СТЕНОГРАММА БЕСЕДЫ

Д.Пещикова― 15 часов и почти 6 минут в Москве. Андрей Поздняков, Дарья Пещикова. Мы с вами и с нами и с вами персонально ваш и наш глава Совета по правам человека при президенте России Михаил Федотов. Здравствуйте, Михаил Александрович.

М.Федотов― Здравствуйте.

А.Поздняков― Здравствуйте, Михаил Александрович. Хочется начать с истории вокруг «Новой газеты» и четы Сечиных. Вслед за своей супругой и глава «Роснефти» Игорь Сечин подал иск к «Новой газете» из-за нашумевшей публикации о яхте «Принцесса Ольга». Там, насколько я помню, был достаточно аккуратный текст, в котором высказывались подробности о том, что это за яхта. Кроме того, были подозрения о том, что каким-то образом семья Сечиных, может быть, с этой яхтой связана.

Д.Пещикова― Например, может арендовать. Не утверждалось ничего.

А.Поздняков― И теперь семья Сечиных собирается судиться с журналистами. Конечно, много раз уже были похожие кейсы с исками. Кого в этой ситуации надо защищать, как вы считаете: СМИ или Сечиных?

М.Федотов― Во-первых, нужно защищать права человека, скажем так.

А.Поздняков― Но тут они явно сталкиваются друг с другом – права.

М.Федотов― У каждого человека есть права человека, давайте исходить все-таки из этого. В данном случае, я к сожалению, не очень в курсе тех претензий, которые содержатся в исковых заявлениях…

Д.Пещикова― Требуют опровергнуть информацию, которая, с точки зрения Ольги Сечиной, Игоря Сечина не соответствуют действительности и порочат их честь и достоинство.

М.Федотов― Понял. То есть речь идет об опровержении информации. Если речь идет об опровержении информации, следовательно, речь идет об информации, которая: а) не соответствует действительности, и б) порочит честь и достоинство того или иного лица.

А.Поздняков― По мнению заявителей.

М.Федотов― По мнению заявителей, да. Но по мнению заявителя – это одно, а как определит суд – это другое, то есть суд уже должен определить, действительно, порочит или не порочит.

Д.Пещикова― Вот смотрите, есть история, когда журналисты отслеживают передвижение какого-то лица или передвижение какого-то транспортного средства, — в данном случае водного – яхты, — видят, что яхта конкретная с конкретным номером перемещается по определенному маршруту и видят фотографии человека, который на этой яхте, скорей всего, потому что метки маршрутные совпадают, много раз передвигается… Разве журналист не может об этом написать, причем не утверждая – мы еще раз подчеркнем – в публикации, что это точно яхта, принадлежащая Игорю Сечину или Ольги Сечиной. И высказывались предположения, что, может быть, они ее арендуют или, может быть, купили, но это неизвестно до конца. Ведь соблюдаются вроде здесь все осторожности, никаких прямых заявлений не делается, тем не менее иски…

М.Федотов― Вот иски я не читал, но публикацию эту я читал, и, честно говоря, я не увидел там ничего, что могло бы вызывать какие-то юридические претензии, но должен вам сказать, что юридические претензии порой возникают совершенно на пустом месте. Вспомним историю с нашими олимпийцами и паралимпийцами. Поэтому я не удивляюсь тому, что появились такие иски. Они вполне могли появиться. Но какая под ними основа, это еще предстоит выяснить. И, я думаю, что надо просто помнить, что закон говорит: Кто распространил информацию, тот должен доказать ее соответствие действительности; а тот, кто предъявляет иск, он должен доказать, что эти сведения распространенные, порочат его.

М.Федотов:Кто распространил информацию, должен доказать ее соответствие действительностиQТвитнуть

Д.Пещикова― Так, а что журналистам теперь надо будет доказывать? Что, действительно, это фотографии, которые были опубликованы, и, действительно, яхта передвигалась по такому маршруту или что?

М.Федотов― Ну, конечно.

Д.Пещикова― Немножко абсурдно.

М.Федотов― Почему?

Д.Пещикова― Да, потому что в публикации это все показали.

М.Федотов― Понятно. Вот эти все открытые источники нужно будет предъявить суду, больше ничего.

А.Поздняков― Если они не изменились с тех пор.

М.Федотов― Что — суд или источники?

А.Поздняков― Источники.

М.Федотов― А как они могли измениться?

А.Поздняков― Фотографии удаляются из Инстаграма, конечно.

М.Федотов― Естественно, я не сомневаюсь, что редакция газеты наверняка обеспокоилась тем, чтобы все скрины заранее зафиксировать и нотариально удостоверить. И пожалуйста, дальше уже нечего удалять, дальше можно удалять сколько хотите.

Д.Пещикова― Если всё зафиксировано, все есть, как вы думаете, суд примет сторону журналистов?

М.Федотов― А почему нет?

Д.Пещикова― То есть почти не сомневаетесь, что не удастся Сечину выиграть?

