СМИ не только у нас, но в любой другой стране. И это можно считать обратной стороной медали, ведь и СМИ влияют на общественное мнение. Иногда очень чувствительно, не только на общество в целом, но и на отдельных лиц. Поэтому желание влиять на СМИ было, есть и будет всегда. Вопрос только в том, насколько СМИ способны этому давлению противостоять.

Политическое давление

Работу редакции ограничивает государство — законами и нормативными актами, распоряжениями и приказами регуляторов — Минпечати и, в большей степени, Роскомнадзора. Для нас базовым законом является закон «О средствах массовой информации», но СМИ подпадают и под действие отдельных статей Гражданского кодекса, законы о персональных данных, о противодействии экстремизму и терроризму и так далее. Зная эти ограничения, СМИ устанавливают редакционные правила и редакционную политику.

Есть разные, не прописанные ни в каких законах способы воздействия на СМИ. Давление могут оказывать владельцы издания. Они могут служить передатчиками давления, которое на них оказывается извне. Это довольно распространенный способ в нашей стране — влиять на СМИ через владельцев. Им звонят, от них требуют, и их дальнейшие действия зависят от того, какие они сами установили порядки в своем издании, каковы там редакционные правила, и насколько у них самих сильная воля.

Нашими владельцами в «Ведомостях» были иностранные издатели, которые за столетия, что существуют их издания, прошли тяжелую школу, и у них уже были выработаны правила: что можно, а что нельзя, как это должно быть. Ну, плюс ко всему, они были где-то там за границей, поэтому мало кто из наших ньюсмейкеров мог до них докопаться. Хотя попытки были, и мне потом присылали письма с вопросом: «Таня, эти люди с ума сошли, что они от нас хотят?»

Владельцы СМИ в России — в гораздо более уязвимом положении. Некоторые из них даже при правильной системе ценностей не всегда могут противостоять давлению, которое на них оказывают политики и олигархи. Просто потому, что это давление может выражаться в самых разных формах — подключением правоохранительных или регулирующих органов, ударами по другому бизнесу владельцев СМИ. Довольно показательная история с холдингом РБК — удары наносились по другим активам [бывшего владельца холдинга, предпринимателя] Михаила Прохорова, но при этом ему ясно давали понять: проблема в РБК. И действительно, все проверки и уголовные дела, которые громко начались в других компаниях Прохорова, так ничем и не закончились, как только он уступил свой медиаактив.

С нынешним владельцем (официально акциями владеет семья Кудрявцева — прим. «Медузы») «Ведомостей» Демьяном Кудрявцевым произошла неприятная, трудно объяснимая история — его лишили гражданства. Точнее, отменили решение о предоставлении ему гражданства, подняв документы восьмилетней давности и найдя, к чему прикопаться. Он наверняка и сам не может знать, в чем причина. Я читала его интервью, там он прямо говорит, что у него есть несколько версий, но он не может назвать ни одну из них голословно, однако у него есть довольно стойкое ощущение, что это связано с деятельностью «Ведомостей».

Владельцы медиа в нашей стране находятся в очень уязвимом состоянии еще и потому, что многие заняли лоялистскую позицию: они идут навстречу требованиям и пожеланиям властей — и тем самым покупают себе более-менее сносное существование. Назовем этот тип политическим давлением.

Экономическое давление

В последние годы все более чувствительным становится коммерческое давление. Дело в том, что СМИ как бизнес за последние годы потеряли базовую модель монетизации. СМИ существуют за счет рекламы, до 2008-го ее было много, шел ежегодный рост доходов. И поэтому отдельные рекламодатели имели не так много возможностей оказывать давление — контракты с ними могли быть заменены контрактами с другими.

Но даже тогда примеры такого давления были. Компания Toyota, недовольная тем, что одна из больших газет опубликовала некомплиментарный обзор их новой модели, сказала: вы про нас написали несправедливо, мы снимаем все рекламные контракты. Это некрасивый поступок, но психологически объяснимый — к сожалению, рекламодатель иногда думает, что он не за оказание услуги платит, а отчасти финансирует СМИ; и если оно к нему не очень хорошо отнеслось, то считает, что у него есть моральное право рекламу снять.

История с Toyota была не в нашей стране и закончилась для нее не очень хорошо: скандал стал публичным, компания подверглась осуждению и в итоге вернула свои рекламные контракты. Так что такие вещи случаются и на Западе, но у нас распространены в большей степени.

