Заместитель министра связи и массовых коммуникаций Алексей Волин в своем ведомстве курирует сферу СМИ — именно его можно считать ответственным за формальное влияние государства на медиа. Ключевой инструмент — государственный бюджет, из которого на поддержку СМИ каждый год выделяются десятки миллиардов рублей. В интервью Znak.com Алексей Волин рассказал, почему вроде бы успешные телеканалы нуждаются в государственной поддержке, отчего в телевизоре столько агрессии и как губернаторам следует финансировать региональные медиа. 

— Алексей Константинович, мы разговариваем в разгар бюджетного процесса. В бюджете есть традиционная статья о тратах на СМИ. В этом году они заложены в размере 73,4 миллиарда рублей. Это примерно на 8% меньше, чем в прошлом году. В следующем запланировано дальнейшее снижение. Но все равно это достаточно большие средства. Вас считают сторонником концепции, согласно которой медиа – это в первую очередь бизнес. Получается, что государственные медиа – это не очень хороший бизнес, раз им нужна такая большая поддержка?

— Не соглашусь, потому что данное утверждение делается без понимания того, на что идут эти деньги. Если мы проанализируем, то увидим, что они идут на вещи, которые бизнесом не являются. Прежде всего это распространение телесигнала в городах с населением менее 100 тысяч человек. Если бы телевизионные каналы сегодня работали исключительно по рыночной модели, то они бы просто сказали, что вещание в городах, где живет меньше 100 тысяч, для них никакого интереса не представляет, потому что там нет рекламного рынка. Но в городах с населением свыше 100 тысяч человек у нас проживает сегодня лишь около половины населения Российской Федерации, и вторая половина населения при таком раскладе осталась бы без телеканалов. Этого государство допустить не может и поэтому субсидирует распространение телевизионного сигнала в городах с населением менее 100 000 человек – не всех каналов, а десяти. Это так называемые обязательные общероссийские общедоступные каналы, которые входят в первый мультиплекс: «Первый канал», «Россия 1», «Россия 24», «Россия - Культура», «Карусель», НТВ, Общественное телевидение России, ТВ «Центр», «Матч-ТВ», «Пятый канал – Санкт-Петербург».

Второе, на что идут средства, которые заложены в бюджет, — это обеспечение работы инфраструктуры цифрового телевидения. В стране завершается ее создание. До появления такой инфраструктуры у нас в значительном количестве мест на территории РФ люди могли видеть в среднем или плохом качестве когда один, когда два, максимум три канала, причем с помехами, «снежно». Переход на «цифру» позволяет 98,5% населения страны видеть 10 каналов в цифровом качестве, а в перспективе – двадцать. Это является абсолютной революцией с точки зрения доступа в телевизионному контенту как по количеству каналов, так и по качеству, ведь качество цифрового сигнала значительно выше, примерно втрое. 

Создать эту инфраструктуру без участия государства было бы невозможно, потому что по экономическим соображениям каналы опять остались бы в городах с населением больше 100 тысяч человек, а все прочие оказались бы без телевидения. Более того, создавать эфирное телевидение в городах с населением свыше 100 000 человек с экономической точки зрения бессмысленно, потому что там широко широко развит кабель. Мы и так в состоянии дать населению крупных городов несколько десятков каналов в хорошем качестве, причем даже не только SD, но и в HD и даже 4К. Состоятельные граждане покупали бы тарелки и через спутник получали бы еще несколько десятков телевизионных каналов тоже в HD. Но значительная доля населения, где-то примерно 30%, осталась бы без телевизора. Для этих 30% населения Российской Федерации мы сегодня сняли информационное неравенство. Сначала — десять, а с 2019 года, мы надеемся, 20 телеканалов будут доступны бесплатно. 

— Как скажется на региональных каналах переход на цифровое телевидение? Я знаю, что они с тревогой ждут перехода на «цифру».

— Качество федеральных каналов, которые будут «в цифре», в эфире окажется выше, чем качество аналогового вещания региональных каналов. Другое дело, что региональные каналы больше всего волновались по поводу того, что «аналог» будет насильно отключен на территории России. Но насильного отключения не будет. Однако со второй половины 2018 года государство перестанет субсидировать распространение «аналога» в городах с населением менее 100 000 человек. Из этого можно сделать вывод, что аналоговые каналы в небольших городах отключат. Но никто не будет требовать запрета аналогового вещания, оно будет сохраняться до тех пор, пока будут желающие за него платить.

