У вас огромный послужной список в плане количества проектов на радио и телевидении. Какие из них вам ближе?

Сложно измерять в категориях «ближе-дальше». Есть те, которые больше запомнились, и те, которые запомнились меньше. Если брать телевизионные, конечно, самым громким и самым запомнившимся — как мне, так и, судя по всему, зрителям — осталось то, что мы делали на MTV: «Бодрое утро» и «Правила буравчика».

Но запоминались и другие проекты, пусть и менее заметные… Один из последних выходил на канале «Ю» — «Диета для бюджета». И рубрика, которую я делал когда-то в «Вечернем Урганте», — тоже очень веселая была, хотя и выходила нерегулярно.

Они все очень разные, их очень сложно сравнивать, потому что они не похожи друг на друга. То же самое и на радио. Сейчас у меня вечернее шоу на «Европе Плюс», которое уже много лет выходит, и мне в целом нравится.

А что вам ближе — телевидение, радио или «живые» мероприятия?

Тоже сложно сказать, при том что это вроде одна и та же профессия, но, наверное, разные грани. Хотя сейчас уже все радиостанции укомплектованы и камерами, но все равно, я думаю, 90%, а то и 95% аудитории радиостанций — это слушатели, а не зрители. То, что ты говоришь, и то, как ты говоришь, воспринимается по радио намного более остро, чем все то же самое, сказанное по телевизору.

Почему?

Обостряется восприятие. Медицинский факт: если человек теряет зрение, у него обостряются все оставшиеся у него в распоряжении чувства: слух, обоняние, осязание и так далее. Принимая только звуковую информацию, мы больше концентрируемся и больше нюансов слышим. У телевидения, конечно, есть свои плюсы для ведущего: то, что ты не можешь по радио показать жестом, мимикой и так далее, перед камерой легко реализуемо.

Радио больше ограничивает?

С одной стороны, ограничивает. С другой стороны, одна интонация голоса намного ярче будет слушаться, чем смотреться. Если же говорить про мероприятия, про концерты, корпоративы, там самое главное отличие — это моментальная обратная связь. Там ты видишь, насколько твоя шутка зашла или не зашла, насколько ты поймал или не поймал волну настроения людей, которые собрались.

А приходилось ли сталкиваться с равнодушной или даже враждебной аудиторией?

С враждебной, пожалуй, нет. Я редко, будучи одетым в болельщика «Динамо», выступал на стадионе «Локомотив». Но бывает аудитория, которая уже вся такая пресыщенная, уставшая; ее нужно чем-то удивлять, а она все равно показывает, что все это уже видела 15 лет назад.

То, что ты говоришь, и то, как ты говоришь, воспринимается по радио намного более остро, чем все то же самое, сказанное по телевизору.

И как их расшевелить?

У ведущего не так много средств в арсенале. По большему счету, ведущий чаще всего — это связующее звено между номерами. Поэтому, если я просто ведущий и у меня нет, как у стендаперов, заготовленной текстовой программы, — идут интерактив и импровизация в чистом виде. Общение с людьми — это мое сильное место. Я могу разговорить любого человека — и по телефону, и на радио, и на мероприятии. И если надо, в разговоре могу привлечь не только его внимание, но и всех окружающих.

По какому принципу вы выбираете проекты, в которых будете участвовать, и в каких проектах вы бы не стали участвовать никогда?

Вряд ли я бы сгодился в информационное вещание, по крайней мере сейчас, в нынешнем его виде и формате. Впрочем, мне таких проектов и не предлагали. Навряд ли бы я подошел и для проектов, где нужно активно разбирать нижнее белье, преимущественно недостиранное. У меня немножко другой стиль ведения, я люблю иронию, а там какая ирония? Там нужно разобраться, чьи это трусы, бабушкины или внука. Если пошутишь, тебя не поймут собравшиеся эксперты, которые уж точно знают толк в трусах.

А так, как выбираю? По-разному. Ко мне приходят с каким-то предложением, мы обсуждаем его и, как правило, проекты чуть-чуть, но корректируются и дорабатываются — если это не лицензионный проект, конечно.

