Главный редактор журнала «Коммерсант-Власть» с 1999 по 2011 годы

Я в силу моих личных особенностей никуда не выходил много лет и вообще не слышал никаких отзывов о журнале, поэтому не знал, как он воспринимается в профессиональном сообществе. Я не следил за цифрами, за аудиторией. Когда меня уволили, я впервые в ресторане оказался. Каждый раз, когда кто-то говорит: «Вот когда-то „Власть“ была хорошим журналом», мне так приятно, будто я в первый раз это слышу. Меня журнал поглощал целиком.

Когда я начал делать журнал в 1999 году, я считал, что самая большая его проблема в том, что он считается просто приложением к газете. Я целенаправленно занимался тем, что пытался создать представление о журнале как о чем-то отдельном. Это требовало больших усилий. Когда главным редактором [газеты «Коммерсант»] в 2005 году был назначен Влад Бородулин — и отменил объединенную редакцию [издательского дома], стало легче. А до того одни и те же люди писали и в газету, и в журнал, и это было тяжело.

В творческом смысле самым лучшим временем была середина 2000-х годов, грубо говоря, второй путинский срок. Несмотря на то, что мы писали о президенте и власти, Кремль для меня был героем мультфильма, который мы создавали — а с живыми персонажами я никогда не сталкивался. Иногда Андрей Васильев мог мне сказать, что публикация произвела впечатление. Например, был спецномер про смерть Ельцина, и Васильев сказал, что в Кремле он очень понравился. Впрочем, Кремль долгое время не интересовался нами.

Были вещи, которые я считаю гениальными; какие-то вершины — и по задумке, и по исполнению. Допустим, несколько материалов Ольги Алленовой — и по Кавказу, и по Сочи, по олимпийской стройке. У нас был сюжет про человека, которого выселяют из дома: Алленова оказалась там в тот день, когда бульдозер приехал срывать дом. Был великолепный литературный проект [«Кремлевские стенания»] — будущие воспоминания кремлевских людей. Какие воспоминания напишут Владислав Сурков, Роман Абрамович, Константин Эрнст и Василий Якеменко? За них написали воспоминания Дуня Смирнова, Олег Кашин, Стас Белковский и Захар Прилепин. Был проект «Кому принадлежит Россия», мы его делали вместе с Леней Парфеновым (в то время — ведущий еженедельной итоговой программы «Намедни» на НТВ — прим. «Медузы») параллельно — и в журнале, и на телевидении; взяли по отраслям всю российскую экономику, где какие действующие лица; в течение нескольких месяцев были и съемки, и тексты. Знаю, что потом часто люди этим пользовались. Были справочники великие — «Вся российская армия», которую делал Саша Стукалин [и Михаил Лукин].

Мое любимое — это обложки. На них очень много времени тратилось, и мы умирали со смеху, когда их придумывали. Например, гениальная обложка была [в 2011 году], когда Россия [по решению президента Дмитрия Медведева] воздержалась от резолюции ООН по Ливии. Тогда был конфликт небольшой между Путиным и Медведевым. Путин сказал: не надо так делать; а Медведев сказал, мол, «не надо хлопать крыльями по корпусу», я здесь решаю. Заголовок был такой: «И не друг и не враг атак».

Лучшие обложки были именно с Медведевым. Самая гениальная была, когда Путин еще решал, кто будет [его преемником] — [Сергей] Ивановили Медведев, а нам надо было делать обложку. И мы приняли решение: ставим Медведева. А он еще был пухленький такой, довольно забавный. И поставили Медведева с почти детским пухленьким лицом, а Паша Черников придумал заголовок: «Гладкий путенок». И потом четыре года Медведев работал гладким путенком. Может, и обиделись, конечно — но откуда мне знать?

А можно еще обложку вспомню? Когда Путин и Медведев на съезде «Единой России» объявили о рокировке, была такая обложка. Стоит Медведев с бокалом вина, и подпись: «И немедленно выбыл».

«Архив» — отдельная прекрасная вещь. С автором Евгением Жирновым у нас была договоренность — никогда не делаем материал без новых документов. Это всегда был эксклюзив. 12 лет, раз в неделю — обязательный эксклюзив. И журнал выдерживал этот ритм.

Самая трудоемкая для меня рубрика в журнале была о новостях прошедшей недели. Я хотел придать ей новый смысл. Я разрабатывал форму четыре года. Потом даже написал текст на 20 страниц для внутреннего потребления — о том, как нужно делать новости в еженедельном издании.

