Алексей Венедиктов – патриарх российских СМИ. Он пережил многих медийных тяжеловесов, удачно защищает свою территорию, находясь во взвешенных отношениях со всеми центрами силы. При этом со словом «патриарх» есть очевидная проблема. Не сложно, развивая метафору, вывести образ человека прошлого, в силу статуса, хранящего стандарты уходящего десятилетия. Хранить стандарты, конечно, здорово, но вместо этого Венедиктов ищет отмычки от будущего – колесит по редакциям передовых западных СМИ, ищет наставников среди героев Интернета, не стесняется говорить, как его медиа-хозяйство прос…ало несколько цифровых революций, и не хочет проспать очередную. Pressfeed встретился с Венедиктовым, чтобы выяснить, как же медиа подготовиться к будущему.
Недавно, выступая на Baltic PR Weekend, вы произносили реплики: «Медиа должны увеличить скорость», «Проспали цифровую революцию» и «Такое ощущение, что живем в 20 веке». Раскроете мысль?
— В стране кризис — экономический, финансовый. На ТВ это уже отразилось?
— Телевидение находится не на пороге кризиса — оно уже целиком погрузилось в кризис. В этом году произошло сокращение рекламных бюджетов на 25–30 процентов. Каналы сели на голодный паек. Это привело к тому, что не будет запущена половина качественных, ярких сериалов, и мы не увидим также примерно каждое второе телевизионное шоу. Их просто не снимут. То есть ТВ станет в полном смысле слова беднее, в том числе и творчески.
Но отсутствие денег — это только фон. Есть более тяжелая проблема, с которой мы столкнулись. Два года назад, когда начались украинские события, был дикий всплеск интереса людей к информационному вещанию. Тогда многие политические ток-шоу становились самыми рейтинговыми. Казалось, это никогда не кончится. Но теперь мы видим, что население устает от украинской темы и постепенно перестает это смотреть. Наступил момент, когда требуется зрителям предложить что-нибудь новое. Кто-то решил: надо веселое, танцевальное, музыкальное, юмористическое! Некоторые ТВ-начальники считают, что в условиях дефицита бюджета деньги нужно тратить именно на такой легкий контент. А я считаю, что это будет самой трагической ошибкой российского телевидения. Если оно пойдет по этому пути, то через несколько лет полностью уступит пальму первенства Интернету. И уже никогда не сможет с ним на равных конкурировать.
— А вы можете предложить какую-то другую концепцию?
— После присоединения Крыма изменилась страна. Сегодня люди смотрят на мир совсем другими глазами и хотят знать о нем гораздо больше. Поэтому многие форматы уже по-другому работают. Когда-то я был у истоков создания шоу «Пусть говорят» (Первый канал), потом «Прямого эфира» («Россия 1»). Почему сегодня такие высокие рейтинги у этих программ? Потому что там затрагиваются темы, которые волнуют людей, там показаны реальные истории из жизни. Сейчас на канале «Россия 1» запущен проект «Вести.doc». Первая программа была об Эдварде Сноудене. Перед фильмом состоялась жаркая дискуссия с участием Жириновского и адвоката Анатолия Кучерены. Они чуть не подрались в эфире.
— Ну не надо больше про Жириновского, ладно…
— Но это же был успех! Дело не в жаркой дискуссии, а в качественном фильме об Эдварде Сноудене, который получил, кстати, «Оскара». Люди хотят смотреть реалистичное, документальное кино. А у нас в условиях дефицита денег начинаются попытки сократить именно документалистику, реальное телевидение. И если сейчас каналы сделают ставку только на развлекательное вещание, зрители это смотреть не будут.
Сейчас наступила эпоха продюсеров. И каждый на телевидении считает себя именно продюсером. Но настоящих профессионалов можно посчитать по пальцам, например: «Пусть говорят», «Давай поженимся», «Прямой эфир», «Модный приговор», «Вести.doc» запускала Наталья Никонова. То есть сегодня возрастает роль человека, который предугадывает развитие телевидения. Их единицы: Константин Эрнст, Олег Добродеев, Сергей Шумаков. Но на ТВ сегодня приходят другие люди. Помните, в советское время самой популярной программой был концерт в День милиции? А теперь может наступить в эфире один сплошной День милиции.
Я сейчас все больше занимаюсь детской анимацией в 3D. Потому что если мы не будем использовать новые формы, которые существуют в мире, то мы упустим важный диалог с детьми.
— Детское ТВ — это отдельная большая тема. Но давайте вернемся к реалити-шоу вроде «Пусть говорят» и «Прямой эфир». Это же не жизнь на самом деле, а навязанная модель жизни, искусственный подогрев интереса ради рейтинга, то есть полуфабрикат, имитация. Люди живут теперь исключительно тележизнью, а не своей собственной. Вы разве не видите здесь манипуляции?
— Не вижу. Возьмите программу «Прямой эфир» с главным героем — Юрием Лужковым, мэром Москвы, который только потерял должность. Это был предельно честный разговор. Или беседа с Рамзаном Кадыровым о том, что реально происходит в Чечне. Формат «Прямого эфира» позволяет делать это шоу абсолютно реалистичным и не облегченным. Так же, как и фильм про Сноудена в «Вести.doc», который смотрела довольно большая аудитория, а ведь это непростая тема. Так вот, задача современного ТВ «подсадить» людей на серьезные проблемы, показанные документально. С этим можно спорить, не соглашаться, причем интерактивно. По-моему, это и есть будущее ТВ. Вот сейчас говорят про одного проворовавшегося губернатора и его компанию. Но вы покажите дорогие московские рестораны, посмотрите, кто туда ходит. И вы увидите, что там кроме министров, губернаторов и крупных бизнесменов никого нет.
— Я думаю, в этих ресторанах сидят еще и телевизионщики, вот вы, например.
— Я, кстати, не только люблю ходить в хорошие рестораны, я даже люблю снимать в них телевизионные программы. Например, известный ресторатор Аркадий Новиков был моим ведущим. Но вернемся к теме разговора. Просто надо больше показывать жизнь. Про белое говорить — «белое», про черное — «черное». Сегодня масса трудных тем. Например, в программе «Специальный корреспондент» мы пытались рассказать, что происходит с крабами, икрой, браконьерством, незаконной охотой на Дальнем Востоке. Мешали влиятельные силы. Слава богу, что в какой-то момент Администрация Президента стала помогать. Настоящая журналистика не может уйти из эфира. Как только она уйдет, и будет просто развлекательная картинка, настанет смерть телевидения. А настоящая журналистика уйдет в Интернет.
— Но где вы видите настоящую ТВ-журналистику? По-моему, речь идет прежде всего о настоящей пропаганде. Зато «Исторические хроники» Николая Сванидзе, по-моему, больше не покажут никогда.
— Но у нас был проект, который назывался «Исторический процесс», где Николай Сванидзе спорил с Сергеем Кургиняном. Они «бились», не жалея друг друга. Там действительно были представлены две противоположные точки зрения. Это была битва мировоззрений, ведь все противоречия у нас начинаются именно с трактовки нашей истории. Мы еще поборемся за этот проект.
И за «Вести.doc» мне не стыдно. Его ведет Ольга Скобеева, которую вы можете назвать пропагандистом, а другие назовут как-то иначе. Но у нее всегда представлены разные мнения. И за «Список Норкина», который шел на НТВ, мне совершенно не стыдно. Я абсолютно уверен, что если на ТВ будут иные точки зрения, то это всегда будет ярко, интересно, честно.
Александр Мельман
Фото: Геннадий Черкасов
Как работа по антипиратскому законодательству меняет сознание людей, рассказывает Григорий Ивлиев
В июне администрация президента похоронила идею сбора денег с пользователей интернета и операторов связи за скачивание фильмов, музыки и книг: она не поддержала предложение Российского союза правообладателей (РСП) наделять операторов так называемой глобальной лицензией, в обмен на которую пользователи могли бы беспрепятственно скачивать контент в интернете. Однако идея «налога на интернет» жива. Новый руководитель Роспатента Григорий Ивлиев обещает, что его ведомство не оставит интернет-компании в покое и попытается сделать так, чтобы они делились с авторами и правообладателями частью своей прибыли. Ведомство предложит несколько вариантов – от миллионных штрафов за размещение пиратского контента до глобальной лицензии и создания специального фонда, деньги из которого пойдут на создание культурных ценностей.
– Первый вице-премьер Игорь Шувалов летом объявил о создании на базе Роспатента единого регулятора, которому будут переданы все вопросы, связанные с интеллектуальной собственностью. Какова цель его создания?
– Создание единого органа – это пока предполагаемое решение правительства. Мы новых полномочий еще не получили и работаем в рамках Роспатента. Необходимость создания такого органа можно объяснить сутью нашей экономики. Переход от одного экономического уклада (советского) к другому, казалось бы, совершился, но фактически это не совсем так. Даже переход от авторских свидетельств к патентам произошел всего 20 лет назад, когда уже складывалось российское законодательство.