Если говорить про региональные каналы, то мы видим, что многие из них уже пришли в кабель и в кабеле работают, в том числе и в цифровом варианте. Главными рынками сбыта на рекламном рынке являются крупные города, а в них региональные каналы не находятся в проигрышной ситуации, они могут проигрывать в отношении качества картинки только в небольших населенных пунктах, которые не охвачены кабельным ТВ. 

Кстати, многие региональные каналы также есть в спутниковых пакетах — и в «Триколоре», и в «НТВ+», и в «Орионе». Параллельно они осваивают и IP-вещание, интернет-вещание, и мобильные приложения. Да, в небольших населенных пунктах, в деревнях они будут проигрывать, но это не битва за деньги, это битва, по большому счету, за симпатии телезрителей. И здесь у них есть преимущества, потому что федеральные каналы не рассказывают про жизнь региона, не рассказывают про жизнь конкретного города. Поэтому у региональных каналов есть возможность конкурировать за счет контента и этим компенсировать падение качества картинки. 

— Львиная доля бюджетных средств, как обычно, уйдет на ВГТРК…

— Сразу же хочу сказать, что ВГТРК в значительной степени зарабатывает деньги само и оно абсолютно коммерчески успешно. Но в составе ВРГТК есть, например, канал «Культура», на котором нет рекламы. ВГТРК является соучредителем канала «Карусель» — детского канала, который требует поддержки. Деньги из бюджета идут на большое количество образовательных детских передач. У нас существуют ограничения по рекламе в детских программах. Хотя мы считаем, что это неправильно, что нужно разрешить полномасштабную рекламу в детских передачах. В том числе и для того, чтобы государство не тащило это все на себе. Как вы правильно говорите, тенденция ведет к тому, что государственное финансирование сокращается.

Кроме этого, финансируется «Российская газета», которая занимается публикацией актов органов власти, – на этом тоже сильно не заработаешь, а без публикации в газете они не вступают в силу.

— Насколько это актуальная норма, ведь можно уже перевести в интернет?

— Мы исходим из того, что рано или поздно это произойдет. Общая тенденция идет к тому, что постепенно публикации переходят в интернет, в том числе и в регионах. Мы уже настраиваем на это многие районные и региональные газеты, которые сегодня в значительной степени живут за счет того, что являются публикаторами. Мы говорим им: «Ребят, пожалуйста, не рассчитывайте на это как на источник стратегического развития». Конечно, органы власти рано или поздно придут к тому, чтобы публиковать все акты на своих сайтах. Сегодня, когда подавляющее большинство населения Российской Федерации является пользователями интернета, вполне можно публиковать все на сайте. Да, не все 100% населения имеют доступ в интернет, но и не все 100% населения покупают «Российскую газету». Те, у кого нет доступа в интернет, могут пойти в библиотеку, прийти на почту и зайти на сайт, если надо.

Кроме того, из государственных средств финансируется субтитрирование программ для слабослышащих. Это не экономическая история, профита не дает, а в стране 6 миллионов человек, у которых проблемы со слухом. Оставить их без субтитров? С точки зрения социальной ответственности государства этого делать нельзя.

Плюс к этому — бюджеты Russia Today и «Россия сегодня», которые направлены на информационное продвижение российской точки зрения в зарубежных станах. Это те вещи, которые являются нерыночными, как и в других странах мира. Продвижение информации о своей стране для зарубежной аудитории не является бизнесом, это затратная часть.

«Раз есть такая реакция на Russia Today — значит, все делается правильно»

— 1,5 млрд выделяется на «Общественное телевидение России». Вам нравится, как развивается этот проект? Вы сами его смотрите?

— Я не могу сказать, что являюсь его частым зрителем, но за общими тенденциями, что там происходит, наблюдаю. Они захватили свою нишу, достаточно неплохую. Когда этот канал рождался, у него было колоссальное количество критиков, которые говорили, что это выхолощенная идея, что никакое это не общественное телевидение, что все будет плохо, ужасно. Эта критика не оправдалась, и сегодня мы слышим от многих людей, что «Общественное телевидение» является «каналом, на котором не кричат». И он получил свою аудиторию. Она не очень большая, но она устойчивая. В принципе, это, наверное, и есть то количество людей, которые должны сформировать аудиторию общественного российского телевидения.