На ходу?

Да, и на ходу, в том числе даже после начала съемочного процесса. Я в этом принимаю участие с большим удовольствием.

А какая ошибка ведущего на телевидении или на радио может считаться критической?

Если при объявлении результатов выборов у ведущего не учащается пульс, если у него не появляется прочувствованность в голосе, — это, конечно, признак профессиональной некомпетентности, я считаю.

А так... Не знаю, сейчас такое количество новых законов принимают, что уже сложно предположить, что может стать такой критичной ошибкой для ведущего. Кто бы мог подумать несколько лет назад, что Comedy Club будет извиняться в полном составе за пусть некорректную, но все-таки шутку? Когда там все — и девушки, и парни, — в полном составе на фоне романтической музыки приносят извинения…

Я не за то, чтобы оскорблять, обижать какие-то отдельные социальные или национальные группы, но если так дальше пойдет, юмора не останется. А обидеться всегда можно найти на что. Это очень сильно сужает поле работы, простор для шуток. Не нравится юмор? Переключи, все очень просто.

Расскажите о вашей работе в дубляже? Вы долгие годы озвучивали персонажа «Ледникового периода». Как случилось попасть в этот проект?

Это было давно, наверное, год 2001 или 2002. Проходил кастинг — так же, как и на роль в сериале, на роль в фильме. У меня было некоторое преимущество, потому что на тот момент прокатчик хотел узнаваемых среди молодой аудитории людей. И так туда попали мы с Ольгой Шелест. Женских ролей тогда, в первой части «Ледникового периода», не было вовсе: в первой части Ольга озвучивала, если я ничего не путаю, подругу Сида, моего персонажа, но на монтаже ее из основной части вырезали, она осталась только в DVD-версии. Кстати, это повод купить DVD и пересмотреть дополнительные материалы.

Но тем не менее все равно нужно было соответствовать. Несмотря на то, что у меня было некоторое преимущество, я, конечно, нервничал. Но в целом пытался звучать так же, как Джон Легуизамо, который озвучивает Сида в оригинальной версии. Что-то получилось, и вот уже пять частей мы счастливы вместе.

Но были и другие работы, так ведь?

Да. Я дублировал отдельных персонажей и в обычных фильмах, в «Рок-волне», например, и в мультфильмах — «Норм и Несокрушимый». Все персонажи очень разные, тем интереснее их озвучивать. Но Сид — это, конечно, one love: он такой, абсолютно придурковатый, одновременно трогательный, истеричный, преданный, очень забавный. Сейчас смотрю другие мультипликационные фильмы с сыном, и, конечно, понимаю, насколько мне повезло с героем. Таких разноплановых и забавных персонажей очень мало.

Еще вы озвучивали рекламу iPhone 6. Почему вы взялись за это, и стали бы вы участвовать в каких-то других рекламных кампаниях?

Это не единственная реклама, где я принимал участие. Я рекламировал и одну из марок кофе — уже очень давно, — и один из автомобильных брендов.

Голосом — да, только iPhone. Когда тебе лично звонит Стив Джобс, ты же не можешь отказать, да? Мне Стив Джобс не звонил, я мог отказать, но Apple умеют убеждать.

Идея была интересной: кому принадлежат голоса в рекламе, нигде не анонсировалось. Но голоса везде должны были быть узнаваемыми. В Америке это озвучивали Джастин Тимберлейк и Джимми Фэллон. В каждой стране, где эта реклама локализовывалась, озвучанием занимались местные звезды с узнаваемыми голосами. У нас озвучиванием занимались мы с Ольгой Шелест, дуэтом, но про это нигде никто в открытую не говорил. Это было прикольно.

В итоге сняли целую серию роликов, в одном из них роликов нам надо было петь голосами музыкальную тему к «Космической одиссее» Кубрика. Она же звучит в заставках «Что? Где? Когда?». И теперь всегда, когда смотрю «Что? Где? Когда?», я начинаю петь то, что мы тогда пели. У меня нет вокальной подготовки, я не учился в музыкальной школе, но к нам приходил педагог по вокалу, который меня за 1–2 смены озвучания как-то поднатаскал. Так что спонсором моих уроков по вокалу был Тим Кук.