Наша экономика другая, она совсем не похожа на западную экономику. И сколько бы мы ни исследовали, как интеллектуальная собственность развивается в США и Европе, мы все равно видим существенное влияние российского уклада на формирование этой сферы. Ее особенностью является то, что большая часть интеллектуальной собственности в России создается либо непосредственно за счет государства, либо при его большой поддержке. Это касается и промышленной собственности, чем как раз занимается Роспатент, но такая же ситуация, как ни странно, и с авторскими правами.
В этой сфере тоже необходимым существованием культуры является господдержка. Существует целая теория «опекаемых благ», согласно которой для успешного развития культуры необходима поддержка государства – и в момент создания культурной ценности или объекта интеллектуальной собственности, и в момент реализации этой собственности. Изобретатель что-то придумал, но надо все это оформить, чтобы реализовать его изобретение в экономике и внедрить в производство.
Также и автор – он написал пьесу, создал спектакль, его надо показать. Для этого нужны музыка, свет, театральное здание, нужны значительные средства, чтобы это все реализовать. Это опять же существенный вклад государства.
– Но почему в других странах культура успешно существует и в частном секторе?
– У нас культура развивается лишь при значительной поддержке государства. Поэтому и встал вопрос о создании единого органа в сфере интеллектуальной собственности– надо этими процессами эффективно управлять. Невозможно, создавая на миллиарды рублей научных или культурных ценностей, не предусматривать механизм их использования.
– Как это будет выглядеть на практике? Государство обычно крепко держится за изобретения и не всегда готово их отдать в частные руки. Например, Кремниевая долина в США как раз и выросла на коммерциализации изобретений, сделанных в том числе на средства государства.
– Государство сейчас уже не так сильно держится за то, что создано на его деньги. Но оно еще не придумало, как создать нашу Кремниевую долину. (Смеется.)
Управление в этой сфере как раз и должно создать такой механизм, когда выдающиеся достижения реализуются в том числе и в частном бизнесе. В этой части сейчас управляющих механизмов недостаточно. Почему Роспатент становится центром этой реформы? Потому что практический механизм будет опираться на ту систему правовой охраны, которая уже существует. Уже сейчас мы регистрируем патенты, товарные знаки и полезные модели и охраняем их. Но мы должны сделать так, чтобы получение патента стало конечной целью деятельности, особенно в научно-исследовательской и опытно-конструкторской работе.
Любые такие работы должны закончиться по крайней мере патентной заявкой, а сейчас это происходит далеко не всегда. Наличие патента позволит упростить использование изобретения. А сейчас у нас в большинстве государственных контрактов даже деньги не закладываются на оформление патентов, в том числе международных. Причем для этого не нужны новые законы – будет достаточно подведомственных актов.
– Как можно обязать оформлять патент? Ведь бывают ситуации, когда исследование было проведено, но ни к чему не привело. Бывают же ошибки. А потом придет прокуратура и спросит: «Где патент»? И как сделать так, чтобы изобретатели не сели за решетку?
– Они могут объяснить, что исследования зашли в тупик, случилась творческая неудача. Но тогда мы будем понимать, что не надо давать деньги организациям, которые многие годы не дают результата.
Поэтому будущая задача Роспатента – не просто регистрировать патенты, как это происходит сейчас. А ставить цели, разъяснять обществу, как создать объект интеллектуальной собственности, как его оформить и использовать.
– Будет ли создана какая-то дополнительная структура в придачу к Роспатенту?
– Нет, существующей структуры Роспатента достаточно, чтобы формировать рынок объектов интеллектуальной собственности. Мы просто получим дополнительные полномочия, наймем несколько чиновников, которые предложат документы, регулирующие эту сферу. И если мы будем формировать трастовое управление или какие-то залоговые отношения, то этим будут заниматься уже работающие в стране структуры. Мы сейчас встречаемся с предпринимателями, общественностью, юристами и выявляем компании, которые готовы осуществлять эту работу при государственной поддержке.
Самая большая наша беда – общая незаинтересованность в увеличении стоимости интеллектуальной собственности. Это гасит творческие стремления наших граждан.
– Какие именно полномочия и от каких министерств к вам перейдут? Когда фактически произойдет передача полномочий? Ведь ведомство уже создано, а, например, авторские права до сих пор регулирует Минкультуры.
– В единый орган могут перейти полномочия Минкультуры по регулированию авторских и смежных прав, Минобразования –по выработке нормативных актов, Минэкономразвития – по регулированию промышленной собственности.
Когда это произойдет, я точно сказать не могу – пока мы готовим документы. Думаю, что все это произойдет в этом году.
– Какие конкретные механизмы вы предложите для коммерциализации изобретений? Как сделать так, чтобы государство не заявило, что какой-то предприниматель украл у него изобретение и сделал на этом бизнес?
– Если предприниматель сделал бизнес на принадлежащей государству технологии, то государство должно ему содействовать. И это как раз одна из наших задач – создать систему стимулирования использования созданной государством интеллектуальной собственности.
Например, можно создать банк содействия патентованию. Этот банк может кредитовать изобретателей и создателей продукта. Этот же банк выкупает у изобретателя его изобретение, патентует его и распространяет. Лучше всего, если сам изобретатель что-то придумает и придет в банк за деньгами для реализации своего изобретения. Обычно именно эти люди лучше всего знают, как распорядиться созданной ими технологией, но чаще всего у них просто нет возможности ее реализовать. А структуры, созданные при поддержке государства, смогут, например, прокредитовать изобретателя под залог его патента, помочь ему получить выход на рынки и доступ к другим технологиям.
Сейчас общество вообще не знает, что происходит на рынке интеллектуальной собственности, у нас нет элементарного мониторинга этого рынка. У нас нет инвентаризации этой собственности, мы не знаем, как она амортизируется, как она обращается на рынке. Нет правил оценки интеллектуальной собственности, они должны быть выработаны.
Мы будем создавать типовые контракты, по которым объект становится видимым и появляется в гражданском обороте. Мы разработаем четкие методики оценки интеллектуальной собственности.
– Какие в России самые острые проблемы в сфере интеллектуальной собственности, которые требуют быстрого разрешения? Например, новых законодательных инициатив.
– Я не вижу таких проблем, которые требуют кардинального изменения законодательства. Есть точечные позиции, очень острые и важные, но они не требуют срочных законодательных инициатив.
Например, надо создать нормативное регулирование в момент создания объекта интеллектуальной собственности. Необходимы типовые контракты на создание таких объектов, которые давали бы разные варианты использования изобретений: государство может оставить изобретение себе, передать его исполнителю или оставить за собой право последующего изъятия и т. п. В целом у нас хорошая часть IV Гражданского кодекса, у нас большие проблемы с правоприменением в сфере интеллектуальной собственности.
– В сфере авторского права законодательство тоже достаточное? Принят так называемый антипиратский закон – эффективен ли он? Нужны ли другие инициативы?
– В сфере авторского права остаются неразрешенные проблемы. Антипиратский закон принят и работает, но надо довести дело до конца. Прежде всего надо наконец ввести штрафы для информационных посредников за незаконное использование чужой интеллектуальной собственности в случае отказа удалить контент по требованию правообладателя. Нашей целью не является наказание как таковое, это история про то, что мы должны поставить интернет-посредника и правообладателя в равные условия. Они равные субъекты в нашем правовом пространстве, но на деле они не равны. Фактически интернет-посредник сейчас делает то, что хочет, в отношении прав, которых у него нет. Мы уже ввели внесудебную процедуру отношений, но многие посредники до сих не реагируют на такие обращения правообладателей. И чтобы их стимулировать на такую реакцию, необходимы штрафы.
Нам важно создать такую систему, в которой интернет-посредник уже сам понимает, что на его ресурсе имеет место нарушение авторских прав, и реагирует на это. А не как сейчас, когда через две недели правообладателю уже не имеет смысла идти в суд и доказывать ущерб – его фильм и так все уже посмотрели. Известный продюсер хочет не судиться с интернет-ресурсами, он хочет снимать новый фильм на деньги, которые он получил от проката предыдущего.
Вот что нам показала недавняя история с «Аквариумом»? Что зритель готов заплатить за музыку, люди добровольно перевели деньги. Если бы у нас уже существовал другой механизм поощрения авторов, [Борису] Гребенщикову не пришлось бы собирать деньги. Именно эту проблему нам и надо решить – чтобы интернет-компании не забирали все деньги себе, а поделились бы с правообладателями: ровно так, как слушатели поделились с Гребенщиковым. А механизмы для этого у нас не созданы.
– То есть дело не только в штрафах? Нужны еще какие-то меры?