Сейчас у меня никаких эмоций нет. Ни одной. Причем это не политический ответ, это буквально так. Для меня сейчас это издание, название которого совпадает с названием издания, которое я делал. Я даже не знаю, какая у него суть. И ведь это [закрытие бумажной версии]— не внезапное решение, разговоры об этом были довольно давно. Это не гром среди ясного неба.

До интернета схема была такая: газета — новости, еженедельники — аналитика. И на телевидении так же. Интернет эту структуру сломал. Теперь новости — это интернет, а уже ежедневная газета неизбежно должна становиться более аналитической.

Александр Габуев

Руководитель программы «Россия в Азиатско-Тихоокеанском регионе» Московского Центра Карнеги, бывший заместитель главного редактора журнала «Коммерсант-Власть»

Последние несколько лет журнал «Власть» в ИД «Коммерсант» был единственной площадкой для длинной аналитики на политические и социальные темы. Основные лонгриды были именно там, поскольку многие материалы просто не помещались по формату или размеру в ежедневную газету, где каждая вводка должна начинаться со слов «вчера» или «Как стало известно Ъ».

Формат [журнала] позволял делать длинные истории, не привязанные к событиям недели. Можно вспомнить, например, цикл Олеси Герасименко о региональном сепаратизме в России, который она делала в 2012–2013 годах — потом он вышел книжкой; или цикл Ольги Алленовой о сиротских учреждениях.

Понятно, что бумага как носитель потихоньку умирает, люди все больше читают аналитику на сайтах. Я надеюсь, что «Коммерсант» придумает, как перенести уникальный контент «Власти» и «Денег» в диджитал.

Ольга Алленова

Специальный корреспондент ИД «Коммерсант»

Большие расследования, крупные тексты с несколькими историями можно было делать только в журнале, ведь подобные материалы требуют соответствующего формата. У «Власти» была широкая аудитория — например, мне писали из каких-то далеких деревень или из тюрем. Понятно, что в тюрьмах нет интернета, но журналы в библиотеках есть. Теперь эти люди останутся без доступа к «Власти».

Другая категория читателей, которая лишится журнала, — это чиновники. Материалы, которые я писала во «Власть», всегда имели отклик с их стороны, причем гораздо больший, чем материалы, опубликованные на других площадках издательского дома — или в других СМИ. Журнал «Власть» — это короткий путь от простого человека, о проблемах которого я рассказываю, до высокопоставленных чиновников, которые должны о них узнать. Для меня нынешняя ситуация — большая драма, я не понимаю, как найти этот путь в другом формате. Я уверена, что чиновники не будут искать журнал «Власть» где-то на сайте «Коммерсанта»; это люди, которым секретари кладут прессу на стол.

Мы, конечно, знали, что руководство думает о прекращении выпуска печатной версии. Насколько мне известно, «Власть» не была убыточной, но и прибыль не приносила. Я боюсь, что через какое-то время «Власти» и «Денег» совсем не станет, они сольются с сайтом «Коммерсанта», и мы потеряем эти бренды. Возможно, я не права; руководство сказало, что репортерам «Власти» ничего в работе менять не надо, и под них найдут новый формат.

Григорий Туманов

Редактор GQ, бывший специальный корреспондент ИД «Коммерсант»

«Власть» я читал и при Максиме Ковальском, и после него. Будучи юным сотрудником «Газеты.ру», я глядел на журнал как на место работы недосягаемой высоты — и предполагал, что там работают страшно крутые люди.

При Ковальском журнал имел некую магистральную идею. Были награды недели, цитаты недели, тот же Евгений Жирнов с «Архивом». Но потом [после ухода Ковальского] магистральная идея куда-то пропала. Был еженедельник, но о чем? Вроде о власти, вроде об обществе. Журнал обо всем, но при этом не «Огонек», который пытается разговаривать более народным языком. «Власть» была парадоксальным явлением в ИД «Коммерсант» именно поэтому: никто до конца не понимал, как правильно, зачем и почему — и как это должно быть интересно читателю. В какой-то момент я открыл журнал в самолете — и при том, что там по-прежнему высокое качество, потому что это «Коммерсант», я увидел слепые страницы, наполненные сухими фактами. Был журнал местами академический, а вроде и нет. Что-то про почитать, а вроде и тоже нет.

Журнал до последнего времени двигался по инерции. Я туда писал с огромным удовольствием, потому что в журнал можно было принести кучу больших текстов; правда, мы не всегда совпадали концепцией. Бывает, что пишешь текст, который, кажется, вписывается — а он не идет. Не то что цензура, а разное видение.

