С. Крючков

― Добрый вечер, здравствуйте! Это действительно «Разбор полета» — программа о людях и решениях, которые они принимают в своей жизни. И в гостях у нас сегодня бизнесмен Аркадий Майофис, основатель бренда Yoffi, человек, создавший томский телеканал «ТВ-2». Аркадий, добрый вечер!

М. Максимова

― Добрый вечер!

С. Крючков― Проведут передачу Марина Максимова и Стас Крючков. И в вашем распоряжении традиционные для нас средства связи, вы все их прекрасно знаете: это смс-приемник +7-985-970-45-45, чат Ютьюба уже работает, также твиттер-аккаунт vyzvon и форма на сайте радиостанции «Эхо Москвы». Традиционно мы начинаем, Аркадий, с вопроса о наиболее сложном жизненном решении и выборе, который пришлось сделать. О том или ином этапе своего пути. Это не такой очевидный вопрос, как может показаться — в вашем случае и в каком-то другом.

А. Майофис

― Их было несколько, наверное. Первый, который мне в памяти пришел — я после университета пошел работать на государственное телевидение. Еще в Советском Союзе. И решил оттуда уходить, хотя у меня складывалась профессиональная карьера. Это было тогда, когда еще существовал все тот же Советский Союз. Я уходил в абсолютно неизвестное. Было совершенно непонятно, чем все закончится. Я помню, что это было довольно тяжелое решение. К счастью, оно абсолютно оправдалось. 
Было непростое решение, связанное с тем, как вообще наша телекомпания будет существовать в этом мире, потому что мы выбрали путь такого правильного, профессионального информационного подхода к журналистике, к тому, что мы делаем. Это входило в противоречие со всем, что нас окружало. Собственно говоря, это нас и сгубило. Это был довольно тяжелый выбор — по крайней мере, сначала. Потом было легче. 
А так, сказать, чтобы я чем-то сильно мучился годами — нет, такого не было.

С. Крючков

― Вы сейчас находитесь в Израиле. Почему переехали именно туда?

А. Майофис

― Потому что я еврей. Это было очевидно, что если выбирать иное жительства, то Израиль. Я давно люблю эту страну. Для меня важна моя национальность, имеет большое значение — и всегда имела. Поэтому я не раздумывал.

С. Крючков

― Прямо совсем-совсем? Вы оказались поставленным в такую ситуацию, когда нужно было уезжать? Или это было решение, вынашивавшееся долго?

А. Майофис

― Никакого такого решения не было. За меня все решили, что называется. Я последние несколько лет жил на две страны. Работа и бизнес у меня были в России, а семья жила в Израиле. Так получилось не специально. Я не вывозил из России семью в Израиль — она у меня там создалась, случилась, и там же и продолжалась. Как многие деловые люди ведут жизнь на две страны. Но в связи с тем, что бизнес закрылся, а мое нахождение в России стало небезопасным, я уехал, и 3,5 года в России не был.

С. Крючков

― Насколько небезопасным? Возвращение в Россию грозило тем, что вас закроют?

А. Майофис

― Да. Бизнес закрыли. Речь шла о моей личной безопасности. Оценивать, насколько серьезные были угрозы, мне сложно. На самом деле думаю, что процентов на 90 это был блеф. Просто им нужно было выдворить меня из страны. Поэтому всячески, из разных источников до меня доводили информацию, что мне нахождение в стране небезопасно после окончания нашего вещания. И я решил уже не искушать судьбу. Примеров было достаточно. А учитывая, что у меня в Израиле были маленькие дети, я решил уехать и наблюдать за тем, что происходит, со стороны.

С. Крючков

― К истории, предшествовавшей этому, мы еще наверняка вернемся. А вот когда вы говорите «им было выгодно», чтобы вы уехали из страны, «им» — это кому? Это томские чинуши, это представители силовых органов, это какие-то федеральные структуры, силы здесь, в Москве?

А.Майофис: Я последние несколько лет жил на две страны. Работа и бизнес в России, а семья — в Израиле. Так получилось

 

А. Майофис

― История убийства телекомпании — это не местная история. Местные деятели если и приложили свою руку, то только как второстепенные участники. Это была абсолютно федеральная история. У нас многие годы как раз была иллюзия, что из-за того, что мы маленькие, что мы не представляем никакого особого электорального интереса (город полумиллионный), нас и не тронут. Но выяснилось, что самим фактом своего существования мы подаем плохой пример всей стране. 
Под всей страной я имею в виду профессиональное сообщество. Ну, живет какая-нибудь региональная телекомпания — неважно, в каком городе: в Красноярске, Екатеринбурге или каком-нибудь маленьком. И смотрит на то, что мы делаем, и спрашивает — или может спросить: «А почему они могут это, могут выстраивать такую редакционную политику, а мы не можем? Почему они могут к себе в гости, в эфир позвать такого человека, а мы не можем?». Мы неожиданно для самих себя стали фактором федеральным. 
Это и стало причиной того, что на нас устроили эту охоту. Кто? Фамилии мы можем назвать только исполнителей. Это Жаров (Роскомнадзор), это Романченко (РТРС). Я уже стал забывать названия некоторых российских организаций. Кто организатор и кто координатор всех действий? Было задействовано очень много разных федеральных структур: Антимонопольный комитет, суды… Это ФСБ. Нет никакого сомнения, что именно эти люди, которые очень долго копили, собирали информацию относительно нас, это все и скоординировали. Я думаю, что это история, похожая на то, что происходило с New Times. Те же самые структуры. Так что ничего нового.