– Незавершенность этой системы делает ее неэффективной – это все равно что строить башню на половине фундамента. Если нет ответственности, механизм не заработает. Конечно, у нас уже не такая безнадежная ситуация в стране – есть много ресурсов с легальным контентом. Есть правообладатели, которые способны защитить свои права. Но в целом этот рынок авторских прав пока не защищен.
Возможны и другие решения – не только штрафы.
– Вы имеете в виду идею об ответственности пользователей за пиратство, которая не раз обсуждалась? Будет ли Роспатент продвигать эту идею?
– Ответственность пользователей уже есть в некоторых правовых системах, например во Франции. Но наше социальное государство и общество к этому не готовы. Но как возможное направление регулирования введение ответственности пользователей за пиратство остается.
Но есть и другие направления регулирования – например, если интернет-посредники захотят поделиться своими доходами с правообладателями. Весь их бизнес построен на том, что создается новая музыка, фильмы и люди хотят их смотреть. Большая часть информации, трафика – это произведения, защищенные авторским правом.
– Вы имеете в виду идею глобальной лицензии, предложенной РСП Никиты Михалкова?
– Да, в частности, речь идет о таких механизмах. Причем решение может быть как глобальное – то, что предлагал РСП, – так и частичное. Например, может быть создан интернет-фонд, который бы финансировал культурные процессы – создание фильмов, музыки и другого контента. То есть это могут быть прямые отчисления интернет-компаний на создание культурных ценностей.
Понятно, что интернет-компании опасаются, что этими процессами будут управлять непонятные люди. Но можно создать и другой механизм, когда компании будут сами напрямую финансировать создание контента. Телевидение Франции почему-то отчисляет в фонд создания фильмов, почему бы в нашей стране не ввести подобный механизм для интернета – среды, в которой сейчас в основном и распространяется контент.
– Какое решение поддержит Роспатент?
– Я думаю, что мы будем вырабатывать такое решение, будем выбирать из множества вариантов – начиная со штрафов и заканчивая глобальной лицензией.
– Как создать такой механизм, чтобы все были довольны? Как понять, кому и сколько интернет должен отчислять? Кто этим будет заниматься – организации типа Российского авторского общества (РАО)? Ведь к РАО много претензий от музыкантов...
– В любом случае эти вопросы должны быть урегулированы, а как именно – предстоит решить. Уже сейчас подготовлены изменения в Гражданский кодекс, которые реформируют деятельность обществ по коллективному управлению правами. Предлагается обязать их раскрывать информацию по определенному стандарту, кому и сколько денег они платят.
Что касается авторских обществ, то нужны внешний аудит таких организаций и раскрытие информации об их деятельности в интернете. Институт коллективного управления правами достаточно эффективен в последние годы: РАО, РСП и ВОИС увеличили выплаты авторам в 2 раза за три года. Это хороший результат. Критика авторских обществ, возможно, имеет основания. Но, сломав сейчас этот институт, мы лишим авторов примерно 6 млрд руб. в год.
Если полномочия по регулированию авторских прав перейдут в Роспатент, я думаю, мы вместе с правообладателями и интернет-компаниями выработаем тот механизм поощрения авторов, который будет устраивать все стороны и который даст необходимый эффект.
– Но интернет-отрасль и ведомства дружно выступили против идеи глобальной лицензии. Как вы будете дальше продвигать ее или похожие идеи?
– Те, кто был против этой идеи, должны были бы предложить некое альтернативное решение. Но, к сожалению, никакой инициативы с их стороны не было.
– Почему же операторы предложили создать реестр объектов интеллектуальной собственности? Нужен ли он и должен ли он быть государственным?
– Мы поддержим создание любых реестров, но оно не решит проблему пиратства. Реестры необходимы для того, чтобы управлять объектами интеллектуальной собственности. Как способ управления реестр необходим, но он не может быть исчерпывающим. Невозможно создать один реестр на все объекты авторского права – таких технических возможностей просто нет, так как контент создается постоянно, его невозможно оперативно заносить в реестры.
Я не думаю, что государство должно создавать свой реестр и управлять им. Пусть этим занимаются частные компании и общественные организации. Свой реестр уже ведут РАО – там около 800 000 произведений, Библиотека конгресса США. Ведение реестров – это закрепление гарантий своих прав. Задача государства – гарантировать права авторов раньше, чем их произведения попали в какой-либо реестр. Общий принцип – авторские права охраняются с момента их обнародования. Чтобы защитить автора, необходимы такие резкие меры, как штрафы для интернет-посредников. Наивно полагать, что все авторы могут эффективно защитить свои права в суде. Это говорят люди, которые не понимают, как сложна судебная процедура и сколько сил и средств она требует.
– Во многих странах уже действуют эффективные законы, защищающие авторов. Но фундаментально проблема пиратства в интернете не решена. Как вы думаете – почему? Может быть, система авторских прав в целом требует реформы? Такая реформа уже началась в Европе.
– В Европе это актуально, там регулятор хочет запрещать всем блокировку контента по географическому признаку. Этот вопрос требует существенной проработки. Я не готов сказать, что мы затеем и в России какую-то глобальную реформу в этой области. Кроме того, вопрос распространения контента и охраны авторских прав в интернете всегда будет также и в ведении Минкомсвязи. Это естественно, так как там очень много нюансов, которые надо учитывать. Сейчас из-за пиратства в интернете доходов не имеют не только неизвестные авторы, но и самые именитые композиторы, певцы, чьи шлягеры постоянно идут на радио и по телевидению.
– Но отсутствие доходов с радио и ТВ – это уже вопросы к РАО, которое собирает с радиостанций и телекомпаний отчисления авторам.
– Телевидение и радио – исправные плательщики. Но музыка и кино сейчас распространяются в основном в интернете, а интернет-компании не платят.
– Может быть, это означает, что в интернете не созданы качественные легальные сервисы? Например, те же онлайн-кинотеатры не могут по объему своих каталогов соревноваться с пиратскими сайтами.
– Есть нормальные легальные ресурсы. На одном обсуждении один из представителей таких ресурсов сказал, что когда «В контакте» отключилась на 2 часа, у сайта на 40% выросла кривая видеопросмотров. Если бы не было пиратов, то легальный ресурс мог бы гораздо больше платить правообладателям и мог бы позволить себе более полный каталог фильмов и музыки. Да, многие авторы через РАО мало получают. Но через интернет они вообще ничего не получают. Однозначно мы примем меры, ограничивающие пиратство, дающие преимущество легальному контенту и защищающие правообладателей. Если это не пройдет в форме глобальной лицензии, будем искать другие механизмы.
Важно, что та работа, которую мы ведем по антипиратскому законодательству, меняет сознание людей. Пиратский бизнес трепещет и висит на волоске. Достаточно закрыть пять самых больших пиратов – и легальный контент сразу станет доходным, авторы получат большие деньги. Именно так происходит в Европе.
– Если достаточно закрыть пять крупнейших ресурсов с контентом, почему правообладатели не закрывают «В контакте»? Ведь они сами считают соцсеть самым крупным ресурсом с пиратским контентом.
– Проблема не в том, чтобы только бороться с конкретными сервисами. Такой задачи нет. Задача – урегулировать отношения, а не закрыть кого-либо. У «В контакте» сильные акционеры, им пока удается отбиваться. Но даже они уже начали работу с правообладателями. В том числе и из-за принятого антипиратского закона.
– Мне рассказывали, что на встречах с правообладателями чиновники рекомендуют им не преследовать «В контакте» как раз потому, что у нее сильный акционер. Вы знаете о таких рекомендациях?
– Я таких рекомендаций никогда не давал. Не думаю, что и другие ведомства могут выступать с такой позицией.
– Как вы относитесь к объединению авторских обществ в единый профсоюз? Ведь эта форма еще менее прозрачная, чем НКО.
– Я бы не хотел вообще подробно обсуждать вопросы, связанные с авторскими обществами. Я не участвовал в процессе создания этого профсоюза. Прокомментирую, когда нам передадут соответствующие полномочия, сейчас этим все еще управляет Минкультуры. Ничего особенного в этом объединении я не вижу.
Но я знаю о вопросах к авторским обществам. Знаю, что есть много претензий, например, от музыкантов. Им непонятно, как авторские общества рассчитывают отчисления. Им кажется, что они слишком много оставляют себе на жизнь. Я четыре года курировал эти вопросы. И таких жалоб ко мне поступало немало. Поэтому сейчас при участии Министерства культуры работу этих обществ стараются сделать более прозрачной. Могу сказать, что сегодня в абсолютном выражении авторские общества выплачивают около 6 млрд руб. в год. А вот когда мы просчитывали механизм глобальной лицензии, речь шла уже об $1 млрд.
– Не требует ли система коллективного управления реформы?
– Эта система требует не реформы, а прозрачности. Скоро будет принят закон, требующий от таких обществ раскрыть, кому, сколько и за что они заплатили. Как только это будет понятно, мы проблему непонятных выплат снимем.