М.Федотов― А я не знаю, как будет построена правовая позиция Сечина и его супруги. Я просто не знаю. Будь я адвокатом семьи Сечиных, я бы не стал, например, обращаться с этим иском.

А.Поздняков― Но если суд вынесет решение против «Новой газеты», вы стали бы поддерживать издание, журналистов?

М.Федотов― Конечно, мы всегда поддерживаем журналистов, когда правда на их стороне. А это очень часто бывает именно так. Бывают, конечно, среди журналистов тоже свои негодяи, к сожалению, но я их не считаю журналистами, не считаю своими коллегами.

Д.Пещикова― Но к «Новой газете» у вас претензий нет в данном конкретном случае?

М.Федотов― В данном конкретном случае нет.

А.Поздняков― Похожая история еще одна была у нас с транспортными средствами. Это история про пресловутых собачек корги Шувалова. И на само деле, кажется типичная история, когда отслеживают какое-то перемещение, частную жизнь публичных персон, выставляют напоказ, иногда раздувают из этого скандал, заслуживая некоторую критику со стороны, иногда не заслуживая критику со стороны. Вообще, как вы считаете, надо ли изданиям, СМИ воздерживаться от публикаций на личную тему и как-то ограничивать себя или можно свободно писать о том, кто, где и как перемещается и предполагать все что угодно? Так ведь можно далеко зайти.

М.Федотов― Это, кстати говоря, проблема не только нашей страны. Она существует во многих странах мира, где существует пресса хоть в малой степени свободная. И решается она по-разному. Мне наиболее близки методы решения способами саморегулирования, когда журналистское сообщество вырабатывает свой кодекс этики и руководствуется этим кодексом этики. У нас есть свои кодексы этики: есть Кодекс этики российского журналиста, есть Хартия телерадиовещателей. Ну, и много мы знаем людей, которые этим руководствуются? Я знаю, что, например, на «Эхе Москвы» есть свой кодекс этики Московская хартия журналистов, правильно?

А.Поздняков― У каждого свой кодекс этики, получается, на практике.

М.Федотов― Вы знаете, на самом деле, нет, потому что на самом деле все эти кодексы, если их положить рядом, они говорят обо одном и том же: что врать не надо, что вмешиваться в чужую жизнь не нужно, вернее, это иногда бывает нужно для защиты общественных интересов, но, например, такая вещь, как право на информацию – это вполне уважаемое право человека, а право на любопытство – это, извините меня, нечто совершенно иное. И когда подсматривают в замочную скважину за соседом, это, наверное, мягко говоря, нехорошо. А когда подсматривают за политическим деятелем, когда он берет взятки, это, наверное, правильно.

М.Федотов:Будь я адвокатом семьи Сечиных, я бы не стал, например, обращаться с этим иском QТвитнуть

Д.Пещикова― Ну, это, если взятки, а если подглядывают в эту замочную скважину за личной жизнью. Кейс Касьянова – Пелевиной.

М.Федотов― Ну, зрелище омерзительное. Но человек, который занимается политической деятельностью, публичная фигура. Сфера его частной жизни, частной неприкосновенности значительно уже. Общество хочет знать, что он делает, как он себя ведет, в том числе, изменяет он своей жене или не изменяет.

А.Поздняков― То есть здесь вы склонны все-таки защищать журналистов?

М.Федотов― Да, да.

Д.Пещикова― А здесь тоже можно было бы по идее покорректней себя вести. Например, представить записи в звуке, но не показывать то, что было показано.

М.Федотов― Конечно. Я поэтому и говорю, что зрелище омерзительное, но проблема заключается в том, что человек является общественной фигурой, публичной фигурой. Публичная фигура… Когда вы выходите на улицу, вы стараетесь одеваться не так, как вы одеваетесь дома. Дома вы можете ходить как угодно, потому что никто кроме домашних вас не видит, а на улице вас видят все-таки все окружающие. Поэтому вы должны понимать, что здесь нужно вести себя несколько иначе.

Д.Пещикова― Так получилось, что, если ты общественный деятель, то ты и дома должен одеваться так, как будто ты на улице, потому что может произойти все что угодно: запись появиться.

М.Федотов― Ну, не что угодно. Все-таки в квартиру к тебе не должны залезать. А если кто-то занимается тем, что залезает в чужую квартиру – это уже уголовное дело.

А.Поздняков― А в случае с предполагаемыми дочками Путина оправдан интерес журналистов к различным девушкам, молодым женщинам, которые по их предположениям наверняка являются членами семьи президента, которых тщательно скрывают от медийного пространства.

М.Федотов― Интерес оправдан, безусловно. То, что эта информация не предается гласности, это тоже частное дело каждого. Вы мне можете задавать любые вопросы, но я далеко не на любые вопросы захочу ответить.

А.Поздняков― Ну, конечно, да, право любого человека.

М.Федотов― Ну вот.