У «Ведомостей» была громкая история в 2002 году, когда мы опубликовали расследование о том, как в Россию ввозятся товары категории luxury. Расследование убедительно показывало, что это происходит без уплаты таможенных пошлин, по серым схемам. При этом рекламодатели категории luxury были одними из ключевых тогда не только для «Ведомостей», но и для всего издательского дома Independent Media. Он был совладельцем газеты и издавал массу глянцевых журналов — Cosmopolitan, Menʼs Health и так далее — и понятно, что компании luxury для глянца всегда были ключевыми рекламодателями. Крупнейшая компания luxury сняла всю рекламу после этой публикации. Это был удар, но для того времени вполне себе переживаемый.

Сейчас ситуация ухудшилась — в рекламной отрасли всего мира произошли структурные изменения. Начиная с 2008 года доходы от рекламы в печатных СМИ стремительно сокращалась, за последние восемь лет они сократились в три с лишним раза. При этом реклама в интернете значительно росла, но основной ее поток пришел не в СМИ, а к технологическим компаниям — «Яндекс», Mail.ru, «ВКонтакте». Поразительная для меня информация: газета «Ведомости» за счет падения доходов от печатной рекламы потеряла значительную сумму, наши доходы в digital росли, но, оказалось, они компенсировали только десятую часть того, что мы потеряли в прессе. Для меня это был ужасный показатель, но это экономическая реальность, так теперь работает индустрия.

В нашей стране это усугубилось постоянно происходящей концентрацией бизнеса в одних руках. За последние восемь лет целый букет компаний-девелоперов оказались в группе ВТБ, «Гута-банк» оказался в группе ВТБ — теперь это ВТБ-24, Банк Москвы оказался тоже в группе ВТБ. То есть раньше для нас это было несколько рекламодателей и, если один обидится, остальные останутся. А теперь это один рекламодатель и, когда обижается [председатель правления ВТБ] Андрей Леонидович Костин, приходит конец всему. А обижается он часто — не только «Ведомости», многие издания через это проходили. Рычаги экономического воздействия на владельцев изданий усилились, противостоять этому становится все труднее, и противостоять этому могут не все.

Еще один вид давления на владельца, издателя и отчасти главного редактора тоже можно назвать экономическим — это запугивание судебными исками с большими компенсациями. Очень трудно противостоять, когда огромный холдинг натравливает на СМИ целую команду юристов. У нас были такие истории, я себя ощущала довольно нелепо, когда видела, что против нас работает команда из 20 высококвалифицированных юристов, которые с утра до вечера забрасывают нас претензиями, ходатайствами, угрозами, требованиями. Для них это нормально — это их работа, но для нас-то работа — газету делать, а вместо этого мы сидим и разгребаем эти требования.

Давление друзей

Самый, на мой взгляд, неоднозначный и тяжелый вид давления — это друзья. Когда у вашего владельца есть друзья, партнеры, родственники, которые начинают звонить и говорить — послушай, как же так, пойди — скажи своим. Не у каждого человека есть твердость отделять работу от этих отношений. Заранее понятно, что на тебя все равно обидятся. Сколько угодно можно объяснять, что ты не имеешь права никому выкручивать руки — тебе все равно не поверят.

Показательный пример был в истории «Коммерсанта», когда главным редактором был Андрей Васильев — у него широкий круг общения, он со многими дружил, пил, общался. И однажды его журналисты раскопали информацию о том, что некий топ-менеджер будет назначен председателем правления большого банка. Они подготовили статью, этот топ-менеджер об этом узнал, позвонил Андрею Васильеву и сказал: слушай, там вот твои написали, что меня назначат, вот я тебе мамой клянусь, что это неправда. Мы с тобой друзья, я тебе во всем клянусь, не пишите лажу. Андрей в это время был не в редакции, это был выходной день, он просто позвонил и сказал: не печатайте, я точно знаю, что это неправда. Журналистам было очень обидно, потому что они-то точно знали, что правда. Им было настолько обидно, что (и это единственный случай за все время жесткого конкурентного противостояния между «Ведомостями» и «Коммерсантом») их журналист позвонил нашему журналисту и сказал: слушайте, у нас вот есть информация, мы в ней уверены, но опубликовать не можем. Если вы сможете эту же информацию доказать, флаг вам в руки. Мы смогли доказать, у нас ушел на это дополнительный день. И этого человека действительно назначили, буквально в течение двух дней.

Дело было в том, что совет директоров окончательно еще не одобрил кандидатуру этого топ-менеджера, и для него настолько было важно, чтобы это не утекло в паблик, что он позвонил своему другу и обманул его.

Я этот случай запомнила еще и потому, что Андрей Васильев потом собрал редакцию, перед всеми извинился и напечатал в «Коммерсанте» колонку, где объяснял, как его развели и кинули, и как ему теперь стыдно. В общем-то, это был мужественный поступок с его стороны.