– Президент Владимир Путин в августе поручил правительству сделать работу авторских обществ более прозрачной. В частности, следить за их работой должен будет наблюдательный совет. Но из недавно опубликованного законопроекта Минкультуры следует, что работой этого совета будет управлять само авторское общество. Не странно ли это? О каком тогда контроле за работой общества можно говорить?
– Общество по коллективному управлению правами – это организация самих правообладателей. И вопрос, как собирать деньги и как их распределять, лучше всего решат сами правообладатели, а не какой-то государственный орган.
– Как набсовет будет контролировать работу авторских обществ, если его работа этими же обществами и регулируется?
– В совет войдут авторитетные люди, которые и будут оценивать, насколько правильно общество распоряжается собранными средствами. Они будут выдавать рекомендации и решения.
– Недавно Минкомсвязи предложило полностью отказаться от бездоговорного управления авторскими правами. Что вы об этом думаете?
– Никто сейчас не запрещает заключать прямые договоры с авторами. Хотите создать договорные отношения – собирайте правообладателей, объединяйте их в компанию и защищайте свои права. Полностью отменять работающий механизм, как бездоговорное управление правами... Ну тогда объясните всем авторам, что они перестанут получать те деньги, которые им сейчас выплачивают авторские общества. Это предложение основано на негативном настрое, оно не имеет смысла.
– Как вы относитесь к идее создания музыкального патриотического холдинга, которую предложил продюсер Владимир Киселев и ФГУП «Госконцерт»?
– Не стоит путать творческие жанры с патриотизмом. Мы много раз видели попытки создать патриотическое произведение, которые приводили к халтуре и дурновкусию. Патриотизмом надо заниматься на чувствах, на вере, на истории и благотворительности. А делить музыку на патриотическую и непатриотическую – это странно.
– Авторы идеи патриотического холдинга приходили к вам, когда вы были в Минкультуры, искали поддержки? Минкомсвязи их поддержало, например.
– Ко мне за поддержкой они не приходили. Я не слышал от организаторов, что они себя позиционируют как патриоты. По-моему, это просто некоторая коммерческая деятельность.
Анастасия Голицына
А. Гордеев / Ведомости
Ведомости
Чем может удивить радио?
Сегодня в Минске работает 20 радиостанций, и в ближайшее время возможно появление новых. Как радио может удивить сегодня и чем оно отличается от радио «вчера», мы решили поговорить с программным директором одной из ведущих радиостанций столицы и страны Александром Ожинским.
В современном мире, полном планшетов, айфонов и Wi-Fi на каждом углу, радио часто воспринимается как что-то, навсегда уходящее в историю. А на самом деле, оно стало удобнее, мобильнее и интерактивнее. Доступ к новой музыке, потоковым радиостанциям теперь фактически не ограничен. У человека есть возможность выбирать, что и когда ему слушать без привязки к географии или форматам.
- Значит ли это, что век радио закончился?
Абсолютно нет. Просто радио меняется вместе с технологиями. Но радио будет жить, пока человек нуждается в общении. Ни один музыкальный сервис не обеспечит ту эмоцию, которую дает радио. Кроме того, радио – это команда профессионалов, если это хорошее радио (смеется), которое заботится о слушателе, пытается понять его потребности и обеспечивает его всем необходимым. Слушателю не нужно сидеть в Интернете, качать песни, составлять свою музыкальную базу, обновлять её. Радио позаботилось обо всем. Достаточно просто нажать кнопку «play».
- То есть, ваша фишка – соединять потребности слушателя и новые технологии?
- Можно сказать и так. Слушатель «Нового радио» активен, у него не всегда есть возможность слушать FM-радио, а мы хотим быть рядом с ним круглосуточно, поэтому и стараемся создавать соответствующие условия. Не буду скромничать, мы в этом деле преуспели и нам есть, чем похвастаться. В свое время мы были первой радиостанцией в Беларуси, которая запустила мобильные приложения для самых популярных операционных систем. Прогресс не стоит на месте. В этом году мы запустили новый сайт. Он соответствует всем самым современным технологиям, имеет специальную версию для смартфонов, и теперь не нужно качать мобильные приложения, постоянно их обновлять, достаточно просто зайти на сайт.
- А вы не думаете, что в погоне за новым, вы делаете коммуникацию со слушателем сложнее. Казалось бы, он только привык, а вы опять что-то поменяли.
- Нет, скорее напротив. Мы делаем эту коммуникацию значительно легче. На сайтеnovoeradio.by мы реализовали возможность слушать радио по запросу. Сегодня без проблем можно зайти на сайт и прослушать любые выпуски любимых программ на странице «Подкасты», можно делать паузы, возобновлять прослушивание позже, скачивать любые выпуски программы «Новое Радио MEGAMIX» или «FLASHBACK» и брать их с собой в путешествие. Также на сайте реализован удобный поиск песен с возможностью их прослушивания. Мы делаем всё, чтобы слушателю было максимально комфортно взаимодействовать с «Новым Радио».
- Вы говорите «радио по запросу», но как быть с музыкой? Её тоже можно выбрать?
В каком-то смысле да. Мы предлагаем Интернет-аудитории наслаждаться любой музыкой в любое время с помощью одного из семи музыкальных онлайн-потоков (Тop 100, Dance, Русское, MEGAMIX, FLASHBACK, 90-е, Рок). Там звучит только музыка, никакой рекламы, перерывов и разговоров. В перспективе количество потоков будет увеличиваться. Каждый желающий может выбрать то музыкальное направление, которое ему по душе, соответствует настроению в определенный момент.
- Но, ведь, все равно всем не угодить. Нельзя объять необъятное.
- Мы никогда не старались вещать для всех. Мы понимаем, что это невозможно. «Новое Радио», как и любая другая успешная радиостанция, имеет свою целевую аудиторию, для которой мы и создаем контент. Было бы странно, если бы «Новое Радио» завтра «ударилось» в ретро, тем более, что в Минске уже есть радиостанция, которая успешно обслуживает эту аудиторию. Каждый должен заниматься своим делом. А мы свое дело знаем и стараемся получать обратную связь. Именно наша радиостанция стала первой в Беларуси, запустившей ежемесячное онлайн-тестирование музыки. Каждый может повлиять на плей-лист «Нового Радио», приняв участие в простом музыкальном тесте на сайте novoeradio.by. Нам очень важно мнение слушателей при создании контента радиостанции, поэтому мы регулярно проводим не только музыкальные, но и программные исследования.
- Как это отражается на эфире?
- «Новое Радио» играет только хиты. Только современные хиты! Ни одна песня не попадает в эфир без предварительного тестирования. Только слушатель может решить звучать песне на «Новом Радио» или нет. Один из последних и все еще актуальных примеров – проект «Хит недели». Мы решили объединить музыку и технологии. У любого слушателя есть возможность, наслаждаясь музыкой, выиграть крутой планшет Lenovo Yoga 2 Pro от «Нового Радио».
- Звучит всё красиво, но так ли это просто?
- Да, действительно просто. Слушай любимое радио и получай за это планшет. Каждый будний день в нашем эфире 5 раз в любое время проигрывается 5 хитов с особой пометкой «Хит недели». Задача – услышать хиты, запомнить их исполнителей и в любое время дня и ночи прислать нам эти имена. Более подробно с условиями акции можно ознакомиться на нашем сайте novoeradio.by.
- Почему в качестве ценного подарка вы выбрали планшеты?
- В своих действиях мы всегда отталкиваемся от слогана «Новое Радио» –всегда новое, всегда хитовое!» Мы чувствуем и разделяем потребности нашего слушателя, а планшет – современный популярный гаджет. Если ты хочешь быть современным, технологичным, быть в тренде – слушай «Новое Радио»! (смеется).
- А как же недавние розыгрыши бензина, велосипедов? Что здесь технологичного?
- Похоже, вы внимательный слушатель (улыбается). Но, помимо технологичных «плюшек», мы стараемся быть актуальными, жить с человеком одной жизнью, разделять его интересы. Кто сейчас откажется прокатиться по вечернему Минску на крутом велике? Это модно, это здоровый образ жизни, это тренд. Мы стараемся заботиться о слушателе и пытаемся облегчить его жизнь, сэкономить его деньги, а автомобильное топливо – одна из существенных статей расхода автомобилиста. Кстати, автомобильное топливо мы будем разыгрывать весь год, каждый день в утреннем шоу «Новое утро на Новом Радио».
- Как планируете продолжать тему с привязкой к современным технологиям?
- Дарить селфи-палки и разыграть Apple Watch. Мы всегда за крутые технологичные подарки, всё ДЛЯ и РАДИ слушателя!