С. Крючков

― А почему, говоря о своих коллегах в других российских региональных телерадиокомпаниях, вы говорите: вот они задавались вопросом, почему «ТВ-2» может себе это позволить, а мы не можем? А, собственно, почему вы могли себе это позволить? Как выстраивалось это все, эта история под названием «Томский телеканал ТВ-2» и «Холдинг ТВ-2»?

А. Майофис 

― Само собой так вышло. Вот недавно вышел фильм «Аномалия» (знаю, что многие его посмотрели), где как раз про это все рассказывается. Мы были романтиками. Мы многие пришли в эту профессию совсем из других сфер деятельности. И мы учились с нуля, по сути дела. Учиться информационной журналистике было особенно не у кого. И мы полагали, что есть не политические законы, не идеологические законы, а некие профессиональные законы того, как должна работать телекомпания на местах. И мы считали, что имеем право жить по законам профессии. 
Это была, конечно, сильная иллюзия. Нам постоянно, на протяжении почти всех 25 лет, давали понять, что мы неправы. Но все время как-то складывалась ситуация, которая позволяла нам выжить. То губернатор был приличный, то все понимали, что просто так грохнуть нас сложно — будет шум; что у нас есть какие-то свои профессиональные связи. И потом, зрители за нас все-таки. Мы всегда вещали для зрителя, а не для кого-то другого — это была для нас принципиальная позиция. И томичи продемонстрировали это, когда выходили в 30-градусный мороз на митинги в защиту телекомпании. 
А для кого-то это был просто бизнес. Что такое бизнес? Ты создал некий продукт, некий товар, довел его до какой-то кондиции, когда он стоит максимально дорого — и продал. Собственно говоря, вот весь бизнес на этом и строится. И там, в фильме, мы говорим, что независимо от всего как-то так получилось, что в какой-то момент мы поняли, что все создают цену, а мы создали ценность. А когда ты вдруг создал ценность, начинаешь понимать, что она, в общем, не особенно тебе принадлежит. Хотя формально она, как, собственно, и любой бизнес, принадлежит каким-то определённым владельцам. И с ценностью надо быть очень осторожным. Очень легко свалиться куда-то и превратить ее опять во что-то непотребное. 
Поэтому у нас и не было какого-то особенного выбора. Мы понимали, что, наверное, можно сделать какие-то определённые шаги навстречу. Вот мне говорили часто: «Чего вы такие бескомпромиссные?». А мы отвечали: «Мы не бескомпромиссные, мы абсолютно нормальные. Просто мы считаем, что должно быть две точки зрения». Смешная позиция: должно быть две точки зрения. Вот если Немцов приезжает — это же событие. Мы должны пригласить его в эфир, как и любого другого человека, ньюсмейкера. Или, например, если мы узнаём, что на войну на Донбасс отправляются бойцы из Томской области, и, по сути, проводится целая операция по их подготовке и прочее, мы обязаны об этом рассказать. Потому что это новость. А как, если мы в этой профессии, мы об этом можем не рассказать? Конечно, это всё страшно бесило. Ну вот, теперь я в Израиле.

М. Максимова

― Скажите, вы в самом начале упомянули, что у вас возникали какие-то опасения относительно судьбы компании. Но при этом вас не закрывали, потому что боялись какого-то шума. Получается, что в определенный момент шума перестали бояться? Вы же сами сказали, что зрители выходили.

А. Майофис

― Ситуация в стране изменилась же очень сильно. Губернатор сменился. И сейчас уже ничего не боятся. Сейчас не боятся шума из Вашингтона. А уж бояться шума из Томска тем более смысла никакого нет. Всё изменилось, страна другая. Самое смешное, если можно так выразиться, заключается в том, что страна изменилась, а мы нет. Вот и всё. Мы этих изменений как будто не почувствовали. Мы, как блаженные, продолжали ходить на работу и делать свою работу так, как мы привыкли ее делать. И нам в какой-то момент сказали: «Эй вы, сумасшедшие, вы что? Вы с какой планеты?»

С. Крючков

― А на данном этапе вы это уже почувствовали? Страница под названием «ТВ-2» для вас лично перевернута?