— Интересная мысль про телеканал, на котором не кричат.

— Генеральный директор ОТР Анатолий Лысенко очень гордится этим.

— Говоря о Russia Today — насколько удачно этот канал, как вам кажется, выполняет свою функцию? Ведь вы наверняка видели все эти споры по поводу того, эффективен он или неэффективен, какая в реальности у него аудитория.

— Я сегодня с огромным удовольствием читаю… не могу даже подобрать другого слова… вопли ряда наших оппонентов, а иногда и зарубежных партнеров, которые кричат про страшное воздействие пропагандистского рупора Кремля в виде Russia Today на мировую аудиторию. Исходя из этого я делаю вывод, что канал смотрят, что канал стал влиятельным, что на канал обращают внимание, — значит, со своей задачей он справляется. Когда канал Russia Today объявляется одним из инструментов российской угрозы наряду с российским ядерным оружием и вооруженными силами, я могу сказать, что создатели канала свое дело сделали.

— А почему он обязательно должен быть угрозой? Может быть, он мог бы более миролюбиво продвигать российскую позицию?

— Во-первых, он не занимается тем, что продвигает исключительно российскую позицию. Это «канал другого мнения», Это канал, который дает иной взгляд на мир и на вещи, нежели мейнстрим, существующий сегодня в целом ряде западных стран. Я не могу сказать, что он агрессивно продвигает свою точку зрения, но он делает это эффективно, и это вызывает крики. А когда кричат — значит, замечают, значит, не до конца чувствуют свою правоту. 

Мы как будто поменялись местами с Западом. Когда в ряде западных стран раздаются голоса о том, что надо запретить Russia Today, потому что это пропагандистский рупор, который нарушает их представления о прекрасном, мне это напоминает обратную ситуацию с Советским Союзом в 1970-1980-е годы, когда здесь запрещали ВВС и «Голос Америки» и говорили про подрывную роль вражьих голосов. Вот сегодня в роли «вражьего голоса» выступают Russia Today и МИА «Россия сегодня». Кстати, в 1970-1980-е годы западные страны не сильно боролись с советской пропагандой у себя, потому что не считали ее особо опасной. Она не была популярной и делалась достаточно топорно и кондово. А то, что сегодня есть такая реакция на Russia Today, — значит, все делается правильно. Канал имеет свою аудиторию, канал привлекает к себе внимание, канал в какой-то степени формирует общественное мнение. Молодцы!

— В последние годы в разговорах о международных отношениях, о поведении медиа часто используется термин «информационная война». Вы считаете, что Россия сегодня участвует в информационной войне? Ей объявлена война или она кому-то объявила войну?

— Абсолютно точно можно сказать, что действия на информационном поле ведутся не методами джентльменов в белых перчатках. Все разговоры о том, что необходимо ограничивать распространение российских каналов, не пускать куда-то российских журналистов, вносить представителей российских медиа в черный список людей, которым не даются визы, — это одна сторона. Вторая сторона, не менее отвратительная, заключается в том, что те люди, которые на международных конференциях и форумах критикуют российские СМИ за однобокое освещение событий, совершенно спокойно и открыто объявляют о том, что не будут публиковать результаты российской сборной на Олимпиаде в Рио-де-Жанейро. Это что, пример высокой журналистики? Это даже не манипулирование и не передергивание фактов, это откровенная позиция, что нам Россия не нравится, поэтому мы не будем писать о тех успехах, которых она достигает. Тут даже второго мнения нет. 

Реакция на то, что делает Russia Today, — это как раз реакция на второе мнение, потому что сегодня нет единого канала информации, из которого человек бы черпал информацию о современном мире. Вы можете одну информацию почерпнуть из одного источника, вторую информацию – из другого. Но когда мы видим, что информация из второго источника пытается быть ограниченной, запрещенной или объявляется неправильной, которую не надо смотреть, читать и слушать, то это боязнь второго мнения.

— Недавно Владимир Путин на заседании Валдайского клуба высказался по поводу ставшей знаменитой фразы Дмитрия Киселева о радиоактивном пепле. Он сказал, что нехорошо бряцать ядерным оружием в эфире. Значит ли это, что градус агрессии в телевизоре пойдет на спад? Есть ли у зрителя запрос на нормализацию повестки, чтобы «меньше кричали»?