Читать полностью: http://news.tut.by/society/465595.html
Читать полностью: http://news.tut.by/society/465595.html
Заведующий кафедрой новых медиа и теории коммуникации факультета журналистики МГУ им. М.В. Ломоносова и основатель онлайн-газеты «Частный Корреспондент» Иван Засурский в интервью «Газете.Ru» рассуждает о будущем интернет-СМИ и их роли в обществе.
— Иван, количество онлайн-СМИ сегодня стремительно увеличивается. Сохранится ли этот рост в будущем или основная читательская аудитория сосредоточится вокруг уже известных интернет-изданий?
— Мне кажется, развитие крупных и небольших онлайн-изданий будет происходить одновременно, поскольку возможности для роста есть и у тех, и у других. Но далеко не все медийные проекты будут делаться для прибыли. Возрастет количество корпоративных медиа — ведь, как показывает практика SMM (Social media marketing, процесс привлечения трафика и внимания к бренду или продукту через социальные сети. — «Газета.Ru»), практически для любого бренда можно сделать медиа. То же самое можно сказать о научной школе или общественной организации.
В обозримой перспективе появится много локальных онлайн-проектов, сосредоточенных на деятельности какого-либо отдельного региона или даже района. Также будет расти количество специализированных изданий, ну и, конечно, будут развиваться и большие бренды.
На зарубежных рынках мы уже можем наблюдать серьезное увеличение объема инвестиций как в видеохостинги (сайт, позволяющий загружать и просматривать видео в браузере через специальный проигрыватель. — «Газета.Ru»), так и в онлайн-медиа, которые становятся более мультимедийными. Ведь их развитием занимаются в том числе и крупные медиахолдинги и телекомпании, которые видят в интернет-изданиях новый канал распространения контента, приносящий серьезные доходы. Но как это будет развиваться в России — покажет время.
— Сохранят ли крупные онлайн-СМИ свою общественно-политическую направленность или популярность завоюют новые тематические направления?
— Это предсказать крайне трудно. Рост интереса к экономическим публикациям часто совпадает с событиями в экономике, политика становится интересна в случае крутых поворотов событий... Я думаю, что в различных онлайн-СМИ будут востребованы различные виды контента.
На сегодня очевидно, что все большим спросом пользуется научный и научно-популярный контент.
Иными словами, читатели не ждут серьезных перемен в политике и экономике или не готовы пока всерьез интересоваться этим, а потому будут с удовольствием читать какую-либо познавательную информацию, которая расширяет их представления о мире и дает информацию о новых идеях и технологиях. Так что данный сектор активно развивается в последнее время.
— Насколько большое развитие данный тематический блок может получить в обозримом будущем? И будет ли он развиваться как часть крупных онлайн-СМИ или мы увидим рождение целого ряда небольших отраслевых изданий?
— Сейчас можно с уверенностью утверждать, что формируется скорее новая информационная структура. На практике это означает, что нам нужны открытые банки знаний и многие научные онлайн-СМИ также смогут выступать и как агрегаторы, и как архивы научных статей. При этом они будут интегрированы с соцсетями. Например, «Киберленинка», крупнейшая библиотека научных статей, уже зарегистрирована как СМИ.
Но в обозримом будущем скорее будут предприниматься попытки сделать гибридное издание, когда читателям будут доступны как собственные научные публикации, так и статьи и рефераты известных ученых. На этих же ресурсах будет публиковаться и научно-популярный контент, а также различные приемы взаимодействия с аудиторией, например, конкурсы и интерактивные мини-игры.
— Насколько усилится тренд перехода традиционных печатных СМИ в онлайн-формат и насколько увеличится, соответственно, потребность в изменении механизма работы журналистов, которые привыкли к более размеренному ритму и вынуждены будут прибавлять в оперативности?
— Я думаю, тяга к переходу в онлайн-формат будет становиться все больше и у изданий будут как открытые модели, так и paywall (платная подписка для доступа к материалам онлайн-СМИ. — «Газета.Ru»). Также популярность обретут такие новые жанры, как, скажем, мультимедийные лонгриды.
— Что вы подразумеваете под концепцией мультимедийного лонгрида?
— Грубо говоря, это стандартный текст с обилием мультимедийных иллюстраций, сверстанный на специальной платформе, часто сопровождающийся инфографикой или реализованный через инфографику. По большому счету, он может быть одновременно и познавательной, и рекламной публикацией. То есть это некий спецпроект. Например, на «Частном Корреспонденте» по заказу вышел материал про Ботанический сад МГУ «Аптекарский огород», который стал частью МГУ 210 лет назад, а в следующем году встречает свой юбилей — 310 лет со дня основания императором Петром I. Это не реклама в чистом виде, а скорее просто специально оформленная мультимедийная история, активно и качественно работающая для заказчиков.
— Раз уж мы затронули тему рекламных публикаций, то хотелось бы узнать, каково будет распределение доходов онлайн-СМИ? Станет ли популярным механизм paywall или львиная доля доходов все же будет приходиться на рекламу?
— Модель paywall работает далеко не везде. Так, в общественно-политических изданиях она не всегда генерирует доход.
В то же время она хорошо работает в изданиях, за которые люди психологически привыкли платить.
Например, в онлайн-версиях традиционных печатных изданий. Она также отлично функционирует там, где читатель получает крайне важный, почти уникальный и очень нужный ему контент. И наконец, paywall работает в тех изданиях, где сформировалась некая специализированная аудитория.
То есть люди готовы платить за качественную информацию, потому что они на ее основе принимают решения. Экономическая или финансовая информация — в первую очередь. Вот что сегодня способно работать в режиме paywall.
— А если говорить о рекламных доходах?
— Везде они крайне различны, поскольку в каких-то изданиях они составляют существенную долю. Как правило, это традиционные лидеры рынка. У них есть большая коллекция материалов и поиск по ним, а также мощная читательская аудитория и давние связи с рекламными агентствами. В таких изданиях реклама может даже окупать их целиком или как минимум составлять существенную часть доходов.
В других изданиях больше приходится работать по спецпроектам и спонсорским моделям.
— Какими качествами должен будет обладать онлайн-журналист недалекого будущего и как они трансформируются из тех, что нужны авторам материалов сейчас?
— Главное качество журналиста будущего — это универсальность. Но она не должна довлеть над профессионализмом.
Важно не просто то, что человек может делать, а то, чтобы он мог одинаково хорошо исполнять сразу несколько функций.
В то же время пока существует непростительно мало журналистского софта, который бы облегчал задачу съемки, трансляции, поиска и адаптации материала.
Мне кажется, что люди будут учиться работать с текстами, видео и аудио, а в то же время более эффективными будут становиться и различные приложения и сервисы.
Это происходит в том числе и в повседневной жизни. Так, когда у всех появились смартфоны, выяснилось, что у всех теперь есть диктофоны и камеры. Серьезная часть сюжетов, которые все смотрят, уже снята на обычный телефон или видеорегистратор. В любом случае, это непрофессиональная техника, которая, в силу инноваций, становится качественным профессиональным источником.
— То есть если раньше были стрингеры, то сегодня стрингером может стать практически любой человек, у которого есть современный смартфон?
— Сейчас их задачу решают правильные отношения с аудиторией и наиболее активными ее членами, а также грамотно выстроенные технологии взаимодействия с читателями. Это совсем не так просто и может быть даже сложнее, чем содержать сеть стрингеров.
— Мы все же не полностью затронули тему того, как будет трансформироваться отображение общественно-политических новостей и материалов. Останется ли оно таким же, как в современных онлайн-СМИ, станет ли более аудиовизуальным или вовсе сменит направленность?
— Я думаю, что аудиовизуальность станет наиболее распространенным трендом. Все больше людей предпочитают смотреть, а не читать.
И хотя мне иногда кажется, что это не обязательно должно работать везде, опыт показывает, что появляется все больше гибридных изданий, где большой объем трафика дает видео. Я ожидаю дальнейшей популяризации инфографики, а также других более качественных способов работы с контентом, которые должны дать людям возможность усваивать гораздо большие объемы информации за меньшее количество времени.
— Но означает ли это, что стандартный текст, к которому мы привыкли, будет постепенно отмирать?
— Нет, конечно. Это означает, что он будет становиться более «разбавленным» другими форматами подачи материала. В некоторых случаях будет происходить замена текста, в некоторых — просто сокращение, как это произошло с объемом материалов при переходе из традиционного формата в онлайн. А в некоторых случаях мы станем свидетелями мультимедийного контента, где звук, видео, картинки и текст будут соединены воедино.
— А если говорить о таком важном аспекте журналистики, как интервью, как будет меняться этот жанр?
— Журналистика – это не только ремесло, но и искусство. О вкусах не спорят, и у каждого типа изданий останутся свои форматы. Ведь с тех пор как Энди Уорхол выпустил журнал «Интервью», мне кажется, мало что изменилось. Разве что добавились «правила жизни» — но это похоже на дневник, школьный журнал.