А. Майофис― Если вы имеете в виду возможность ее воссоздания, то для меня лично она перевернута. Я, пожалуй, не буду в этом участвовать, если вдруг такая возможность выдастся. Я надеюсь, что она выдастся, и я могу объяснить, почему. Я верю, что изменения в России произойдут обязательно. Не знаю, когда. Но я совсем не верю, что они произойдут надолго. Мой личный опыт, опыт моей семьи, мои знания о том, что происходит в России, показывают, что это бесконечный маятник от очень плохого к очень хорошему. Я больше не хочу в этом маятнике участвовать. А больше всего я не хочу, чтобы в этом участвовали мои дети. 
Я уже много раз говорил, когда у меня спрашивали про мою семейную историю: я только здесь осознал цикличность того, что происходило в моей собственной семье. Мой дед до 1941 года жил в Риге. Он был там бизнесменом, занимался мехами. И в 1941 году (в июне, по-моему) их всех забрали, всё отобрали. Его отправили в лагеря, а семью и моего отца, 14-летнего на тот момент, отправили в Томскую область — собственно говоря, почему я там и появился. То есть, в моей семье это уже было. 
И тут я начинаю со всей страстью, со всем желанием что-то изменить, сделать что-то хорошее… Мы создаем нечто прекрасное, на самом деле — и в профессиональном смысле, и в человеческом, и в бизнес-смысле. Мы же создали в маленьком городе структуру, в которую входил ряд компаний, и которая была экономически независимой. Почему ещё нас было сложно убить? Потому что у нас не было каких-то спонсоров, деньги которых составляли для нас основу существования. Кто нас поддерживал, условно говоря, кто размещал у нас рекламу? Местные парикмахерские, местные магазины, местный малый и средний бизнес. В бюджете нашей компании реклама крупных компаний или московская реклама составляла ничтожный процент. Убить экономически нас было невозможно.

С. Крючков

― Так было до февраля 2015 года, до самого конца?

А.Майофис: История убийства «ТВ-2» — не местная история. Местные если и приложили руку, то как второстепенные участники

А. Майофис

― До самого конца. То есть что произошло? Они отключили, сломали фидер — как будто бы, на самом деле ничего не сломалась, это совершенно очевидно сейчас. И они думали, что мы без вещания умрем экономически. Вы можете себе представить: работает коллектив, огромное количество людей. И вдруг бабах! — нет эфира: у нас нет рекламы, только подпитки. Они нас недооценили. У нас были запасы, мы готовились к тому, что что-то может произойти. И мы эти полтора месяца, пока фидер не включили, прожили — к их удивлению. Они удивились, что это произошло. Поэтому они потом уже пошли своим путем, бюрократическим: лишили нас лицензии и прочее. 
То есть экономически они нас задавить не смогли. На протяжении последних 5 или 6 лет против нас возбуждались разные уголовные дела. Обвиняли то в мошенничестве, то в уклонении от налогов, то ещё в какой-то ерунде. Постоянно меняли статью, по которой нас могли привлечь. Потом всё рассыпалось. То есть они с разных сторон заходили, но не было политической воли, такого мощного приказа. А потом, когда этот приказ появился, тут они и довели это до результата.

С. Крючков

― Случилось так, как случилось. Тем не менее, вы говорите, в 1990 году, то есть в предпоследний советский год, вы создавали «ТВ-2» на волне иллюзии, на волне романтизма. На сегодняшний день у вас такой иллюзии нет? Потому что, в принципе, исходные условия ровно таковы же. Как «Медуза» переехали в Ригу, как уехали прежние «Лента.ру» и создали издание, ориентированное на российскую аудиторию, вы можете, находясь в Израиле, возродить нечто подобное или создать нечто подобное с нуля, как тогда, в 1990. Такого желания нет?

А. Майофис

― Вы знаете, я, может быть, сейчас какие-то ужасные вещи скажу. Возможно, это мои совсем незрелые рассуждения, основанные на какой-то обиде или травме, но я, опять же, пребывал в иллюзиях, как мне кажется, что те ценности, которые мы разделяем, нужны огромному количеству людей. И именно из-за того, что я чувствовал, что это нужно не только мне, а очень многим, мы и бились. Мы готовы были биться и идти до последнего. Если бы нам сказали: «Твои ценности — на деньги, или на ещё что-то», мы бы сказали: «Ценности». Потому что они не только мои. 
А в какой-то момент я понял (и сейчас это всё подтверждает всё то, что происходит в России), что это всё было очень наивно. Что эти ценности нужны очень небольшому количеству людей в стране. На самом деле я искренне так считаю. Я вдруг понял, что я прожил 53 года как будто бы не в своей стране, в которой подавляющее большинство людей думает не так, как я. Я как чужой. Я вдруг оказался чужим в своей собственной стране. Какая-то демократия, какие-то либеральные ценности, какие-то профессиональные нормы и стандарты — это всё не нужно. И я не имею никакого права этому подавляющему большинству указывает, как им надо жить. Пусть они живут так, как они считают нужным. Если им это всё нравится, имею ли я право говорить: «Нет, вы неправы, на самом деле правильно вот это — вот ценность, это ценность». Я вдруг понял, что это всё бессмысленно. Я жил прекрасно, но бессмысленно. В какой-то момент мне это показалось. 
Поэтому я здесь, где, в общем, всё тоже совсем непросто. Как вы знаете, Израиль очень парадоксальная, непростая страна. Но я знаю, что если вдруг здесь заденут местное народонаселение, их права, завтра эти люди выйдут на улицу. Потому что нельзя трогать права человека. И мне это понятно. Мне кажется, здесь я больше нахожусь в своей среде, чем там.

С. Крючков

― Тем не менее, вы в Израиле остаетесь иностранцем, который приехал и сделал новый бизнес? Или вы уже израильтянин, скажем так? По ощущениям.

А. Майофис

― Я здесь останусь иностранцем до гробовой доски. Без всякого сомнения. В этом сложность репатриации в моём возрасте. Да, собственно говоря, практически в любом возрасте, кроме детского. В любую страну, не только в Израиль.