— Вы знаете, пока мы наблюдаем, что все происходящее в телевизоре зрителю нравится. Можно как угодно рассуждать о творчестве Киселева, но можно посмотреть рейтинги. Они будут хорошими и результативными.

— Может быть, если бы поставили в это время Парфенова, он бы тоже был рейтинговым? Ведь это во многом вопрос времени показа, популярности канала.

— Нет, это не вопрос времени, а вопрос того, что нравится зрителю, а что не нравится. В то же самое время, когда идет Киселев, выходят и другие передачи, и у них рейтинг куда меньше. Поэтому повышение градуса на российских каналах, в том числе когда мы говорим об антизападничестве или антиамериканизме, — это в значительной степени запрос общественного мнения. Российские каналы отражают то общественное мнение, которое есть в стране.

— Но одновременно и формируют его. Получается, сами формируют запрос, а потом сами на него отвечают.

— Я бы не говорил про чрезмерное влияние российских телевизионных каналов на общественное мнение. У нас есть замечательный пример – Советский Союз. В СССР, во-первых, не было множества телевизионных каналов, был один. И количество газет было крайне ограничено. И все они рассказывали о том, какая замечательная Коммунистическая партия Советского Союза, каких колоссальных успехов под ее мудрым и чутким руководством достигла наша страна. Это никак не влияло на формирование общественного мнения, потому что общественное мнение формировалось в совершенно другую сторону. Поэтому когда информация в телевизоре или газете не совпадает с тем, что находится в голове у зрителя или читателя, никакого формирования общественного мнения не происходит. Так что запрос публики все-таки является первичным.

— До какой степени телеканалам следует гнаться за ответом на запрос публики? Понятно, что публике будет нравиться связанное с насилием, с сексом, с какой-то агрессией, так устроен человек. Едва ли не главное событие этого сезона, которое активно обсуждали, — программа про артиста Панина, показанная на НТВ. Наверное, у нее тоже были высокие рейтинги, но стоит ли показывать такое в прайм-тайм на национальном канале?

— У нас двадцать национальных каналов, и у каждого есть своя ниша, поэтому любители домашних животных могут смотреть передачи на одном канале, а любители театрального искусства могут смотреть передачи на другом. В этой ситуации то количество каналов, которое сегодня есть в России, позволяет удовлетворить запрос любой аудитории. Ограничивать какой-то из каналов: «ты сюда не ходи, ты туда ходи»?.. Ну, сделаем двадцать одинаковых телеканалов, причесанных под одну гребенку, и потеряем интерес публики. Зачем?

— Из этих двадцати есть ведь очень крупные каналы, титаны, и если бы государство в чьем угодно лице поговорило с ними о какой-то более ответственной позиции…

— Это цензура, которая запрещена законом Российской Федерации. Закон о средствах массовой информации запрещает вмешиваться в редакционную деятельность СМИ. У них есть свой главный редактор, а дальше мы опять возвращаемся: у нас есть двадцать федеральных каналов и еще порядка сотни самых разных нишевых. У публики есть техническая возможность смотреть любой из этих каналов, но она выбирает именно ВГТРК, «Первый» и НТВ, потому что ей там нравится. Публика не выбирает телеканал «Дождь», не потому что телеканал «Дождь» куда-то не пускают, а потому что он не совпадает с ожиданиями аудитории.

«Ограничение описания суицидов — самая спорная вещь»

— Давайте поговорим про законодательство. У нас появилась новая Государственная Дума. Какие вопросы ей предстоит решать с законодательством в сфере СМИ? Есть ли в министерстве какие-то идеи, инициативы по внесению каких-то законов?

— Сегодня мы прежде всего исходим из необходимости либерализации закона «О рекламе». Считаем, что реклама должна быть расширена и дополнена.

— За счет чего?

— Алкоголь, рецептурные лекарства, БАДы. Возможно, потребуется снятие ограничений, связанных с образами детей, врачей и так далее. Мы полагаем, что сегодня, когда рекламный рынок находится в ситуации серьезной стагнации, нам необходимо расширить возможности по рекламе. Кое в чем нас услышали, в частности, были увеличены объемы допустимой рекламы для печатных СМИ с 40 до 45%. Мы надеемся, что и остальные наши предложения тоже окажутся услышанными.