— Сейчас много говорят о концепции UGC (User-generated content, модель создания контента его же потребителями). Насколько популярна она станет в будущем?
— Она уже сейчас весьма популярна и весьма разнообразна. Одно дело, вы можете заставлять аудиторию генерировать контент бесплатно, как это делают LiveJournal или Facebook. Другое дело, ваша аудитория может писать комментарии, уточнять новости и сообщения, как в социальных медиа. А еще вы можете делать аудиторию вашими сотрудниками, как LifeNews или «МК».
Думается, в медиа есть еще много простора для инноваций, но этот бизнес не обязательно будет сверхприбыльным для всех его участников.
Ведь смысл его в том, чтобы быть сервисом и поддерживать коммуникацию в обществе. И этот рынок будет намного шире, приятнее и, в конечном счете, доходнее для всех участников, просто работать необходимо будет по новым моделям.
Автор: Владимир Тодоров
На прошлой неделе известное утреннее шоу Black2White праздновало день рождения. На встрече с поклонниками в открытом кинотеатре «Пионер» в Москве присутствовали не только ведущие NRJ, но и Денис Сериков, который стоял у истоков этого проекта. Денис продюсирует 5 радиостанций холдинга ВКПМ: NRJ, Romantika, Relax FM, Comedy Radio и Like FM. «МедиаПрофи» поинтересовались у одного из ведущих программных специалистов российского радиовещания, как он видит будущее музыкального радио.
Как кризис повлияет на контент? Какие форматы будут востребованы на коммерческом радио в России в ближайшем будущем?
- Содержание и форматы предсказать сложно. Но мы наблюдаем движение в сторону персонализации. Spotify, Pandora, Apple Music – все идут в этом направлении. Специфика этих сервисов такова, что слушатель должен немного потрудиться, чтобы получить нужную ему выборку мелодий: ставить оценки, собирать плейлист, «проматывать» песни, слушать, делать выбор и так далее.
Однако нужно учитывать, что рядовой слушатель ленив, поэтому уникальные подборки, которыми всегда славилось хорошее коммерческое радио, в будущем будут по-прежнему востребованы. Уверен, что способы распространения, «упаковки» современных радиостанций в связи с развитием интернета и мобильной связи будут меняться, но редакторское программирование все-таки останется приоритетным.
Как вы учитываете тренд на персонализацию в работе?
- Мы в ВКПМ с персонализацией тоже экспериментируем. Запустили Like FM. Это одна из радиостанций, которую я курирую. Так вот она программируется, кажется, нарушая все принципы коммерческого радиовещания. Таков наш опыт продвижения нового формата.
Как оцениваете старт?
- Станция за пять месяцев в аудитории 12-19 лет вышла на 14-е место, опередив DFM. В категории 20-29 лет – 18-е место. Это доля где-то 5,7. У аудитории 12+ доля 2,7. Это выше, чем у «Серебряного дождя», к примеру. Каждый месяц за время нашего недолгого существования мы показывали удвоение рейтинга.
То есть Like FM это конкурентоспособный продукт, хотя кроме музыки в нем ничего нет. Есть инновационная форма подачи материала и интерактивное воздействие слушателей на плейлист. Мы придумали программу, которая позволяет на нашем сайте в интернете ставить лайк понравившейся песне и влиять на программирование. Этот механизм и дал название нашему проекту.
Like FM – попытка следовать тенденциям. Получилась наполовину традиционная, наполовину digital радиостанция. Форма распространения сохранилась, а продвигается она, через цифровые технологии.
Но если вернутся к первому вопросу. Я верю, что редакторские подборки все-таки останутся востребованными. Яркий пример Beats 1 от Apple. Жаль, что послушать в России без технических ухищрений нельзя. Так вот там работают лучшие музыкальные редакторы и диджеи мира. За счет этого радиостанция хорошо чувствует моду. Beats 1 очень популярна в мире. Это привычный подход к программированию цифрового радио и, как видите, он работает.
Уверен, что крупные бренды преодолеют сложности кризиса в российском радиобизнесе. Вывести на рынок какой-то новый продукт сейчас сложно. Тем, кто успел это сделать до кризиса, важно завоевания не растерять.
А интернет-радио имеет перспективу?
- Вы знаете, радиостанций в интернете миллионы, но среди тех, кто их делает, мало хороших редакторов. А для успеха нужны знания, чутье, вкус, грамотный маркетинг и удача. Интернет-радио в России не зарабатывает.
Вы упомянули рекомендательные сервисы. У них десятки миллионов подписчиков. Они реально угрожают радио? Как вы следите за их работой?
- У этих интернет-гигантов потрясающе сложные и невероятно большие базы данных. Я, например, встречался с разработчиками Pandora. Их музыка «размечена» подробнейшим образом. Композиция имеет в описании от 150 до 400 критериев. Сложно даже представить, что у песни так много характеристик. Компьютер обрабатывает информацию, выявляет закономерности потребления аудио. На основании этого система выстраивает персональный плейлист для каждого пользователя.
Но ведь что интересно. Несмотря на эту «крутизну» подборки бывают далеко не идеальны. Людям они нравятся, конечно, но вряд ли слушатели Pandora могут однозначно заявить, что редакторский плейлист на радио звучит хуже. А к тому же многим хочется слышать человеческий голос, голос радиоведущего.
Текст Алексей Зверев
Фото facebook.com
В 2015 году радиостанция «Эхо Москвы» впервые за долгие годы будет убыточной. Ее главный редактор Алексей Венедиктов рассказал «Агентству Бизнес Новостей» почему и как этому способствовала деятельность гендиректора станции Екатерины Павловой. Кроме ее имени в беседе упомянуты Путин, Медведев, Кашин, Лесин, Габрелянов и Леся Рябцева.
Часто приходится слышать мнение, что в России есть три эффективных медиаменеджера: Эрнст, Венедиктов и Габрелянов. Согласны ли вы с такой оценкой (убираем за скобки Венедиктова)?
Я и с Венедиктовым согласен!
Это вопрос измерения эффективности. Я измеряю эффективность рекламой, то есть деньгами, репутацией и рейтингом, то есть количеством слушателей. Я согласен с Эрнстом, согласен с собой. А Габрелянов живет на деньги, которые ему дает его группа. Поэтому его эффективность еще надо проверить. С моей точки зрения, эффективность не в том, чтоб показывать голые задницы.
Вы следили за той революцией, которую Габрелянов в петербургских СМИ устроил?
Краем глаза следил, опять-таки — как ее эффективность посчитать? Разрушать — не строить, разрушать медиа, которые здесь были и сделать кальку с «лайфа» — ну, пусть. Должны быть разные медиа, в том числе такие, как Life News, если оно не манипулирует и не врет. Если оно остается медиа.
Но если господин Габрелянов говорит, что он никогда не тронет трех «п» — президента, премьера и патриарха — это называется не медиа. Я себя даже рядом с ним поставить не смогу — мы маленькое провинциальное радио, а он большой Габрелянов по зарабатыванию денег от инвестора.
Вы кстати с покойным создателем «Балтийской медиагруппы» Олегом Рудновым были знакомы?
Я видел его очень давно, был знаком, но мы не дружили.
Можете объяснить феномен — как ему удавалось, с одной стороны, получать деньги от близких людей Владимира Владимировича [Путина] (говорили о Ковальчуке), с другой стороны, БМГ производила достаточно независимый продукт.
Я не занимался изучением его бизнеса. Но он пришел из 1990-х, профессионально строил радио в 90-е, кое-что я у него подсмотрел. Зарабатывание денег — это всегда вещь индивидуальная, тонкая, я бюджетом его группы не располагал.
Возвращаемся из Петербурга в Москву. Вы всегда хвалились тем, что у вас радиостанция приносит прибыль акционерам. Сейчас, как я понимаю, это не так.
Что значит сейчас — год только начался.
По 2014 году.
Нет, 2014 год это плюс, цифры не вспомню, но плюс. Прибыль этого года мы инвестировали внутрь. В 2015 году прибыли не будет. Тому есть объективные и субъективные причины. Объективные — общий кризис рекламы — спад от 17 до 29%. И я напомню, что частая смена генеральных директоров и зачастую их нервные действия, в частности, разрушение рекламной службы «Эха Москвы», которое было доходным, привело к этой ситуации. Сейчас мы пытаемся совместно с нашим акционером «Газпром-медиа», [его руководителем] Дмитрием Чернышенко каким-то образом разобраться, как из этого выйти.
А что это была за история с «принудительным кормлением» станции финансами акционера, когда вам хотели большой кредит прописать?