С. Крючков

― Нет желания становиться своим или нет возможности?

А. Майофис

― Я очень хочу интегрироваться по-настоящему. Я как раз не хочу быть здесь чужаком в чужой стране. Я жду, когда у меня пройдет это «у них». Я ещё говорю «у них», «а у нас там». Я жду, когда у меня это пройдёт. Потому что единственный способ нормально выстроить жизнь в другой стране — это интегрироваться в неё. Перестать быть туристом. Но всё равно я здесь не родился, я здесь не служил в армии, я не знаю язык. Пытаюсь его учить, но у меня пока плохо получается. А вот мои маленькие дети уже будут израильтяне.

М. Максимова

― А вы, в силу пока этих же проблем с языком, общаетесь с себе подобными? С такими же выходцами из Советского Союза? Или у вас всё-таки появились друзья именно среди, скажем так, коренного, местного населения?

А. Майофис

― Очень хочу, чтобы появились, потому что у меня они вызывают большое любопытство. Вот я, допустим, общаюсь здесь с 50-летним человеком. И я понимаю, что на его глазах страна строилась. Практически все воевали. У всех такой колоссальный интересный опыт. Но, к сожалению, я не могу полноценно общаться с этими людьми. 
Поэтому, конечно же, меня в основном окружают бывшие россияне. Их здесь сейчас очень много. Из России приезжает по 10-15 тысяч, плюс кто-то из Украины и других бывших стран Советского Союза. Люди, которые сейчас приезжают, отличаются от предыдущих, 90-х годов. Больше людей из крупных городов — из Москвы, из Петербурга в первую очередь. Больше людей с высшим образованием. И больше людей состоявшихся. То есть если в 90-е годы сюда ехали люди, большая часть которых ни разу не была заграницей, и для них Израиль была первая заграница, они торговых центров не видели, таких вот современных, то сейчас люди приезжают совершенно иные, естественно. И я жду, надеюсь, что какая-то критическая масса этих людей здесь соберется, и она тоже внесет вклад в развитие Израиля. 
И я дорожу каждым опытом — пока каким-то маленьким. Если люди здесь что-то начинают, окапываются, это чрезвычайно тяжело. Поверьте, это тяжело неимоверно в стране, в которой просто всё по-другому. Но такие есть.

А.Майофис: Мы всегда вещали для зрителя, а не для кого-то другого — это была для нас принципиальная позиция

С. Крючков

― А почему, собственно, тогда, если таких состоявшихся людей, репатриировавшихся в Израиль, столь много, вы всё же создали свой сувенирный бизнес, а не воспользовались тем опытом и теми наработками, которые у вас появились за четверть века истории «ТВ-2»? Ведь это колоссальный опыт.

А. Майофис

― Я думал об этом, конечно же. Потому что, собственно говоря, это единственное, что я умею. Знаете, я после школы 1,5 года собирал на оборонном заводе подводный миноискатель. И это единственный мой немедийный опыт.

М. Максимова

― А как так получилось?

А. Майофис

― Я после школы не смог поступить в университет и пошел на завод измерительной аппаратуры слесарем-сборщиком. Собирал подводный миноискатель, укреплял обороноспособность Советского Союза. А после этого я поступил в университет — и всё, с тех пор я занимался только медиа. 
Дело в том, что я не привык (у меня нет такого опыта) работать в дотационных медиа. Ну, я когда-то работал на государственном советском телевидении, но это не в счёт. Я привык существовать в медиа, которое само на себя зарабатывает, а, следовательно, может быть таким, каким мне медиа нравится. А экономическую состоятельность любого медиа определяет аудитория, ее количество и качество. 
Русскоязычная аудитория в Израиле уходит, она исчезает. Она есть, без всякого сомнения, но она всё меньше и меньше представляет интерес для рекламодателей. Во-первых, потому что молодые русские израильтяне всё хуже и хуже говорят по-русски. Помимо этого все те же самые тенденции, которые есть во всём мире, есть и здесь. Например, они всё меньше и меньше смотрят тот же телевизор. А если и смотрят, то точно не на русском языке. Аудитория стареет. То есть и для рекламодателя они не очень интересны. Поляна очень маленькая. А людей с гуманитарным образованием здесь было очень много, и приезжают всё больше и больше. Вот кого ни возьми из новых репатриантов, это всё маркетологи, фотографы, журналисты, психологи. Одни гуманитарии.

М. Максимова

― Чем-то вас всех привлекает туда почему-то.

А. Майофис

― Совершенно верно. Пытаются устроиться по профессии, естественно.

С. Крючков

― У нас остаётся 1,5 минуты до новостей. Вот мы говорили о ценностях и стоимости этого продукта, который был вами сделан здесь, в России. А, собственно говоря, после того, как эта история, официальная история «ТВ-2» под вашим руководством, завершилась, удалось вернуть какую-то часть цены, распродавая активы? Или в чьих руках это осталось на сегодняшний день?

А. Майофис

― Телевидение, когда у него отбирают лицензию — это груда металлолома, никому не нужная. Оно перестает иметь какую-то ценность. У нас работал довольно большой коллектив. И распродавая что-то, что у нас там было, мы пытались выплатить. И, собственно говоря, мы все обязательства перед людьми погасили абсолютно.

С. Крючков

― То есть ваша израильская история началась фактически с нуля?