Вторая проблема больше не законодательная, а из правоприменительной практики. Мы считаем достаточно опасной тенденцией, когда в ряде регионов представители ФАС на местах пытаются любой материал на экономическую тематику расценить как «заказуху» или как скрытую рекламу. Дело доходит до смешного. Иногда средства массовой информации в регионах получают замечания или предупреждения за то, что они рассказали об открытии завода или булочной, в то время когда параллельно с этим совершенно спокойно публикуются материалы про новую модель iPhone или новую версию Windows. Мы исходим из того, что материал на экономическую тематику точно не должен рассматриваться как скрытая реклама, потому что реклама – это конкретное побуждение к приобретению товара, но никак не рассказ. Иначе мы просто убьем экономическую журналистику, она и так у нас находится не на самом высоком уровне.

Человек должен знать о том, что рядом с его домом открылась булочная, человеку интересно, что в его городе открылся новый ресторан, человек должен знать о том, что заработал новый завод и что появились новые игрушки, новая модель телевизора. Это то, что представляет из себя полезную и интересную информацию, достаточно рейтинговую.

Если говорить в целом про наши планы касательно законотворчества, мы проповедуем теорию нормотворческого минимализма. Она заключается в том, что, если можно обойтись без принятия какого-либо закона или законного акта, то лучше без них обходиться, а не грузить несчастного гражданина лавиной законов, постановлений, решений и так далее. Многие вещи можно сделать в рамках уже имеющихся законодательств.

— Существующий закон о СМИ, на ваш взгляд, соответствует реалиям времени?

— С учетом того, что в него ежегодно вносится большое количество изменений, — да. Он же не находится в том виде, в котором был принят в начале 1990-х годов, туда регулярно вносятся изменения, добавления.

— Некоторые изменения в законах — сейчас речь уже не собственно о «Законе о СМИ» — сильно ограничивают журналистов в их деятельности. Вы знаете, что есть проблема с описанием актов суицида, которая довела СМИ до абсурдных заголовков типа: «В области N одна девушка совершила кое-что из-за кое-чего».

— Cуициды – это самая спорная вещь. В отношении наркотиков и детской порнографии у нас вообще не возникает спорных моментов. По суицидам — да, достаточно часто бывают спорные ситуации, хотя сейчас их стало меньше, потому что есть диалог между нами и представителями Роспотребнадзора, есть и попытки оспаривания в судах. Совершенно понятно, что если мы пишем о том, что человек свел счеты с жизнью, так как неизлечимо болел раком, это не является пропагандой самоубийства, а свидетельствует, скорее всего, о не самом благополучном положении в области здравоохранения.

— Мне приходилось слышать от одного из сотрудников Роскомнадзора об идее обязать граждан, желающих обратиться с иском в СМИ, пройти через досудебную процедуру — воспользоваться правом на опровержение, которое дает закон о СМИ. В Роскомнадзоре говорят, что суды сегодня завалены исками от лиц, недовольных публикациями в СМИ, и гигантский иск Игоря Сечина к РБК — это только самое заметное.

— Есть идея такого закона, но, насколько мне известно, он не встретил большой поддержки со стороны законодателей и экспертов в области юриспруденции. Прежде всего в силу того, что, с их точки зрения, это искусственно ограничивает возможности человека. Это заставляет человека двигаться по определенной процедуре, лишая его конституционного права сразу же пойти в суд и оспаривать публикацию. 

«Если берешь деньги — вступаешь в другие отношения»

— Вы как заместитель министра смотрите на отрасль в целом. Как экономический спад влияет на СМИ? Уменьшается ли их количество в стране? Вы в свое время говорили в одном из интервью, что кормовая база для медиа значительно меньше, чем их количество. Что происходит с рынком сейчас?

— Рынок больше не становится, средств массовой информации становится меньше.

— Есть какие-то цифры, насколько уменьшается их количество?

— Приводить их бессмысленно, потому что они нам ничего не дадут. Невозможно сравнивать линкоры и байдарки. У вас может быть статистика о том, что стало меньше на 300 небольших газет, в которых работало в общей сложности, предположим, 500 человек. Но закрытие одного издания, в котором работает 1000 человек, окажет на рынок куда больше влияния.

Мы видим, что становится меньше новых средств массовой информации. Меньше «дутых» проектов, которые не базируются на бизнес-составляющей. Очень многие СМИ в свое время создавались просто «для прикола»: себя потешить, девушке любимой приятное сделать, почувствовать себя владельцем умов и судеб. Сейчас такого, конечно, стало значительно меньше. 