В последнее время «Власть» была четким отражением Азера Мурсалиева как главного редактора. Азер — человек гигантских знаний международной и внутренней политики, он эксперт, но довольно академичный. Бывало, что летучки с ним затягивались на многие часы. Когда кто-то приносил свою историю, Азер начинал дополнять ее своим знанием предмета. При нем это был умный журнал, но это был журнал, который трудно читать неподготовленному человеку. Это был сборник хороших сложных текстов, такая тонкая брошюра, но все было нерегулярно и неровно. Нужно было в какой-то момент остановиться и просто продумать больше, как распределять рубрики, тексты.

Надо сказать, что журнал всегда преследовал качество в старомодном понимании этого слова. Это прямо олдскул. Но потребление информации поменялось за последние годы. Я не очень представляю, какое количество людей, преданных бумажной «Власти», есть в России. Я не очень понимаю экономическую модель. Как оказалось, «Власть» печатать оказалось дороже, чем не печатать. Ощущение того, что что-то должно случиться, было не первый год, но всегда все успокаивали себя тем, что бумажная «Власть» — важный имиджевый фетиш издательского дома. Однако в 2017 году это все уже не важно.

Демьян Кудрявцев

Владелец газеты «Ведомости», генеральный директор ИД «Коммерсант» с 2006 по 2012 годы

Журнал «Власть» был прибылен, когда все было относительно прибыльным, в сытые годы между 2000-м и 2008-м примерно. После финансового кризиса, в который рекламодатели — да и читатели — заново переоценили свои нужды и инструменты, которые им предлагал рынок, интернет стал забирать у печатной прессы бюджеты.

Дело не конкретно в формате еженедельников, дело в том, насколько их ниша соответствовала времени и потребностям. С «Властью» была очевидная проблема. Это журнал не массовый, у которого интернет стал забирать «скорость реакции» на политические события. А тотальная политическая тишина и глухота нового времени стали забирать у него «глубину» этой реакции. В рамках классической модели и стандартов «серьезного» издания писать о политике стало трудно — нет источников, нет подтверждений документов, общество перекошено, в одиночку поддерживать баланс и не скатиться в другую сторону, которая пугает рекламодателей, в частности, было сложно.

«Власть» вводила новые рубрики и жанры, но ни один из них не был близок к реальной жизни своего читателя, не был или не казался рекламодателю «полезным читателю». К сожалению, с этой редакцией — и с теми, кто был вынужден ее сменить, этот настрой невозможно было изменить. Журнал дрейфовал между политической сатирой и дневником пикейных жилетов — но пока на рынке были деньги на прессу, это работало, а когда исчезли — проще было решить, что и изменения контента не спасут издание.

Конечно, эти причины не единственные и, возможно, не самые главные, ведь журнал «Деньги» тоже закрывают, а вот он был не просто прибылен в хорошие годы, но очень прибылен, и был относительно прибылен и в начале тощих лет. И это его не спасло, потому что его тоже надо было перепридумать, что не может сделать редакция без обновления, а обновляют ее вынужденно и так, что сделать этого нельзя.

При том, что у «Коммерсанта» есть примеры такого перепридумывания и обновления. В частности, «Огонек», который уже не выходил, когда «Коммерсант» подобрал его, сейчас очень медленно, но верно становится безубыточным. «Огонек» важный пример также того, что обновление не всегда приходит со сменой редактора и вообще не всегда приходит от редактора, хотя его роль, безусловно, важна — но понятно, что и умирающий и возрождающийся «Огонек» был в основном творением Виктора Лошака. Таким образом мы понимаем, что обновление и спасение издание может идти не от редактора, а от управленческой стороны. Иногда достаточно смены формата, цены, дизайна, системы распространения, чтобы содержание издания перестроилось и оно стало востребованным. Но с «Властью» не удалось сделать и это. Никому не удалось.

В случае «Денег» и «Власти» причина гибели совокупна: консервативность старых команд, слабость новых, разрушенность дистрибуционных схем, дороговизна печати с высокой валютной составляющей, наступление интернета именно в этих нишах. Руководство компании поступило верно, хотя и грустно, что все так.

А между той «Властью», которая сейчас, и той, которая была, я не вижу принципиальной разницы. «Власть» Ковальского была посмешнее, поталантливее, но она тоже не соответствовала времени — как издательский продукт — года с 2005-го примерно.

Никому не грустно, что закрывается бумажное издание конкретное, грустно, что этой интонации, этим темам, этим читательским нуждам и отношениям с изданием не найдено адекватного аналога, который бы соответствовал времени. При том, что такие попытки у разных издательских домов были, и иногда они были интересными. Но у «Коммерсанта» получилось многое другое, я верю в успех моих друзей и коллег, если им — если нам всем — не помешают.