А. Майофис

― Она началась с нуля в буквальном, физическом смысле. Я приехал, огляделся и сказал: «Здравствуйте, я приехал».

С. Крючков

― Об этом этапе в жизни Аркадия Майлфиса мы поговорим после новостей на радиостанции «Эхо Москвы». Вернемся!

НОВОСТИ. 
РЕКЛАМА.

С. Крючков

― Мы продолжаем. В гостях у нас бизнесмен Аркадий Майофис, основатель бренда Yoffi и человек, создавший томский телеканал «ТВ-2».

А.Майофис: Я верю, что изменения в России произойдут обязательно. Но я совсем не верю, что они произойдут надолго

М. Максимова

― Вы не только телеканал создали, но ещё и бренд Yoffi. Вы несколько раз в первой части программы говорили о том, как было непросто после того, как вы переехали в Израиль, о том, как много там проблем. Расскажите о том, с какими проблемами, сложностями столкнулись, и, собственно, про тот продукт, который делаете сейчас. Который полностью отличается от «ТВ-2».

А. Майофис

― Я и то, и другое делаю с удовольствием. В этом схоже. Ну представляете, человек приезжает в другую страну, где не говорят по-русски. Причём по-русски не говорит никто. Есть иллюзия, что все в Израиле говорят по-русски. Это совсем неправда. То есть, конечно, ты на улице много таких людей встретишь, но если у тебя есть какие-то серьёзные разговоры, профессиональные в том числе, ты должен знать иврит. 
Здесь другое законодательство, здесь другая ментальность. В России, разговаривая с кем-то, я чувствовал собеседника, мог предположить, что он думает, как он себя поведет. Я здесь с этими стереотипами общался точно так же. А потом вдруг выяснялось, что я вообще человека понял неправильно, вообще его не понял. И это происходит сплошь и рядом. Конечно же, это колоссальный стресс просто потому что вообще всё по-другому. Можете себе представить: звоню в банк. Мне нужно говорить: «Здравствуйте, я такой-то». Меня и так все знают. А тут я прихожу в банк, а я никто, вообще никто. И зовут меня никак, истории никакой нет.

М. Максимова

― Скажите, а вас никак в Израиле не узнавали? Вы просто какой-то, из России приехал.

А. Майофис

― Да, приехал из России. Для русской публики я представлял некоторый интерес. Я приехал на волне того, что происходило с телекомпанией, пятое-десятое. И поэтому у меня начали брать интервью разные русскоязычные издания. И я этим пользовался. То есть я нарабатывал какую-то известность здесь, давая интервью всем и по любому поводу. И постепенно я стал довольно известным человеком вот в этой русской (фейсбучной, может быть, правильно сказать) среде. А после того, как я стал создавать этот бизнес и о нём рассказывать, пример Yoffi стал показательным. Очень многим новым репатриантам, а отчасти и старым репатриантам, стало важно, чтобы у меня всё получилось. Потому что я как флаг для очень многих. «Видите, если у него получается, значит, и у меня может получится». Мой пример оказался важным. И я сейчас в эпицентре этой положительной энергии.

С. Крючков

― А можно сказать, что тем самым вы создали себе конкурентов? То есть сделав такой мощный стартап в Израиле, приехав туда и раскрутив Yoffi за 3 года, сегодня эта поляна уже не совсем свободна. Или это не так?

А. Майофис

― Ну да, на самом деле ниша, связанная со съедобными сувенирами… А мы производим съедобные израильские сувениры из того, что здесь растёт — из фиников, из тхины, из мёда, из граната. Ну, стали появляться какие-то конкуренты. Но пока, я думаю, мы абсолютные лидеры всего этого. Но переоценивать мою известность и известность Yoffi не надо. На самом деле израильтяне вообще не знают, кто мы такие. И, собственно говоря, вообще им знать и не нужно, потому что мы на израильтян не особенно рассчитываем. 
Наша аудитория, говоря терминами из предыдущей моей жизни — это туристы, которые приезжают, и отчасти это разные корпорации — маленькие, средние и большие — которые дарят подарки клиентам, гостям, акционерам. Израиль — страна, интегрированная в мировую экономику, поэтому здесь постоянно происходят конференции, люди приезжают, ездят. Вот я сейчас нахожусь НРЗБ в центре Тель-Авива. Время уже позднее, на час больше, чем в Москве. И абсолютно всё занято, везде проходят какие-то совещания. Вы знаете, что здесь просто бум хайтека. Всё, что связано с хайтеком, развивается очень интенсивно (здесь говорят хАйтек, и фЕйсбук, а не фейсбУк, кстати говоря). Поэтому наши подарки могут быть полезны самым разным корпорациям. Но, по большому счёту, я знаю свое место, которое мы здесь занимаем. Оно очень маленькое.

С. Крючков

― Вы говорили о неких ментальных несоответствиях между своей прежней аудиторией, своими прежними соотечественниками и нынешними соотечественниками. Самый яркий пример, когда происходило непопадание? Вы говорите, чувствуете, что вас не понимают?