Д.Пещикова― Но одно дело — просто задавать вопросы, а другое – задавать вопросы и понимать, что твоих коллег за похожие вопросы уже прижимали, начинались у них сразу проблемы после того, как они какие-то публикации на похожие темы делали.

М.Федотов― Это плохо. Мне это не нравится, сразу могу сказать. Потому что право задавать вопросы принадлежит журналисту профессионально: и по закону, и по правилам профессии. Это нормально. А если он задает вопрос политику – политик не может на этот вопрос ответить – ну, плохой политик.

А.Поздняков― Но оценивать это уже будет избиратель в идеале.

М.Федотов― Конечно. Кстати говоря, сейчас у нас идет предвыборная кампания. Вот сейчас надо задавать политикам самые острые вопросы и смотреть, как они будут на них отвечать.

А.Поздняков― Кстати, о предвыборной кампании. Большой скандал разразился в связи с ситуацией с обрезаниями в Дагестане. Уже я даже видел такое предположение, что все это не лишено какого-то политического, может быть, смысла. Вот вы это видите в контексте предвыборной кампании, или же это вскрылась гноившееся давно рана?

М.Федотов― Я вам скажу, я как раз политической части не вижу никакой, ну, может быть, потому что я, слава богу, политикой не занимаюсь никакой много-много лет. Но вижу здесь проблему защиты прав женщин, защиты прав детей, безусловно.

А.Поздняков― А она есть – реальная проблема?

М.Федотов― Это реальная проблема, во всяком случае, мы с ней сталкивались в совете и к этой теме подходили. Но мы договорились, что мы ее обсуждать публично не будем.

А.Поздняков― Почему?

М.Федотов― Потому что это именно может привести к распространению такой практики.

А.Поздняков― Ох…

М.Федотов:Право на информацию – это уважаемое право, а право на любопытство – это нечто совершенно иноеQТвитнуть

М.Федотов― Да, да.

Д.Пещикова― Обсуждение приводит к пропаганде?

М.Федотов― К сожалению, у нас в обществе и не только в нашем обществе, в любом обществе есть немало людей не вполне здоровых; есть фанатики, есть люди психически больные. И ставить девочек под угроза подобного насилия над ними я бы, честно говоря, не хотел. Поэтому мы договорились, что мы эту проблему будем обсуждать с прокуратурой, с Минздравом, с психологами, с представителями Минобразования, но не в общественном пространстве. Чтобы эту тему не раздувать.

Д.Пещикова― Ну так подождите, в прокуратуру заявления писать какие-то?

М.Федотов― При чем здесь заявления писать?

Д.Пещикова― Вот Диана Гурцкая написала, например.

М.Федотов― Очень правильно.

Д.Пещикова― Почему вы, ваши коллеги, зная, что есть такая проблема, еще до того, как был опубликован доклад, не обращались в органы.

М.Федотов― Мы тоже такое обращение сделали. Такое обращение есть, но мы его не публикуем на сайте, мы о нем нигде не рассказываем. Потому что это не пиар, это серьезная проблема.

Д.Пещикова― Но оно было сделано, оно существует?

М.Федотов― Да-да.

А.Поздняков― Позвольте на этом моменте остановиться, это очень интересный подход.

М.Федотов― Здесь нужно очень тонко, очень деликатно посмотреть, где эта проблема, где такая практика реально существует, выявить истоки этой практики и найти способы, как эту практику искоренить.

А.Поздняков― То есть, если есть информация – я просто для сравнения – о безнаказанном избиении воспитанников детских домов, об этом лучше не сообщать, потому что распространится…

М.Федотов― Почему?

А.Поздняков― Но это же просто очень похожая ситуация.

М.Федотов― Нет, это разные вещи.

А.Поздняков― А что отличает эту ситуацию?

М.Федотов― Я вам приведу другой пример, который будет вам, наверное, понятен. Тема права ЛГБТ-сообщества. До тех пор, пока эту тему не начали раздувать наши политики, ЛГБТ-сообщество жило своей жизнью спокойно, нормально, ну них не было никаких проблем.

Д.Пещикова― Да слушайте, они давно жалуются. Им не дают проводить мероприятия, они сталкиваются все равно с агрессией. И еще до того, как публичная дискуссия накалилась до предела. Это было, мне кажется, практически во все времена.

М.Федотов― Правильно. А потом мы накалили эту дискуссию до совершенно немыслимого предела совершенно неизвестно зачем. Потому что у нас в стране есть гораздо больше очень серьезных тем, значительно более важных, чем эта. Нужно признать, что ЛГБТ-сообщество существует законно, легально и пусть себе существует на здоровье. Не надо выносить это на первые полосы наших газет.

А.Поздняков― А в чем проблема-то, что вынесли? Вынесли – все узнали о проблемах. Это же проблема, что людей за их особенности притесняют.

М.Федотов― Вот. И после этого как раз начались и притеснения и избиения.

Д.Пещикова― Мы и говорим, что это было всегда, еще до каких-то НРЗБ

А.Поздняков― Подождите, я хочу понять, что некоторых геев убили просто потому, что ЛГБТ-сообщество стало муссировать эту тему?