Голос — это, по сути, ваш главный рабочий инструмент. Насколько велика нагрузка за один эфир?

У радиоведущих нагрузка не так уж велика: микрофоны нынче чувствительные, и там уже не нужно ни кричать, ни как-то форсировать голос, работать на связках, что называется. Поэтому серьезной нагрузки я, по крайней мере, не ощущаю.

Другое дело, что, поскольку я всю жизнь работаю голосом, а носоглотка с детства мое слабое место, то кашель и насморк сразу сказываются на голосе. Сначала в положительную сторону: голос становится бархатистым, глубоким, чуть-чуть хрипловатым, но это длится 1-2 дня, потом он либо уходит совсем, либо заливается насморком. Приходится лечиться.

Какие-то профилактические меры вы принимаете для этого?

Мне кажется, профилактика тут и невозможна. «Беречь голос и не переохлаждаться» — это любая бабушка любого человека скажет лучше меня: «Надень шарф, надень шапку. Шерстяные носки где? Почему? Дома сквозняк».

Но если пропал голос, то у каждого свои методы. Что работает для одного, не факт, что будет работать для другого. Но справедливости ради я и не прибегал к каким-то совсем уж серьезным мерам… Фониатры иногда используют уколы в связки — это для вокалистов, музыкантов, которым необходимо отпеть, отработать концерт даже в больном состоянии.

Для профилактики у меня есть полоскание, рецепт которого мне дала один из ЛОР-врачей – там в составе глицерин, водка и валидол, оно смягчает и успокаивает связки. Я для себя понял, что, когда заболеваю, нужно как можно чаще полоскать горло, как можно чаще промывать нос, и как можно больше теплого питья.

Скажите, а были какие-то экстремальные ситуации, когда на носу эфир, запись, мероприятия, а голоса нет, и надо его как-то срочно восстанавливать?

Бывало, но тут ничего не поделаешь. Эфир, пожалуй, можно пропустить: поскольку в вечернем шоу я работаю не один, у меня есть соведущая. И если я заболел, то меня прикроют.

А вот с телепрограммами бывало по-разному. Естественно, и с температурой случалось работать. Если это прямой эфир, то его не перенесешь. Мероприятия? То же самое: охрип, но работать приходится дальше. Почему мероприятия я отдельно выделяю? Потому что там ты интенсивнее работаешь голосом, громче разговариваешь. На следующий день, как правило, голоса нет совсем. И не дай бог, мероприятий несколько друг за другом: тогда стоит задуматься уже про тот самый укол в связки. Но это даже звучит страшно, так что я как-то не готов к такому. К счастью, в такие ситуации никогда не попадал.

С 2010 года вы чуть ли не каждый год на новом телеканале. С чем связана такая активная смена поля деятельности?

Если обобщенно, телеведущих можно разделить на две большие группы. Первая — это люди, у которых контракт с определенным каналом, вторые — ведущие, с которыми подписывается контракт на определенный проект.

Сейчас такое количество новых законов принимают, что уже сложно предположить, что может стать такой критичной ошибкой для ведущего.

У меня как? Снимаем один проект, он выходит на канале «А», проект заканчивается, и если у него не предполагается следующего сезона, то, соответственно, я открыт для предложений. Эксклюзивного контракта у меня нет, я не ограничен в участии в проектах для других каналов. Не то чтобы я специально пытался опылить все цветочки нашего телевидения, просто так совпадало, что проекты выходили на разных каналах.

И последний вопрос. Если бы вдруг встал вопрос о радикальной смене поля деятельности по какой бы то ни было причине, чем бы вы предпочли заниматься?

У меня есть мечта: я бы хотел быть богатым наследником. Уже готов выполнить свою часть этой непростой миссии, но почему-то никто мне не предлагает. Никто не приходит и не говорит: «Антон, нам срочно нужен богатый наследник. Наследство гигантское. К сожалению, все отказываются, никак не можем найти человека». Вот он я, я готов.