А. Майофис

― Это вообще происходит постоянно, каждый день это вижу в Израиле. Вот ты разговариваешь с человеком. Он разговаривает с тобой по-русски, тем же самым русским языком, что разговариваешь ты. И потом вдруг выясняешь, что он ни читать, ни писать по-русски не умеет. Человек родился, или, например, его привезли ребёнком. Дома общается по-русски, у него даже акцента нет. Но при этом ему негде было учиться читать и писать. Это здесь распространённое явление. 
Ну а если ты говоришь с израильтянином, который здесь родился, то это вообще другая планета. Например, здесь люди не привыкли к каким-то обязательствам, связанным со временем. Это вообще, видимо, средиземноморская черта. Возможно, она свойственна испанцам, итальянцам или ещё кому-то. Но совершенно невозможно договариваться о времени.

М. Максимова

― Опаздывают постоянно?

А. Майофис

― Если бы просто опаздывали, то это бы ладно. Но мы же занимаемся работой, бизнесом. И мы договорились, что что-то должно быть произведено такого-то числа. А оно может быть не только не произведено к такому-то числу, а человек даже не поймет, чего ты бесишься, что он не произвёл к такому числу. Просто потому, что у него другое течение жизни. И это маленькая деталь, о которой абсолютно все говорят, потому что люди необязательные. 
На самом деле ты сталкиваешься с какими-то такими вещами, в которые не попадаешь, сплошь и рядом. Мне кажется, здесь было бы довольно сложно вот этим вот эффективным менеджером, которые сейчас очень распространены в Москве. Я их не очень люблю, честно говоря, видимо, потому что сам не умею так, как они. Но человек, который прочитал 154 книги по ведению бизнеса и ему здесь всё понятно, если высадится сюда с десантом, то мне будет смешно за ним понаблюдать, потому что здесь очень многое построено на личных связях, на том, служил ты в армии или не служил, как ты относишься к человеку. Короче говоря, здесь играют роль какие-то тонкие вещи, которым в учебниках не научишься. И чтобы их почувствовать, нужно, конечно, здесь родится.

А.Майофис: Я здесь останусь иностранцем до гробовой доски. Без сомнения. В этом сложность репатриации в моём возрасте

С. Крючков

― У меня есть такой вопрос, наверное, сугубо частного свойства. Вот вы сказали, что ваш дед был привезён, ввезён в Советский Союз в 1941. Отцу было 14 лет. Но вы-то томич. И вот это смена, коренная смена климата каким-то образом на вас сказывается?

А. Майофис

― Нет, климат — это последнее, что на мне сказывается. И вообще израильский климат не так плох, как кому-нибудь может показаться, потому что здесь всё кондиционированно. Вот мы с семьей летом были в Риге, и была жара — было несколько очень жарких дней. Мы ехали в поезде в Юрмалу. Это было ужасно, потому что поезда не кондиционированны. Нет вот этой культуры кондиционирования, которая есть в жаркой стране. Поэтому здесь ты не ощущаешь этой сильной жары. Живёшь себе и живёшь. Климат — это последнее, что угнетает.

С. Крючков

― Вы говорите, что офис у вас в Тель-Авиве. А поселились вы…

А. Майофис

― НРЗБ рядом с Тель-Авивом.

М. Максимова

― Когда вы были руководителем телекомпании, вы, соответственно, были погружены в нашу, российскую повестку дня. Сейчас прошло уже несколько лет. Вы до сих пор, по-прежнему как-то интересуетесь и держите ухо востро, и что-то на карандаше, или…

А. Майофис

― Да, каждый день, к сожалению, я это делаю. Когда я приехал, я смотрел (вернее, читал в интернете, я телевизор не включаю) только российские новости. Потом по чуть-чуть стал читать израильские сайты. Сейчас примерно 50 на 50. Но я в курсе того, что сегодня происходит в Керченском проливе.

С. Крючков

― А когда вы оцениваете это для себя, вы говорите «это происходит там, у них» или «это происходит у нас»?

А. Майофис

― Я думаю, что это какие-то фантомные боли. Ноги уже нет, а всё чешется, понимаете? Меня уже должно больше интересовать, что происходит в секторе Газа, чем в Керченском проливе. Но понятно, что я уже ничего с собой сделать не смогу.

М. Максимова

― Скажите, вот вы уехали, когда всё это происходило с телеканалом, из опасения за свою, уже в том числе, и личную судьбу. Прошло несколько лет. С одной стороны, может быть, для властей это уже слегка подзабылось. У вас всё равно не возникает желания, интереса приехать сюда? То есть не переехать, не вернуться в Россию, а приехать, не знаю, навестить друзей или ещё что-то? Или всё-таки вы считаете, что опасность пока ещё существует?

А. Майофис

― Я часто скучаю. Скучаю по Томску больше, чем по Москве, хотя Москву я очень люблю. Я скучаю по некоторым людям, безусловно. Я действительно соскучился по снегу, честно вам скажу. По каким-то вещам, которые мне с детства знакомы. Я довольна сентиментальный человек. Но я не хочу приезжать. Возможно, это какая-то самозащита, что не хочу себя будоражить, тревожить. Мне пока настолько непросто, и столько усилий требуется, чтобы здесь всё получилось, что я не хочу рассредоточиться.

С. Крючков

― Хочу немножко вернуться к телеканалу «ТВ-2». Вопрос, который меня заинтересовал, когда я почитал интервью с вами. Во-первых, что значила вот это кошка на логотипе «ТВ-2»? Откуда взялся этот символ? И второе: судебные процессы. Вы обещали дойти в тяжбе по поводу телеканала до ЕСПЧ. Эти труды чем-то увенчались?