Я вела себя по-другому — просто ни с кем не дружила. Потому что знала и всегда говорила журналистам: нельзя дружить с людьми, о которых, возможно, вы будете что-то писать. Этот человек обязательно тебе позвонит, припомнит дружбу и будет оказывать давление. А когда вы окажете сопротивление, он будет обижен и страшно разочарован.   

Мне звонил один ньюсмейкер — высокопоставленный, при этом приличный и положительный, у нас всегда были хорошие отношения. Его должны были куда-то назначить. И он не пугал, не стращал, не давил, он жаловался, говорил: «Таня, ну пожалуйста, ну подождите хотя бы день, у нас совет директоров завтра, вы напишете, а вдруг это как-то повлияет, ну что вам стоит?» Его можно понять по-человечески, но в ответ я ему сказала: мы существуем в конкурентной среде. Я сейчас пойду вам навстречу, но я же не знаю, что в этот момент делают с вашим назначением «Коммерсант» или РБК. Я сейчас отнесусь с пониманием, мы задержим эту заметку, но завтра она будет у конкурентов. И к ним уйдут читатели, к ним уйдет успех, к ним в итоге уйдет реклама. Поэтому, извините, но это бизнес, мы не хотим сделать вам ничего плохого, но у нас достаточно информации и доказательств, чтобы написать про вас. Я была права: назавтра такая же заметка была в «Коммерсанте».

Давление ньюсмейкеров

Давление ньюсмейкеров -— интересная тема, с которой мы в «Ведомостях» сталкивались постоянно. Ньюсмейкеры очень хитрые, циничные, и они очень сильно мотивированы, потому что последствиями наших публикаций могут быть их значительный ущерб или репутационные проблемы. Тогда как для нас это — одна из заметок — эксклюзивная, хорошая, но у нас их в год сотни. Получается, их заинтересованность на порядки выше, они бросают на противостояние очень большие силы, и в ход идет все — подкуп, ложь, запугивание, провокации.

Коллеги из Financial Times и The Wall Street Journal проводили с нами тренинги по этическим и законодательным проблемам. И рассказывали такой случай. Один из журналистов The Wall Street Journal когда-то пошел на сотрудничество с очень ценным для издания источником. Он давал им много биржевой информации о рынках, о сделках, но у него изначально было условие: его имя никогда, ни при каких обстоятельствах не появится в издании. Журналист пообещал ему это. И они долго сотрудничали, пока не выяснилось, что этот человек замешан в мошенничестве. Началось расследование, оно вылилось в громкое дело, об этом человеке писали все издания. А в The Wall Street Journal с ужасом поняли, что они дали слово — никогда не публиковать его имя. Это была катастрофическая ситуация для газеты. Слово они сдержали, но это стало для них уроком. Позже они разработали правила: какие обещания можно давать, а какие нельзя.

В нашей стране самая распространенная ловушка в отношениях с источниками информации выглядит так: он знает, что его информация вот-вот куда-то утечет. Для него, допустим, критично, чтобы ее не опубликовали «Ведомости» или «Коммерсант». И тогда он говорит журналисту: я тебе расскажу, но только офф-рекорд, и ты обещай мне про это не писать. И таким образом, он блокирует информацию — ну, как же, ему дали слово — и может жить спокойно.

Мы решили эту проблему так. Предупреждали источник: перед тем, как вы начнете что-то рассказывать, знайте, если мы получим ту же самую информацию от другого человека — эмбарго становится недействительным, и мы публикуем текст. Это честная договоренность. Такие случаи были, и некоторые источники потом говорили: да, неприятно, но это ваша победа. Очень важно оставаться честным. 

Разные виды и совокупность этого давления рождают самоцензуру; ее причиной является боязнь потери. Владелец и издатель боятся потерять деньги, другой свой бизнес, партнеров, рекламные контракты, друзей. Это тяжелый выбор для каждого человека, ты каждый раз думаешь: стоит ли оно того?

Правила и давление

Всегда легче противостоять разным видам давления, когда в редакции есть четкие правила. Давить всегда легче, когда правил нет, и решения принимается волюнтаристски — можно звонить и кошмарить главного редактора как угодно. Когда главный редактор может в ответ сказать: сорри, я не могу, у нас правила — это всегда сложнее для того, кто оказывает давление. Правила — не панацея, но это способ защиты.

«Догму» «Ведомостей», которая регламентировала работу журналистов, мы принимали для себя — чтобы нам было проще работать внутри, но потом я поняла, что наличие правил в издании помогает в тяжелых дискуссиях с попытками давления на тебя.