Это гендиректор Екатерина Павлова предложила публично — и «утекла» [в СМИ], видимо, она — совету директоров дать кредит на 100 млн рублей. Поскольку это была сделка с заинтересованностью — от «Газпром-медиа» — мы, миноритарные акционеры, проголосовали против и заблокировали эту сделку. Нам эти деньги были не нужны. Считаю, гендиректор должен не выпрашивать, а зарабатывать деньги.
Как идет перестройка пакета акций, который миноритарии ранее объединяли в управление зарубежной компании?
Ну вы знаете, что закон о 20% доле иностранцев вступает в силу с 1 января 2016 года. Сейчас наши юристы над этим работают.
Закончим с менеджерским блоком. Владимир Гусинский следит за судьбой "Эха Москвы"?
Да.
Вы с ним общаетесь часто?
Да.
У него есть шанс вернуться в российский медиабизнес?
Я не знаю. Эта история была между ним и президентом Путиным, поэтому, я думаю, она должна закончиться между ним и президентом Путиным.
Ходорковский - тоже есть такой выдворенный бизнесмен. У «Эха Москвы» с ним какое-то сотрудничество будет?
В плане ньюсмейкера — да. В плане какого-то там спонсора — нет. Мы считаем что мы должны зарабатывать деньги сами, это наша главная история. Для этого нужно восстановление рекламной службы в первую очередь. И несмотря на то, что рынок упал, надо работать, а не ходить вымаливать.
Переходим на любимую тему всех журналистов - Леся Рябцева.
Хм.
Она остается вашим помощником, несмотря на то, что Вам на нее жалуются журналисты «Эха».
Я уже говорил и говорю еще раз. Я с уважением отношусь к государю императору Павлу I за то, что он в том числе говорил: в этой стране дворянин тот, с кем я говорю и до тех пор, пока я с ним говорю. Я не сдал Александра Плющева государству (увольнения журналиста требовало руководство «Газпром-холдинга» — АБН), я не сдал Ольгу Бычкову акционерам в Петербурге, я не сдам Рябцеву тем, кто требует ее уволить. Это просто принцип, я считаю что человек [Леся Рябцева] на своем месте. Если я считаю, что Плющев, Рябцева, Бычкова, Варфоломеев, Бунтман на своем месте, он будет на этом месте, пока я главный редактор.
Вы все всегда знаете. Почему Дмитрий Медведев у нас так активизировался? Тут еще дело Кашина...
Это несвязанные вещи. Я следил за делом Кашина, имея возможность задавать вопросы руководителям, каждый раз на встречах я задавал вопрос «Что с делом Кашина». Я примерно представлял, в какую сторону все движется. Медведев не активизировался, это решение президента Путина. Внутри Кремля очень многие встали уже на низкий старт для сноса Медведева, считая, что он вообще исчез, а он исчез. И Путин продемонстрировал, что в этой стране человек... то есть, премьер-министр — тот, с кем я говорю и до тех пор, пока я с ним говорю.
Журналист Евгения Альбац высказала гипотезу, что с Путиным никто на Западе не хочет говорить, и вот мы готовим экспортного Медведева: у нас будет такой сверхминистр иностранных дел Медведев, который ездит на Запад и с Обамой общается (у него это лучше получалось, чем у Путина).
Я не разделяю этой гипотезы Евгении. Я считаю, что речь идет не о внешних, а о внутрикремлевских расстановках.
И вы убеждены, что Путин по-прежнему намерен пойти на выборы президента в 2018 году?
На сегодняшний день у меня есть масса фактов, что это [избрание Путина] готовится, и ни одного, что это не готовится.
А что может это изменить?
Трудно сказать, когда все в голове одного человека. Трудно сказать, какими доводами он будет пользоваться для себя, в чем он решит себя убедить, чтоб изменить эту позицию. Я таких доводов не вижу на сегодняшний день. Может через год будет.
Что там у Путина с графиком на интервью (ранее Кремль официально не отказывал в интервью Путина «Эху Москвы», но уже много лет ищет «место в графике»)?
Мое предложение всегда в силе. Оно в голове у Пескова.
А вот Песков по-вашему эффективный пиарщик после этих историй с часами и с яхтой?
Не путайте пиарщика и пресс-секретаря. Пресс-секретарю дозволительно только то, что думает или говорит его сюзерен. Пиарщик гораздо более свободен в достижении цели. Вы можете не любить Пескова, но Вы понимаете, что его голосом говорит президент, Вы будете его цитировать точно так же, как цитируете Путина.
Еще один вопрос персональный — Маргарита Симоньян. Как Вам история с «ответочкой» на сайте одного из двух главных информагентств (Венедиктов написал в твиттере о возможном переходе Симоньян на НТВ и слиянии ТАСС и «России сегодня». На следующий день на сайте ria.ru появилось сообщение о слиянии «Эха Москвы» и slon.ru)?
Даже не на сайте, а на ленте. Это очень смешно и жалко. Потому что когда госагентство это делает, это значит, что оно может такие шуточки делать и по поводу сбитого «Боинга». В твиттере — пожалуйста, в фейсбуке - пожалуйста, это твоя соцсеть. Но когда это делает информационное агентство государства от имени государства... Ну, мне это повышает цитируемость, меня это не обижает, хоть каждый день делайте так. Но это первый раз за всю историю информагентств от Рейтер и заканчивая ТАССом, когда это было так сделано. Значит, я попал в больное, значит, пусть другие делают выводы.
Вся эта история с выдворением Светланы Миронюк из РИА Новости, получается, была просто рейдерским захватом агентства?
Эта часть безусловно была существенна, одним из ее авторов был [экс-министр печати] Михаил Лесин, который в этом поучаствовал активно. Никто не отказывался от слияния агентства, в условиях кризиса это два больших бюджета. А лучше полтора, чем два. При этом я думаю, что если Симоньян хоть куда-то уйдет (или Сергей Михайлов из ТАСС уйдет), то агентства будут слиты. Сейчас только личная уния агентства с руководителями в Кремле (где РИА, а где куратор Алексей Громов) защищает агентство. Поэтому я и сказал, что если Симоньян уходит на НТВ, то тогда объединяют агентства, а если не уходит, то не тогда. Поэтому, когда все возбудились (мне звонили из Белого дома, из Кремля), я говорил: «ребят, читайте, что я написал. Вы же знаете, что это обсуждается уже два года. О чем вы говорите? Вы же знаете позицию Ковальчука, вы же знаете позицию Громова, что я нового такого сказал?». Они подумали, что я знаю, что такое решение есть. Его нет, но будет.
Вы, выступая в АБН перед слушателями «Эха Москвы в Петербурге» сказали, что убеждены: Дмитрий Киселев и Татьяна Миткова никогда не меняли своих убеждений. Скажите, как медиаменджер, когда у нас изменится политическая ситуация в стране, и подтянутся стандарты журналистики, таких людей на работу брать?
Этого я не понимаю, что Вы у меня спросили. Это действует для каждого главного редактора отдельно. У нас у власти 15 лет находится одна и та же полит-команда с одной и той же политической программой. Она относится к медиа, как к инструменту. Об этом мне было сказано еще в 2001 году на встрече с Путиным. Мне не так сказано по формулировке, а было дано понять: я пытался Путину объяснить, что мне кажется, что медиа — это институт, а он говорил: «Да ну брось ты». Это искреннее понимание этих людей, что это дубинка, инструмент, сломался, инструмент плохой — надо новый. Но инструмент должен выполнять волю хозяина. Поэтому для меня ничего удивительного в этом нет. Когда сменится команда и появится команда с другими подходами к медиа, тогда и будем разговаривать.
Всем нам желаю дожить до этого.
Я-то точно доживу!
Василий Романов
Фото и текст АБН
Президент факультета журналистики МГУ Ясен Засурский более 40 лет, до 2007 года, работал его деканом. Он и сегодня продолжает преподавать на журфаке. В интервью Ясен Засурский признает, что российская журналистика снова стала пропагандой, чем была в советские времена. По его мнению, рано хоронить бумажные газеты и не стоит переоценивать социальные сети. Президент МГУ, по его собственному выражению, не оторванный от реальности идеалист в профессии, а просто преподает то, "какой должна быть журналистика". Для Ясена Засурского люди, решившие заниматься журналистикой, априори интересные, даже если они, закончив быть "старательными студентами", игнорируют профессиональные стандарты.
— Ясен Николаевич, главный вопрос, который интересует тысячи ваших выпускников: как вы себя чувствуете?
— Мое здоровье, в общем, неплохо. Я пытаюсь ходить. Надеюсь, что до конца этого года я эту проблему решу и буду ходить. Я сделаю все, чтобы встретить Новый год на ногах. Я вообще-то могу встать… (привстает с кресла) и дальше так действовать (поднимается еще выше). Но нужно больше практики. Я надеюсь, что все будет хорошо. Чувствую я себя нормально.
— Вы бываете на журфаке? Преподаете?
— Бываю практически каждую неделю. Иногда даже по два раза. На этой неделе был два раза.