А. Майофис

― Местные суды закончились не в нашу пользу.

М. Максимова

― Удивительно, да?

А. Майофис

― Удивительно. Вообще, вы знаете, что произошло? Произошло то, что подключилась одна федеральная структура, которая называется РТРС, и вырубила нам вещание технически. Мы не могли вещать из-за того, что федеральная структура вырубила нам передатчик. А другая федеральная структура — Роскомнадзор — нас наказала за то, что мы не вещаем. Вот, шулерство такое натуральное. Мы в Антимонопольный, например. Мы были уверены, что Антимонопольный встанет на нашу сторону, просто потому что нельзя не встать на нашу сторону. А Антимонопольный сказал, что это не входит в их сферу. Всё было понятно. Суды мы проиграли, в ЕСПЧ мы не пошли. Это тоже всё бессмысленно, как вы понимаете. Из принципа — может быть, но у нас не было денег на ЕСПЧ. А что вы ещё спрашивали?

С. Крючков

― Да про кошку на логотипе.

А. Майофис

― А, про кошку. Кошка — это, конечно, символ свободы. Появилась она забавно. В Томске ошивался один всё время пьяный московский художник. Жить ему было негде. Мы ему дали диван в нашей телекомпании. У нас там было квадратов 50 на всех. И диван был, естественно. Вот он там спал, а в знак благодарности нарисовал нам кошку. В конечном итоге кошка, образ уже был сделан другими дизайнерами, Но идея была оттуда. Пьяный московский художник.

С. Крючков

― Как и полагается художнику.

А. Майофис

― Как и полагается для свободных людей.

С. Крючков

― Аркадий, вот «ТВ-2» для вас закончилось. Вот не касаясь людей, потому что связи с людьми наверняка остаются в том или ином виде, но существует агентство «ТВ-2». Оно исправно работает. Вы на сегодняшний день какое-то хотя бы формальное отношение к нему имеете?

А. Майофис

― Я каждый день смотрю. Если у них есть трафик из Израиля, они знают, что это я.

С. Крючков

― Внештатный корреспондент.

А.Майофис: Русскоязычная аудитория в Израиле уходит. Она есть, но она всё меньше представляет интерес для рекламодателей

А. Майофис

― Я по-прежнему переживаю, если я вижу там какие-нибудь ляпы или ещё что-то, но никогда ничего не говорю. Радуюсь, если какие-то хорошие материалы. Работают ребята в жесточайших условиях. Их никто не аккредитует. Крупные рекламодатели боятся размещать рекламу. И они продолжают. С моей точки зрения, это абсолютный подвиг — то, что они делают. Я склоняю голову перед ними. Считаю, что эта работа бессмысленна.

С. Крючков

― Донкихотство такое.

А. Майофис

― Да. И при этом для меня большая честь, что я знаю этих людей. Иногда жалею, что не могу быть на амбразуре вместе с ними. Но я сделал свой выбор.

М. Максимова

― Вы как-то в одном из интервью сказали, что пережили бандитские 90-е тогда с телеканалом, и после этого уже хоть море по колено. Скажите, какой, с вашей точки зрения, период жизни телеканала «ТВ-2» был самым сложным?

А. Майофис

― Самым сложным было самое начало, когда не было вообще никаких денег. Каждый день мы ходили как на войну. Мы не знали, что будет завтра. Сейчас, 25 лет спустя, я живу примерно в похожих стрессовых условиях. И самый тяжёлый период был последний, последние полгода. Это был очень драматично для нас. Но на самом деле мы никогда не жили легко. Маленький рынок, маленькая телекомпания. С деньгами у нас было всегда довольно проблематично. И люди уезжали в Москву. Их впитывали, они уезжали в Москву.

М. Максимова

― Вот я как раз хотела спросить про сотрудников. Вы сказали, что, в принципе, тяжело было всегда, в том числе и потому что были проблемы с властями. Вас всегда пытались как-то подрезать. И что из других регионов смотрели: «Как же так, если им можно…» или «Что они там себе позволяют?». А легко ли было находить сотрудников? Люди не боялись к вам приходить? Даже помимо каких-то финансовых вопросов, зарплаты и прочего. Именно не боялись приходить и работать, учитывая, что в округе не было таких других СМИ?

А. Майофис

― Конечно, не боялись. К нам приезжали люди из разных регионов и устраивались на работу. И потом, в хорошие времена запись в трудовой книжке «ТВ-2» — с помощью этой записи открывались двери на многие федеральные каналы. Очень многие переезжали в Москву и работали. Не было такой проблемы.

С. Крючков

― А в чём, собственно говоря, рецепт? Ведь огромное количество региональных телекомпаний, но получилось только у вас. Это какой-то уникальный сплав коллектива и сибирского менталитета, замешанного на вливаниях восточных кровей, скажем так? Почему у вас получилось? Хотя бы на эти 25 лет — на эти колоссальные 25 лет.