Когда вы пойдете работать в редакцию, помните, что это очень важно — понять, есть ли там правила, насколько их строго соблюдают. В правильной редакции, которая действует в соответствии с законом, учредитель и владелец не могут оказывать давление на редакцию. Коммерческая часть и издатель не должны знать, о чем мы пишем, пусть иногда и случаются курьезные вещи, когда нелицеприятная статья о компании стояла рядом с ее рекламой. Просто редакция не знала, какие рекламные модули ставятся в газету, а отдел рекламы не знал про то, какие выйдут тексты.

По закону у каждого издания должен быть устав — документ, который регламентирует взаимоотношения редакции, издателя, учредителя, владельца СМИ. В «Ведомостях», когда стало известно, что у нас будет новый владелец, мы его сделали более детализированным, четко прописали, что является исключительной компетенцией редакции, что является исключительной компетенцией главного редактора, в каких случаях созывается общее собрание редакции. В частности, было введено положение, что любые последующие изменения этого устава возможны только с одобрения большинства голосов редакции. Это документ, который сдается в Роскомнадзор, он там регистрируется. И, в конце концов, если у вас когда-нибудь владелец или издатель даст слабину под внешним давлением, то этот документ будет являться неким ограничителем для него снизу. Вы всегда можете достать устав, зачитать ему положения и сказать: сорри, ты не имеешь на это права.

В нынешней очень тяжелой ситуации, когда СМИ подвергаются разнообразному давлению, очень важно подходить к этому вопросу системно. Эти документы вам потом будут помогать, они будут вашей поддержкой.

Давление на региональные СМИ

Я не так давно помогала консультациями одному региональному изданию. Типичная для России картина. Одним из учредителей является госкомпания, поэтому все публикации, затрагивающие местную власть, воспринимаются как недопустимые. Это не редакционная политика — но там существует практика снятия статей. И это очень плохо воспринимается журналистами, это их демотивирует. И когда я с ними разговаривала, они меня спрашивали: вы нам скажите, зачем тогда вообще работать, если ты пишешь статью про сына мэра и ты понимаешь, что ее снимут. Ну, что тогда? Может быть, вообще этим не заниматься?

Надо сказать, что для меня это был довольно-таки тяжелый урок, потому что я сама никогда в таких ситуациях не оказывалась; поставила себя на их место. Ребята там все хорошие, директор издания — хорошая, правильная женщина. Но у нее нет другого учредителя, у нее есть только этот. Издание не самоокупаемое, учредители дают деньги, и она находится между молотом и наковальней. И она вынуждена бывает снимать статьи своими руками. Она понимала, что это очень плохо, но понимала, что и другого выхода у нее нет.

Я не смогла исправить эту ситуацию, она неисправляемая. Дала всего лишь несколько советов, как противостоять… Как сделать эту ситуацию максимально трудной для тех, кто давит. Чтобы в следующий раз он сильно подумал, надо ему это или нет. Чем труднее будет эта ситуация, тем меньше у него будет решимости это сделать.

Как можно эту ситуацию затруднить? Я сказала директору прямо: вы должны отменить себе вход в админку [программу, где пишутся и редактируются тексты — прим. «Медузы»], это прерогатива и право главного редактора. Вы можете только убеждать его, а не залезать своими руками — это, в конце концов, запрещено законом. Главному редактору я сказала: если не можете отказать и понимаете, что это приведет к очень плохим последствиям для редакции, как минимум — сопротивляйтесь, напоминайте про закон, про цензуру, про то, что она уголовно наказуема. Это болезненный разговор, так пусть и для тех, кто давит, он тоже будет болезненным.

Еще и маленькие хитрости нужно знать. Одну злосчастную в итоге снятую статью они поставили на сайт примерно в девять вечера. Буквально в течение получаса им позвонили и потребовали эту статью снять — и ее никто не успел увидеть. Я сказала: ребята, в следующий раз ставьте в девять утра. Это, во-первых, время максимального трафика, во-вторых, на работу приходит основная команда новостных мониторщиков больших агентств — «Интерфакса», РИА Новости. Надо ставить статью в этот момент. Потому что если бы в следующие 20-30 минут эту статью заметили федеральные агентства, — все уже, поздно было бы ее снимать, ее уже процитировали бы везде. А даже если бы и после этого ее сняли, все равно вы как журналисты сделали свою работу для аудитории — люди бы ведь это прочли.

Как сделать так, чтобы им не звонили с такими приказами — и чтобы они не были вынуждены этим приказам подчиняться, я, к сожалению, не знаю.

Источник: meduza.io