М.Федотов― Да не ЛГТБ-сообщество начало муссировать эту тему. Это не они поняли эту тему. Я не о них говорю. Я говорю о тех политиках, которые раздували эту тему, которые принимали эти законы о пропаганде.

Д.Пещикова― Это уже разные вещи. Одно дело — раздувать тему, другое – принимать законы. Вот законы – это уже другое.

М.Федотов― А это результат. Они раздули кампанию, а дальше в рамках этой кампании приняли бессмысленный абсолютно закон, просто бессмысленный.

Д.Пещикова― Вы предлагаете нам, как журналистам не обращать внимания на некоторые высказывания политиков, если это может привести к раздуванию чего либо? Журналистам в такой ситуации, как себя вести, не давать площадку, что ли, для дискуссии?

М.Федотов:Право задавать вопросы принадлежит журналисту профессионально: по закону и по правилам профессииQТвитнуть

М.Федотов― Нет, просто не поддаваться на провокации. Вот вас пытаются использовать для того, чтобы раскрутить какую-то тему. Вы, как ответственные журналисты, говорите: «Ну, эта тема не очень важная, поэтому мы особенно на этой теме особо останавливаться не будем, перейдем к более важным темам».

Д.Пещикова― То есть тема прав ЛГБТ не особо важная, тема обрезания женского не особо важная, не будем на этом останавливаться…

М.Федотов― Нет.

Д.Пещикова― А как?

М.Федотов― Я не говорю, не особо важная. Я говорю, очень важная, но она важная не для общественной дискуссии – для реального решения.

А.Поздняков― Давайте конкретно. Доклад фонда «Правовая инициатива» об обрезании – это провокация?

М.Федотов― Нет, никакой провокации. Это нормальное исследование. Молодцы, что сделали. Спасибо им. Мы его взяли и отправили в Генеральную прокуратуру.

А.Поздняков― Так, может быть, в условиях, резонанса, который вызывал этот доклад, уже стоит раскрыться Совету по правам человека и свои данные представить.

М.Федотов― Кому?

Д.Пещикова― Общественности.

А.Поздняков― Общественности. Потому что есть член Общественного совета по правам человека Максим Шевченко, который утверждает, что данные, которые содержаться в докладе фонда «Правовая инициатива» не соответствуют действительности.

Д.Пещикова― И это грязная политтехнология. Я вам могу цитату привести: «…Которую подготовила постоянный автор «Новой газеты», не исключено, что с ним связана и Юля Юзик, которая баллотируется сейчас в Дагестане от партии ПАРНАС. Это сознательный спойлер для компрометации любой критической повестки относительно властей. И все это устроили совместно, — цитирую, — безумные либералы».

М.Федотов― Не знаю, кто это устроил. Знаю, кто проводил это исследование. Исследование достаточно серьезное, именно поэтому мы его направили в Генеральную прокуратуру, чтобы они с этим вопросом разбирались.

А.Поздняков― Оно соответствует вашим данным о масштабах проблемы?

М.Федотов― Нет, не соответствует. У нас нет данных о масштаба проблемы.

Д.Пещикова― Но вы их собираете или как?

М.Федотов― У нас есть специалисты в составе совета, который этой темой предметно разбираются.

Д.Пещикова― И что они будут дальше делать с информацией, которую они соберут в итоге? Как-то проблема должна решаться.

М.Федотов― Я вам сказал, что мы эту информацию готовы обсуждать. Мы не стали это делать раньше, потому что у нас не хватало материалов. Сейчас благодаря фонду «Правовая инициатива» у нас эти материалы появились, поэтому мы сразу направили их в Генеральную прокуратуру. И предполагаем, что дальше мы будем обсуждать со специалистами.

А.Поздняков― А вы с представителями властей Дагестана обсуждали эту проблему или не доходило до такого?

М.Федотов― Нет, что вы. Этот доклад появился вчера.

А.Поздняков― Но вы же уже давно занимаетесь этим вопросом. Специалисты у вас давно сидят на этой теме.

М.Федотов― Нет, вы меня не поняли. Может быть, я плохо объяснил.

Д.Пещикова― Давайте еще раз, хорошо. Вы говорили просто, что уже эта проблема рассматривалась советом, но в закрытом режиме.

М.Федотов― Нет, она не рассматривалась советом. Мы знаем о том, что такая проблема существует, мы знаем, что где-то она упоминается, где-то она мелькает…

Д.Пещикова― И вы знали об этом еще до доклада.

М.Федотов― Конечно. И мы пытались как-то к ней подойти, но у нас не было материалов. То есть это все ограничивалось рассказами, ну, а рассказы – это вещь достаточно спорная в смысле доказательств.

А.Поздняков― Теперь начнется работа совета, соответственно, как только появилась какая-то статистика.

М.Федотов― Да, появились какие-то материалы, да.