А. Майофис

― Потому что мы все испытывали кайф от самореализации друг друга. Что такое, когда творческий человек оказывается в ситуации, когда всё можно? Когда нельзя только нарушать профессиональные правила, которые ты вместе с другими и выработал. Вербализовал, написал, повесил на стену то, чего нельзя, то, на что мы не имеем права. Например, наши журналисты никогда не участвовали в выборных кампаниях, в избирательных штабах. Это был абсолютный запрет. И все это знали. Хотя многие, почти все наши коллеги на этом хорошо зарабатывали. Но это не касалось наших сотрудников. 
Потом вот эта коллективная атмосфера. Это была команда. Которая, как и любой коллектив, переживала разные периоды. Была стагнация, приходили какие-то новые люди и вытаскивали вновь. Но в целом это были 25 лет драйва, невероятного драйва. Кто же в такой ситуации не расцветет?

М. Максимова

― Не могу не спросить про «Бессмертный полк». Когда он первый раз собрался, когда вы первый раз делали (поправьте меня, если я неправа), вы рассчитывали, что придет человек 500. И вам разрешение дали на 500. Пришло значительно больше. Это было неожиданно для вас? Или вы рассчитывали на что-то подобное?

А. Майофис

― Да вообще мы ни о чём глобальном не думали. Я помню этот момент, когда пришли эти три человека — Сергей Лапенков, Сергей Колотовкин и Игорь Дмитриев. Их надо назвать, потому что они всё это придумали. Говорят, что в Тюмени были какие-то похожие идеи. Мы про это ничего не знали. Они пришли. Игорь Дмитриев всё свое детство ходил на парады со своим дедом. Он его боготворил. У Сергея Лапенкова дед был Героем Советского Союза. И они видели, что парады умирают. Вы вспомните, что происходило с парадами несколько лет назад. Это уже было что-то совершенно формальное во всех городах. И им было искренне обидно, что это происходит. Обидно из-за дедов, которые тоже уже умирали, почти никого не осталось. И они пришли с этой идеей: мол, давай портреты будем делать. Договоримся с печатью, чтобы люди приносили фотографии, а мы их масштабировали. Ну, отличная идея. 
У нас этих идей бурлил миллион. Мы не осознавали, что может родиться из всего этого. У нас в телекомпании идей было огромное количество — не только у нас, но и у многих коллег. У нас были всякие благотворительные марафоны. У нас 20 лет существовал турнир «ТВ-2» по зимнему футболу. Каждые выходные дети, женщины, заключённые, рабочие, колхозники, интеллигенты, профессора играли в футбол при 40 градусов мороза. 20 лет этот турнир существовал под нашей эгидой. И тут еще одно начинание, еще одна акция. Давайте попробуем. 
И когда мы увидели — вам трудно представить, что с нами происходило, когда мы это увидели. Какой неожиданный отклик это получило у людей! Тогда мы поехали к вашему главному редактору, Алексею Алексеевичу. Говорим: «Посмотри, что получилось. Мы сами не знаем, что это такое, но это явно нужно масштабировать. Это не акция одного города». 
Что мы делали в течение года или двух: мы использовали любую площадку, где собираются наши коллеги — семинары ли какие-то проводились или какие-то конкурсы. И мы все — и я лично в том числе, хотя в меньшей степени, в большей степени они — рассказывали, показывали видео, показывали картинки, говорили: «Смотрите, что происходит. На самом деле нужно одно: нужно, чтобы средства массовой информации (неважно — газеты, радио, телевидение) просто освещали это, рассказывали про подготовительную работу. Но это всё будет иметь смысл, если мы будем придерживаться некоторых правил. Каких? Это не должна быть политическая акция. Это не должна быть ничья рекламная акция». Ведь о том, что это организует телекомпания «ТВ-2», не говорилось. Никаких транспарантов «ТВ-2» не было. Это был порыв души. 
Мы как раз думали, что это будет та площадка, где неважно, коммунист ты или «Единая Россия», прости Господи, или ещё кто-то. Не имеет никакого значения. Мы все — дети, объединённые победой, горем и всем остальным, что связано с этой войной. И все, кто к нам примкнул, как раз исповедовали те же правила. 
Среди этих примкнувший была одна сволочь из Москвы. Он сразу почувствовал, что на этом можно огрести огромные идеологические дивиденды. И он начал нам говорить, что надо идти в Администрацию президента. Мы говорили, что суть ее заключается в том, что она вне всего этого. Это народная акция. Ну а потом получилось, что он сейчас главный герой всей этой идеи. Для нас на самом деле не имеет никакого значения, кто ее автор, кто ее придумал. В общем, теперь и к «ТВ-2» это отношения не имеет.

М. Максимова

― Я видела в новостях, что это акция проходила и в Израиле. Скажите, там многие принимают участие? Вы ходили туда?

А. Майофис

― Нет, я не ходил. Меня включили в какую-то фейсбучную группу, связанную с «Бессмертным полком». Понимаете, я ещё плохо понимаю, что происходит здесь, в израильской русскоязычной среде. Она очень неоднородна. Вы, наверное, знаете, что в Израиле, как и во всех остальных странах, очень мало людей приходят на российские выборы. А те, кто приходит, голосуют определённым образом.

М. Максимова

― Аркадий, извините. Вынуждены вас прервать. Пролетели наши 58 минут, закончился эфир. Спасибо большое за интересный рассказ! До свидания!

Источник: текст и фото echo.msk.ru