В июне в «Сколково» проходило крупное мероприятие по венчурной тематике Startup Village. Там мы планировали сделать отдельную секцию по рынку слияний и поглощений. В числе приглашенных было множество инвесторов из США. Партнеры подтвердили свое участие за несколько месяцев. Но когда к России присоединили Крым, наши американские коллеги под разными предлогами начали отказываться от поездки: у кого-то бабушка заболела, у кого-то с домашними питомцами возникли проблемы. А один инвестор написал даже в официальном письме, что не «собирается иметь ничего общего с русскими оккупантами». Потом, правда, мягко извинился: мол, лично очень хотел приехать, но с профессиональной точки зрения не может себе этого позволить.
Для всех тогда это стало первым звонком. До Startup Village еще были надежды как-то сблизить позиции, завести новые международные контакты, но когда большинство иностранных гостей отказались приехать, стало ясно: отношения с глобальными инвесторами у России осложнятся.
Государству путь заказан
На уровне личных контактов негативных изменений не произошло: я бы не сказал, что в США ко мне стали хуже относиться только потому, что я русский. В Европе и Америке в этом плане толерантная культура. Но большой скепсис вызывают у иностранных инвесторов любые государственные институты и компании, связанные с ними.
Масла в огонь подлили и недавние замечания ФБР в отношении российских институтов развития: их – в частности, был назван фонд «Сколково» – подозревали в шпионаже. Конкретных обвинений так и не выдвинули, но участники рынка были сильно напуганы, когда к ним приходили люди в черном и задавали вопросы об их связи с нашими институтами развития.
Многие зарубежные инвесторы из-за этого решили дистанцироваться от контактов с российскими чиновниками и при прочих равных теперь предпочитают не связываться с проектами, имеющими обязательства перед институтами развития. Основные опасения здесь – непредсказуемость российской политической и юридической системы и, как следствие, риск возникновения проблем с правами на интеллектуальную собственность.
«Сколково», например, положительно относится к регистрации интеллектуальной собственности за рубежом. Но не исключен сценарий, когда прокуратура придет к ним и скажет: «А почему у ваших резидентов основные активы за границей? Попросите вернуть их в Россию или возместить издержки на их создание». Для западных инвесторов такой полуполитический процесс вокруг прав на результаты творческого труда – самый страшный кошмар. Поэтому они заранее стараются подстраховаться.
Подстраиваться под новые реалии вынуждены и бизнес-ангелы – промежуточное звено в этой цепочке. Получается, что либо нам также не следует брать в портфель такие стартапы, либо заранее решать потенциальные проблемы и нести дополнительные издержки на юристов.
Инвесторы боятся санкций
Международные фонды также остановили свою деятельность в России и в последнее время лишь завершали сделки, ранее одобренные их инвестиционными комитетами. Одним из последних на этот уходящий поезд успел Webinar.ru, привлекший $7,3 млн от Intel Capital, ЕБРР, Flint Capital и «BTБ Капитала». Новые проекты пока не рассматриваются. И это связано даже не столько напрямую с политическим кризисом, сколько с непонятной экономической ситуацией – все ждут новых санкций, боятся экспроприации собственности.
Теперь на Западе любые инвестиции в стартапы не обходятся без тщательного контроля источников капитала. Раньше на происхождение капитала инвесторов в Кремниевой долине обращали мало внимания, теперь же администраторы – фирмы, структурирующие сделки, – требуют раскрыть всю цепочку собственности вплоть до конечного физического бенефициара. Они опасаются «вляпаться» в отношения с теми, кто уже оказался под санкциями или потенциально может попасть под них. Отказываются от сделок и с ближайшим окружением лиц, попавших в санкционный список.
Кто покупает и продает в кризис?
Несмотря на кризис, инвестиционная активность не останавливается. Меняется природа сделок: одни инвесторы выходят из бизнеса любой ценой и фиксируют прибыль или убыток (яркий пример – отказ General Catalyst и Accel Partners от своих долей в «Островке»), другие же скупают перспективные активы, нынешние владельцы которых испытывают трудности. Многие стартапы меняют «прописку» и уезжают в Европу или США. Game Insight переехали в Литву. Наша портфельная компания Toonbox всем офисом переехала на Кипр. Coub и ReadyMag открыли офисы в Нью-Йорке. Популярное приложение «Мята» – теперь американский стартап Catnip. Таких примеров десятки.
С другой стороны, идет и обратный процесс. Перед владельцами крупных состояний, которые возвращают деньги в страну, встает вопрос: как их сохранить? Если лет десять назад казалось, что сохранить сбережения можно, вложив их в бизнес-центр в Москве, то сегодня такой уверенности нет. Поэтому российские инвесторы начинают пристальнее смотреть на венчурный рынок, который не только дает возможность вложить деньги здесь и сейчас, но и становится путем цивилизованного экспорта капиталов – если компания вырастет и выйдет на глобальный рынок. Я слышу значительно больше вопросов о том, «как инвестировать в стартапы», от людей, далеких от индустрии.
Я продолжаю инвестировать и считаю, что кризис – это время инвестиционных возможностей. Снизили свою активность институты развития, выбрасывавшие на рынок огромное количество денег, из-за чего таким инвесторам, как я, было труднее развиваться. Предприниматели стали щепетильнее. Кроме того, в Кремниевой долине сейчас заоблачные оценки, там реальный дефицит нормальных проектов, и американские инвесторы по-прежнему охотно смотрят на наши стартапы.
Осложнившуюся политическую обстановку можно даже обратить себе на пользу. Россия сейчас в центре новостей, а это всегда повод поговорить и растопить лед в отношениях.
Автор статьи: Павел Черкашин, управляющий партнер фонда Vestor.In