А.Поздняков― А работа именно совета. Понятна работа Генпрокуратуры: мы все надеемся, что там будут что-то проверять. Понятна работа других правоохранительных структур. А вот работа совета, она заканчивается на обращении к этим структурам?

М.Федотов― Нет, она только начинается на этом, потому что дальше мы получаем ответы от этих структур и начинаем их изучать, начинаем осмысливать, что с этим делать дальше. Потому что прокуратура нам уже отвечала нам, например, когда мы поднимали тему АУЕ, нам прокуратура отвечала, что у них нет никаких данных об этом. Мы им присылали свои материалы. Они дальше делали запросы по всем органам прокуратуры по всей стране, собирали свои материалы, обсуждали их с нами, ну и так далее. То есть это процесс, который занимает довольно много времени. Это же не то, что мы нашли гриб в лесу, срезали и положили его и съели, и всё, на этом история этого гриба закончилась. К сожалению, так не бывает.

Д.Пещикова― Смотрите, еще такой вопрос по поводу закрытых каких-то обсуждений, которые нужны, как вы говорите, чтобы не раздувать определенные темы и не вызывать нехороших реакций в обществе…

М.Федотов― Нет, нет. В первую очередь для того, чтобы реальную проблему реально решить.

Д.Пещикова― Ну, хорошо, смотрите, вы обсуждаете в закрытом режиме, у вас идет какая-то работа, но о ней общество не знает. При этом есть какие-то люди, которые выступают публично на другой совершенно стороне. Наверняка вы читали или слышали высказывание главы Координационного совета мусульман Северного Кавказа муфтия Исмаила Бердиева, который сначала вообще сказал, что надо всех женщин подвергнуть этой процедуре, потом потихонечку немножко отмотал назад.

А.Поздняков― А потом сказал, что он этого не говорил.

Д.Пещикова― Да, скорректировал свою позицию в течение дня, по-моему. Но изначально-то слово прозвучало, слово вылетело.

А.Поздняков― Причем он два дня так выступал. Один раз дал интервью с таким смыслом, второй раз дал такое же интервью, потом отказался от своих слов. Но разлетелись-то слова о том, что нужно всех обрезать.

Д.Пещикова― То есть вы молча работаете, а те, кто другую позицию отстаивают довольно странную и, мне кажется, даже противозаконную, они говорят. И они, получается, завоевывают публичное пространство в большей степени, и они как раз нагнетают, а вы им не противостоите публично.

А.Поздняков― Совет должен завоевывать публичное пространство?

М.Федотов― Члены совета неоднократно высказывались по этому вопросу, что эта практика проблема изуверская, безнравственная и беззаконная. Делать по этому поводу заявление совета?

А.Поздняков― Например.

Д.Пещикова― Например хотя бы осудить этого муфтия, который с такой позицией выступил.

М.Федотов― Эти заявления делают члены совета.

А.Поздняков― Но вот мы видим, один из членов совета Максим Шевченко, действительно, сделал политическое заявление.

М.Федотов― А вы видели заявление члена совета Елены Масюк?

Д.Пещикова― То есть единым фронтом выступить совет не может?

М.Федотов― А зачем.

Д.Пещикова― Все самостоятельные люди, у всех своя позиция.

М.Федотов― Но в данном случае нет необходимости, потому что, если совет будет частить со своими заявлениями, то их просто на вторую неделю начнут выбрасывать в корзину не читая.

Д.Пещикова― А пока повода нет. Ну, понятно.

М.Федотов:До тех пор, пока эту тему не начали раздувать наши политики, ЛГБТ-сообщество жило спокойноQТвитнуть

А.Поздняков― Глава Совета по правам человека в эфире «Эха». Мы сейчас прервемся, вернемся к вам после новостей и рекламы.

НОВОСТИ

А.Поздняков – 15―35 в Москве. Дарья Пещикова, Андрей Поздняков. И персонально ваш Михаил Федотов, глава президентского Совета по правам человека. Снова здравствуйте. Мы хотим продолжить с ситуации в Санкт-Петербурге. Жители северной столицы на себе узнали, что такое контртеррористическая операция. И вчера, вы знаете, те, кто слушали новости, в том числе, на «Эхе Москвы», действительно, разворачивались необычные для Центральной и Северо-Западной России события.

Между тем, насколько я понимаю, на юге России очень часто местные жители сталкиваются с подобным. Не возникает ли проблемы с обеспечением безопасности, права граждан на безопасность при проведении подобных операций, потому что мы все понимаем, что если силовики решили бороться с экстремистами, они пользуются исключительными полномочиями, исключительными правами на территории, где объявлено КТО?

М.Федотов― Секундочку. Давайте сразу с терминами разберемся. Экстремист – понятие, мягко говоря, широкое. Террорист – понятие гораздо более узкое и конкретное. У нас, к сожалению, есть закон о противодействии экстремистской деятельности, где понятие экстремизма, оно включает и терроризм, понимаете? То есть деятельность, в результате которой гибнут сотни, а то и тысячи людей. То есть речь идет о жизни и смерти человека. И туда же, под понятие экстремизм попадает, например, клевета в отношении должностного лица, или создание препятствие деятельности органов власти или местного самоуправления.