Второе, что мы видим, – очень своеобразная вещь происходит с количеством людей, занятых в журналистике, в медиасфере. Кризис формально не привел к появлению большого количества безработных журналистов, но более глубокий взгляд и погружение в эту проблему показывают нам, что все не так просто. Журналист — не рабочий на заводе, который приходит на одно место работы и работает там целиком смену. Очень многие журналисты, особенно в регионах, работают на несколько изданий. Многие из них имеют какое-то одно место работы (и даже не всегда в журналистике), но подрабатывают в качестве фрилансеров также в нескольких изданиях. И формально человек остается в медиаиндустрии, но количество источников заработка у него снижается. Ни одну из этих вещей вам не покажет статистика — это то, что вы видите в ощущениях, в общении с индустрией. Перевести это на табличный формат совершенно невозможно.

— В интервью «Слону» вы как-то сказали, что увеличение числа безработных журналистов должно положительно сказаться на качестве журналистики. По ощущениям, безработных журналистов, в том числе в Москве, стало больше. Качество выросло?

— Конкуренция возрастает, мы это чувствуем. Это должно будет принести свои результаты.

— Есть ли какие-то отдельные журналисты, которых вы выделяете и считаете высокопрофессиональными людьми? 

— Да, есть. Могу назвать по направлениям, если на то пошло. Нравится Ева Меркачева в «Московском комсомольце», Миша Ростовский там же. Как колумнист — Георгий Бовт. В «Российской газете» хорошие журналисты, которые пишут по литературе, хорошие журналисты, которые пишут по медицине. Ну, Колесников всем нравится.

— В 2103 году у вас было знаменитое выступление на журфаке МГУ, после которого вы стали почти демонической фигурой для либеральных СМИ. Вы тогда напомнили про суровую правду медиарынка: что журналисты после выпуска будут работать «на дядю», который и говорит им, что нужно писать, а они пишут. Наверное, отчасти это так. С другой стороны, развиваются некие тренды, которые, может быть, меняют ситуацию. Развивается платная подписка, и появляется надежда у СМИ на большую независимость.

— И где это у нас платная подписка развилась? Назовите хоть один успешный пример.

— Ну тот же «Слон» — насколько известно, он существует на платной подписке.

— Да вы что? Успешная платная подписка? Еще про «Дождь» скажите.

— «Дождь», если я правильно понимаю, живет на другие деньги, хотя и у них подписка является источником поступления средств.

— И «Слон» живет на другие деньги. Нет у нас нигде платной подписки. Вот «Ведомости» пытались ввести платную подписку. Где эта платная подписка у «Ведомостей»? Все в открытом доступе уже. Не работает у нас платная подписка на информацию. И не будет работать.

— Почему? В мире же работает.

— Во-первых, она и в мире не сильно работает. Во-вторых, для того чтобы платная подписка работала, вам необходимо каждый день иметь эксклюзив, которого нет ни у кого и который будет интересен вашим читателям. Сегодня этим не может похвастать никто.

— Ну, «Коммерсант» может, наверное? Там есть много эксклюзивной деловой и политической информации.

— Нет, не может. Если вы сопоставите газету «Коммерсант» с газетой «Ведомости», газетой «Известия» и еще рядом изданий, то вы увидите, что в 80% случаев они будут писать примерно об одном и том же. Если один закроет доступ к информации, вы сможете найти ее у другого.

— Что касается новостей — да, но есть же аналитика, есть колонки.

— Покажите мне, пожалуйста, ту журналистскую аналитику, за которую кто-то готов заплатить хоть две копейки.

— Я подписан на «Слон», я читаю их колумнистов, мне нравится.

— Я не готов платить за те размышления, которые есть в Слоне». Они мило пишут, но это не то, что стоит денег.

— Есть еще одна тенденция, когда, используя развитие соцсетей, журналисты помещаются в самостоятельные СМИ, состоящие из одного журналиста. Есть пример Олега Кашина, который сам себе СМИ. Может быть, это дает надежду, что журналисты могут работать не только «на дядю».