А.Поздняков― Но тут же я вам скажу, что и к террористам относят тех, кто оправдывает терроризм каким-то образом, по мнению правоохранителей.

М.Федотов― Нет, это все-таки не террористы, а это пособники террористов, лица, пропагандирующие терроризм – это все-таки другое немножко, поэтому там и наказания разные, слава богу. И вы правильно ставите вопрос о том, что нужно защищать права тех людей, которые могут случайно пострадать в результате актов терроризма.

Значит, в нашем законе о противодействии терроризму – это закон 2006, по-моему, года – там сказано, что должно быть обеспечено при проведении антитеррористической операции. Вот операцию проводили – и не важно, ее проводят в целом селе, как это, например, в селе Гимры в Дагестане, где мы были, кстати говоря, с тем же Максимом Шевченко в июле месяце или это проводится в Санкт-Петербурге в этом многоэтажном, многоквартирном доме — закон один и тот же. И он построен таким образом, что к захвату заложников в самолете он применяется легко. К селу – ну, тоже, в общем, его можно применить. А к жилому дому его применить очень сложно, потому что те нормы, которые там есть в этом законе, что должен сделать руководитель операции, они применительно к таким ситуациям малоприменимы.

Д.Пещикова― Смотрите, получается дилемма: с одно стороны, нужно обеспечить некую внезапность и засекреченность, с другой стороны – права людей и безопасность. Как решить этот вопрос.

М.Федотов― Вопросы внезапности, применения всяких спецсредств – это вопрос не ко мне, я в этом ничего не понимаю. А вот то, что нужно обеспечить безопасность всех людей, которые живут рядом, которые живут в этом же самом доме – это очевидно. Как это сделать, не знаю. Надо спрашивать специалистов, которые в этом понимают. Но то, что безопасность должна быть стопроцентной, это точно. Кстати говоря, у нас в законе написано, что лица, которые пострадали в результате контртеррористической операции – ну, вот этот сосед, у которого просверлили дырку в полу – ему всё должно быть компенсировано. Ему, надеюсь, будет компенсировано. Вот в селе Гимры – там, к сожалению, этого до сих пор не сделано. Там многие дома, которые были разрушены в ходе КТО – а там КТО было серьезное, с применением авиации и артиллерии — и, естественно, там пострадали многие дома, и люди погибли, мирные жители.

Д.Пещикова― Да, дома, люди. Сколько у нас было операций громких: Дубровка, Беслан. Сколько было претензий в работе.

М.Федотов― Секундочку. Все разное. Правильно, претензий очень много. Но каждая такая операция, я думаю, что она уникальна. И то, что было на Дубровки – это одно, и то, что было в Гимры, где просто свежее впечатление – это другое. Но там, почему жертв среди местного населения практически не было – потому что жители вышли из села. А село большое, там около 3 тысяч человек было. Так вот, жители вышли и сказали: «Мы хотим, чтобы вы сами разобрались с этими шайтанами». И дальше уже разбиралась армия с применением артиллерии и авиации.

Но до сих пор людям не компенсировали их разрушенные жилища. Почему? Потому что мешает наша бюрократия: не хватает такой бумажки, сякой бумажки. И нам пришлось подключать непосредственно руководство Министерства внутренних дел России для того, чтобы людям, в общем, просто помогли. Надеюсь, что помогли. Надо проверить.

А.Поздняков― А это проблема законодательства? Не надо обновлять закон?

М.Федотов― Надо.

А.Поздняков― Что в нем надо менять?

М.Федотов― Да у нас какой закон не возьми – там надо менять очень многое. Я вам приведу простой пример, я как раз сегодня этой темой занимался. Как журналист может освещать ход расследования уголовного дела? Ведь разглашение данные предварительного следствия не допускается, вернее допускается только с согласия следователя. А следователь должен, давая такое согласие, руководствоваться двумя принципами. Первое: что это не повредит следствию. И второе: как сказано в законе не допускается разглашение, если это связано с нарушением прав и законных интересов участников уголовного судопроизводства.

Что значит, «связано с нарушениями прав»? Значит, если обвиняемого подвергали пыткам, это явно связано с нарушением его прав, правильно? Значит, это нельзя разглашать. На мой взгляд, это неправильное толкование. И формулировку-то надо читать по-другому: Нельзя разглашать, если это повлечет за собой нарушение прав и законных интересов участников уголовного судопроизводства. Вот если от этого пострадает его честь и достоинство, например – вот тогда нельзя разглашать. А если будет разглашена информация, что он подвергался пытками – в этом нет нарушения, в этом, наоборот, защита его прав.

Д.Пещикова― А у нас было, чтобы дело появлялось разного рода…

М.Федотов― По пыткам?

Д.Пещикова― Нет, о том, что как раз незаконно разглашали какую-то информацию по предварительному следствию?

М.Федотов― Есть такие дела, их не так много.

Д.Пещикова― Как правило, журналисты пользуются лазейками всевозможными, ссылаются на источники, не разглашают, откуда у них информация, не получают никаких разрешений от следствия, и, по-моему, довольно спокойно публикуют материалы.

М.Федотов― К сожалению, бывают примеры, когда привлекают к ответственности тоже. Бывают, бывают. И самое главное, что это мешает получить необходимую информацию. И здесь еще вторая сторона: а следователю-то ничего, никто не мешает, правильно? Значит, следователь может разглашать какую угодно информацию.

Д.Пещикова― Не спрашивая адвокатов по обе стороны.

М.Федотов― Да.

А.Поздняков― НРЗБ если официально. Следователь занимается этим только неофициально в качестве источника анонимного.

М.Федотов― Дает интервью.

А.Поздняков― Но только с санкции.

М.Федотов― Санкции руководства.

Д.Пещикова― Руководства, конечно. Следователь НРЗБ вряд ли пойдет сам давать интервью.

М.Федотов― Я вам скажу: с точки зрения закона следователь самостоятельная процессуальная фигура. Он сам решает. Так говорит закон. На практике может быть по-разному. На практике, может быть, он пойдет советоваться со своим начальником или пойдет советоваться со своим дружком. Мы знаем, сколько у нас последнее время возбуждено уголовных дел в отношении…

Д.Пещикова― Сейчас Следственный комитет под ударом, да.

М.Федотов― Я вам скажу, я разговаривал с Александром Ивановичем Бастрыкиным, давно, правда, на эту тему и он мне сказал…

Д.Пещикова― До еще?

М.Федотов― До, до. «Для нас принципиальна очистка собственных рядов». И когда я ему сказал, как вы относитесь к идее объединить все следственные органы в одном Следственном комитете? Чтобы не было Следственного департамента МВД, например. Потому что я до сих пор не могу себе объяснить, почему такие сложные дела, как дела в области экономики, расследуются Следственным департаментом МВД, а не Следственным комитетом.

А.Поздняков― А как же конкуренция?

Д.Пещикова― Да даже не конкуренция, а надзор какой-то.

М.Федотов― Надзор – это прокуратура должна…

Д.Пещикова― Нет, не тот надзор, который официально осуществляет прокуратура. Я имею в виду наблюдение за Следственным комитетом. Если в Следственном комитете начинаются проблемы и кто-то превышает свои полномочия…

А.Поздняков― То тут же ФСБ подключается.

Д.Пещикова― Должен же кто-то другой подключиться, как было в этой истории, когда, действительно, представители ФСБ разбирались с проблемами Следственного комитета.

М.Федотов― Правильно. Но следственный департамент МВД тут все равно не при чем. И тогда мне Александр Иванович сказал: «Михаил Александрович, мне бы сначала этот аппарат очистить, потому что следователей в Следственном комитете значительно меньше, чем следователей в Следственном департаменте МВД – там значительно больше». Но вот это распределение компетенций, оно мне кажется не вполне понятным. Например, то, что под следствием Следственного комитета относится все, что связано с несовершеннолетками – хорошо, и Следственный комитет очень активно этим занимается. Я просто это знаю, потому что мы с ними сотрудничаем в этом направлении. И там этим занимаются, действительно, люди беспокойные и слава богу.

А.Поздняков― В этой связи, как вы считаете, правильно, что именно МВД занимается делом гонки на «гелендвагене», которое передано в суд. Они же отсидели 15 суток. И Якунин лично выступал с требованиями найти, наказать, то есть люди фактически уже понесли одно наказание, теперь другое наказание их ждет. Уголовное дело по двум статьям возбуждено.

М.Федотов― Здесь просто разные вещи: одно дело — административное правонарушение, другое дело – уголовное. Уголовное преступление. И то, что человек привлечен к административной ответственности, его не освобождает от уголовной ответственности за любое деяние. Ну вот представьте себе: он перешел улицу в неположенном месте, а потом за углом кого-то убил.

Д.Пещикова― Ну, хорошо, это формально. А вообще, у вас нет ощущения какой-то показательности этого дела?

М.Федотов― А что? Хорошо. Вообще, у системы уголовного наказания, и, кстати, у административного тоже, есть такая функция, как общая превенция. Когда-то меня учили на юридическом факультете МГУ на занятиях по криминологии: общая превенция, то есть государство показывает всему обществу, что так поступать нельзя, и если ты так себя ведешь, ты будешь наказан. Ну что?

А.Поздняков― То есть оправдание показательных процессов.

М.Федотов― Ну, я совершенно не о показательных процессах. У нас, кстати, нет сейчас показательных процессов. Но когда государство демонстрирует свою волю в отношении конкретного преступления, чтобы наказать преступника…

А.Поздняков― По максимуму.

М.Федотов― Примерно наказать. Зачем по максимуму?