— Могут. Я и говорил, что у журналистов есть два варианта. Вариант первый —работать на дядю, вариант второй – самому стать дядей. Кашин стал дядей сам себе. Кто-то стал дядей в рамках своей редакции или своего коллектива. Но если ты работаешь в редакции, ты должен делать то, что тебе говорит дядя-редактор. Если дядя-редактор получает деньги от дяди-издателя, дядя-редактор должен делать то, что ему говорит дядя-издатель.

— У нас как раз по закону о СМИ, на который вы ссылаетесь, учредитель отделен от редакции и не может вмешиваться в ее деятельность.

— И может денег не давать при этом. Если берешь деньги, соответственно, ты вступаешь в совершенно другие отношения.

— Не так давно в Союзе журналистов России произошли изменения в руководстве и параллельно появилась еще организация, которая называется Профсоюз журналистов — независимая, составленная из журналистов небольших СМИ. Как вы оцениваете деятельность той организации и другой?

— Не знаю ни ту, ни другую и в ближайшее время знать не желаю.

— И даже Союз журналистов не знаете?

— Не знаю. Союз сбитых летчиков.

«Это не значит, что надо перестать давать деньги региональным СМИ»

— Вопрос, который волнует регионы, — это траты на пиар региональных властей, губернаторов. Какова сейчас позиция министерства?

— Очень простая: мы исходим из того, что органы власти как в регионах, так и на федеральном уровне являются крупнейшими ньюсмейкерами. И если возникает необходимость писать об их деятельности за деньги, то это признак непрофессионализма в работе их пресс-служб или соответствующих подразделений, отвечающих за связи с общественностью. Деятельность любого губернатора, министра или главы региона точно должна освещаться за бесплатно. 

Это не значит, что необходимо перестать давать деньги региональным средствам массовой информации, для которых дотации из региональных бюджетов зачастую являются серьезным источником выживания. Но эти деньги должны даваться опять-таки на внерыночные вещи, такие как пропаганда здорового образа жизни, программы по борьбе с наркотиками или патриотическое воспитание. Есть масса программ и масса вещей. Собственно, как мы это делаем на федеральном уровне: мы не даем деньги на освещение деятельности правительства Российской Федерации. Роспечать проводит конкурсы на социально значимые проекты: инвалиды, здоровый образ жизни, спорт, литература, культура и так далее — но не на начальников.

— Но вы же понимаете, на практике получится так, что деньги даются как бы на литературу, спорт и патриотическое воспитание, а на самом деле будет договоренность между региональными властями и какими-то СМИ о том, что «вы нас не ругаете», и так далее.

— У областных властей и так есть масса других способов воздействия на СМИ.

— Это самый действенный — дать деньги или не дать деньги.

— Вы же понимаете, что, когда деньги дали, за них надо отчитываться, поэтому в любом случае, если деньги из регионального бюджета пошли, то должно появиться определенное количество материалов на интересующую нас тему.

— Как правило, их публикуют для галочки и никакого читательского интереса они не представляют.

— Если так, это сказывается на рейтингах и позиции средства массовой информации, экономика которого начинает резко идти вниз. Все-таки наши средства массовой информации пытаются, стремясь в погоне за читателем, подавать материал интересно.

— Мне кажется, есть еще одно последствие. Это ограничение на государственные траты на пиар приводит к тому, что губернаторы начинают искать какие-то «серые» деньги на это и ввязываться во всякие отношения с бизнесом. А если речь идет о предвыборном периоде…

— Они стали значительно аккуратней в последнее время ввязываться в какие-то отношения с бизнесом — после некоторых историй, которые все наблюдали. Есть «серые» деньги и «черные» деньги, и есть некоторые формальные отношения, которые существуют в любом регионе. Да и не только в регионе, они и на федеральном уровне тоже существуют между средствами массовой информации и разного рода людьми, но они не всегда про деньги. Когда вы успешно занимаетесь пиаром, вы не договариваетесь об информации в обмен на деньги, вы договариваетесь об информации в обмен на информацию.

— Кстати, последний вопрос к вам именно как к опытному пиарщику, который еще Ельцину помогал выиграть выборы. У нас на носу президентская кампания — какой бы совет вы дали Кремлю по поводу медийной стратегии? 

— Я за бесплатно советов не даю. А в силу той должности, которая у меня есть, деньги получать не имею права. Поэтому, чтобы не нарушать ни принципов, ни законодательства, ничего говорить на эту тему не буду.

Источник: Дмитрий Колезев, фото Тимофей Балдин, Znak.com