Д.Пещикова― А что тогда элемент наставления здесь? В том, что в принципе есть ответственность?

М.Федотов― Не просто в принципе есть ответственность, а в том, что ответственность в том, что всякое правонарушение должно быть наказано. Вот я в этом просто абсолютно уверен, что серьезные преступления, они рождаются из малых преступлений, малые – они из маленьких. И вот, если человек, прыгающий через турникет в метро – если его остановят, второй раз он подумает, прыгать или нет. Прыгнет – и его снова остановили. В третий раз он скажет: «Так. Я понял: так поступать не надо, меня будут ловить каждый раз». И дальше – он не пойдет дальше в своем противоправном поведении, во всяком случае, есть надежда, что он не пойдет дальше. Есть примеры других стран, где с помощью борьбы с мелкими правонарушениями сумели снизить преступность по серьезным преступлениям.

Д.Пещикова― Здесь речь исключительно о соблюдении всех законов. Не вижу здесь никакой исключительности и назидательности в таком случае. Просто нужно наказывать тех, кто достоин наказания, потому что эти люди что-то нарушили – всё.

М.Федотов― Да, конечно.

Д.Пещикова― Никаких исключений, никаких специальных процессов это не предусматривает.

М.Федотов― Правильно, правильно. Но они-то думали, что они исключительные.

Д.Пещикова― Вот в таком смысле.

М.Федотов― Да. А им показали: Нет, вы не исключительные, у нас исключений не для кого не будет. Очень хорошо.

А.Поздняков― У нас остается всего пара минут. Вы знаете, я не могу не задать вам вопрос. Вы в эфире в этой же студии больше месяца тому назад, мне кажется, говорили, что собираетесь следить за делом Никиты Белых, собираетесь его навещать. Вы-таки его навестили, и какова ситуация с бывшим теперь уже губернатором Кировской области?

М.Федотов:Члены совета неоднократно высказывались, что эта практика проблема изуверская и беззаконнаяQТвитнуть

М.Федотов― Идет следствие. С ним я не встречался, встречался с его родственниками. Мы оказываем им правовую поддержку.

А.Поздняков― Вы с ним не общались относительно по каким-то вопросам, связанным по его делу?

М.Федотов― С Никитой Юрьевичем?

А.Поздняков― Да.

М.Федотов― Нет. Я же говорю, что я с ним не встречался.

А.Поздняков― А почему? Вы же хотели.

М.Федотов― Хотел, но пока, к сожалению, пока не получилось.

А.Поздняков― То есть вас не допускают?

М.Федотов― Нет, почему не допускают?

Д.Пещикова― Работа не допускает.

М.Федотов― Есть и другие задачи.

Д.Пещикова― То есть это не является для вас первостепенной задачей?

М.Федотов― Но его посещали члены совета. Члены совета его посещали. Я тогда сказал, что его обязательно посетят – его посетили. Конечно.

А.Поздняков― А подтвердились жалобы на то, что не допускают никого?

М.Федотов― Да, подтвердились.

А.Поздняков― Ситуация как-то меняется?

М.Федотов― Поэтому мы и обращались.

А.Поздняков― Вы же ее мониторите. Улучшения есть?

М.Федотов― Во всяком случае, поскольку больше ко мне его родственники не обращались, видимо, так как-то ситуация нормализовалась, надеюсь. Во всяком случае, голодовку он снял. Я вообще, считаю, что голодовка не самый правильный способ защиты своих прав. Он законный, безусловно, но все-таки надо помнить, что он отражается на здоровье человека.

Д.Пещикова― Сейчас последнее время, поскольку голодовок стал довольно много и последнее время часто их разные люди объявляли, такой метод за свои права называют пиаром – вы согласны?

М.Федотов― Да нет, я с этим не согласен. Просто пиаром может быть все что угодно. Пиаром может быть голодовка, пиаром может быть забастовка, пиаром может быть все что угодно.

Д.Пещикова― Ладно, давайте не про пиар. Говорят, что этот институт потерял свою ценность отчасти, потому что его растратили вот так вот…

А.Поздняков― Вот житель Магнитогорска, например, он голодовку объявлять не стал, а пошел по пути членовредительства.

М.Федотов― Понятно. Я думаю, что это не ко мне вопрос, а к специалистам в области психиатрии. Я вам приведу другой пример, который сейчас у многих на слуху. Это голодающие очередники. Вот вчера мы с ними в очередной раз встречались. Мы это ситуацией занимаемся конкретно и серьезно. И вчера с ними мы встречались у Татьяны Ивановны Москальковой, уполномоченной по правам человека. И мы с ней вместе все это обсуждали.

Д.Пещикова― В общем, вы следите за ситуацией.

М.Федотов― Да, и она сказали: «Мы готовы приостановить голодовку, если начнут заниматься нашими проблемами», — что я им и обещал.

А.Поздняков― Михаил Федотов, глава президентского Совета по правам человека персонально ваш сегодня. Спасибо!

Источник: Сайт "Эхо Москвы"