— Что вы читаете на факультете сейчас?
— Я сейчас начинаю читать курс по истории зарубежной журналистики. Этот курс у меня всегда был. И второй курс — это "Медиасистемы". Это коллективный курс, его читают еще Елена Леонидовна Вартанова (декан факультета журналистики. — Прим. Ред.) и Михаил Игоревич Макеенко. Я буду третьим. В России ведь принято все на троих делить. Почитаю лекции. Кроме того, меня просили студенты почитать про современные зарубежные СМИ. Не могу им отказать. Но надо признать, что сейчас в Москве стало гораздо сложнее с зарубежной прессой. По-моему, нигде сейчас в городе не продают даже The Economist. А это, кстати, очень полезное издание. Там всегда есть определенная точка зрения, но всегда есть и альтернативное мнение. Стандарты, понимаете ли. The Economist — это даже не двухсторонняя аргументация, а трехсторонняя. По этому изданию можно следить за логикой развития мировой политики и журналистики. Чем я и занимался до последнего времени, когда выписывал его. Но вот сейчас выписать не смог: издание сказало, что им стало сложно работать в рублевой зоне и организовывать подписку в этой зоне они больше не могут. Сейчас я больше BBC слушаю. Хотя радио BBC уже не то, что прежде. Еще недавно, когда я был деканом факультета, интересных аналитических материалов на BBC было больше.
— Вы помните, как вы перестали быть деканом журфака в 2007-м? Болезненно покидали пост? Чем для вас это было?
— Для меня это было, во-первых, ожидаемо. Во-вторых, чего же тут болезненного? Я остался на факультете. У меня почетная должность, я президент! И я имею почти такие же возможности, что и прежде. Разница в том, что я теперь не должен подписывать разные бумаги. Раньше я каждый вечер должен был подписывать ведомости на зарплаты. Это занимало очень много времени и было не самым приятным занятием.
— За 42 года работы деканом журфак стал для вас вторым домом, а студенты — родными детьми? Или вы всегда умели разграничивать работу и жизнь?
— Я очень люблю наших студентов. Сейчас качество их немножко меняется, но все равно они очень интересные. Люди, которые идут заниматься журналистикой, априори интересные. Люди, которые хотят сделать карьеру в журналистике и для которых это дорого, всегда интересны. Это приятная амбициозная публика, для которой деньги — это не главная категория. Ведь журналистикой больших денег не заработаешь. Я, конечно, разграничивал дом и факультет. Но работа была мне очень близка. Понимаете, я никогда не занимался какой-то бурной общественной жизнью. Я был деканом, и мои общественные интересы вполне удовлетворялись этим. Мне всегда этого хватало. Мне вообще всегда всего хватало. Кроме, пожалуй, нормальных иностранных газет под рукой. И книг. Знаете о чем я сейчас мечтаю?
— О чем?
— Оказаться где-нибудь в Англии в книжном магазине рядом с полочкой, на которой лежат книги моего любимого издательства, которое много лет занимается проблемами международной журналистики. Если я когда-нибудь еще выберусь в Англию, найти меня можно будет у этой полки. Я бы обновил свою библиотеку.
— Настоящего интеллигента от ненастоящего отличает то, что настоящий забивает свой чемодан книгами, а все остальные чем-то другим. Вот сейчас сыром…
— Сыр тоже полезный!
— Давайте откатимся на полвека назад. Вы в шестидесятые годы под кураторством тогдашнего директора ТАСС Лосева написали монументальный труд про то, что такое советская журналистика. Скажите, если бы сейчас писали такой труд про современную журналистику, нашлись бы пересечения с той журналистикой? Есть вещи, которые за полвека либо не изменились, либо снова вернулись?
— Это был доклад исследовательской группы ЮНЕСКО. Над ним работали великие люди. Редактором был Габриель Гарсия Маркес. И я его готовил тоже, да. Но это было не только про советскую журналистику, а про журналистику мировую. Хотя в понимании нашей журналистики мы тоже старались сделать шаг вперед. Часть про советскую журналистику мне пришлось писать. Писал я ее целое лето, находясь в Париже. Трудно сравнивать советскую журналистику с современной, с той, которая существует в мире, где есть реклама. Фундаментально эти журналистики сходятся в одном точно: в высоком уровне концентрации. Газеты и телевидение снова в большой степени опираются на государство, роль государства слишком велика. И я грущу, что с тех пор в России так и не появилось газеты вроде Times, The New York Times, The Daily Telegraph. Прекрасно же, когда читатель получает пищу для размышления и для самостоятельных выводов. У нас с этим трудности. Одной-двух газет на всю страну явно не хватает.
— Ясен Николаевич, сколько вас помню, вы всегда на лекциях говорили про идеалы. Вы преподавали идеалы. У меня — как вашего студента — складывалось впечатление, что вы придумывали некий идеальный мир, в котором должен работать некий идеальный журналист, который не врет, не ворует, не устраивает никаких провокаций. Вы рассказывали про 17 век, про Джона Мильтона — отца концепции свободной печати. Но потом ваши студенты выходили с лекций и в 9 случаях из 10 оказывались в других условиях, в которых нет никакого Джона Мильтона, зато есть главный редактор, который вынуждает передергивать факты. Иногда казалось, что вы рассказывали про какую-то другую профессию и про другой мир, который не пересекается с реальным. Вы понимаете это сейчас?
— Я рассказывал о принципах. Об их становлении. Конечно! Я всегда был сторонником определенных принципов журналистики. И они у меня были отражены. Но я прекрасно представлял и сложности. Я хотел рассказать о том, как должно быть. А о плохом студенты и без меня узнают всегда очень просто и очень быстро.
— Вы смотрите телевизор? Вы верите сегодняшним телевизионным новостям?
— Я смотрю телевизор, чтобы выяснить, какие тенденции есть в оценках. Но это совершенно антипросветительское занятие. Смотреть телевидение для того, чтобы узнать, что происходит в мире, бессмысленно. Сейчас главные информаторы — это социальные сети. Но точно не российское телевидение.
— А почему вас нет в фейсбуке, кстати?
— Потому что это требует очень много времени. Если все читать, что в фейсбуке пишут, то вы вообще умрете и больше ничего не узнаете. Кроме дезинформации и замалчивания есть еще одна проблема — это переизбыток информации. Но телевидение не дает нам вообще информации. Я его вынужден смотреть, смотрю выступления, связанные с действиями правительства, тем более сейчас очень сложная обстановка — нужно это смотреть. Но интерпретирующей журналистики я не вижу. России нужны качественные и серьезные газеты. Пока таких газет нет, уровень нашей культуры будет отставать от потребностей общества. В нашем обществе существует дефицит знаний. Не информации даже, а именно знаний. Информации — если иметь в виду news — сколько угодно. Но анализа нет. У нас не журналист выступает в роли журналиста, а президент стал как журналист. По каждому поводу высказывается. Его, конечно, не цитируют, как Иосифа Виссарионовича, но он присутствует, его много. А в иностранных газетах есть журналисты, или, по крайней мере, там всегда найдут Сноудена, который напишет обо всех то, что надо, но не из-за того, что он хочет грязью кого-то облить, а потому что ему есть что предложить.
— Вы когда включаете телевизор и видите, как ваши выпускники, которые были на ваших семинарах старательными и целеустремленными, врут, что вы чувствуете в этот момент?
— Мне неприятно. Но я понимаю, что ориентироваться на телевидение вообще бесполезно. Телевидение протокольно. Вам расскажут про то, как в России остался французский актер Депардье, но аналитики — нет. Человек перед телевизором — это человек, у которого глаза зашоренные.
— Есть такой телеведущий известный по имени Эрнест Мацкявичюс. Он ваш студент.
— Да, прекрасный был студент.
— Вы знаете, что он сказал про то, какой должна быть журналистика в России?
— Нет, я не знаю.
— Он посоветовал журналистам последовать его примеру и отказаться от международных журналистских стандартов. Он сказал следующее: "Давайте вспомним, какой журналистика была в 1942 году. Она давала обе точки зрения, предоставляла слово и той, и другой стороне?.. Давайте сначала отобьемся, а власти на ее косяки будем указывать потом". То есть он считает, что в условиях информационной войны главная функция журналистики — оборонительная, а главный профессиональный рефлекс — защита государственных интересов.
— Нет-нет, я не согласен с этим. Потому что никакая война не сделает вас слепым или безоружным. Мне кажется, что когда мы не имеем достаточной и полной информации, мы обезоружены, мы капитулируем еще до того, как враг на нас наступил. Журналистика в беде. И беда-то как раз в том, что информации наша журналистика не дает. В этом ее беда. Нам как воздух необходимы хорошие газеты.
— Вот вас все к газетам-то тянет…
— Конечно.
— Как быть с телевидением-то?
— Я к нему не отношусь серьезно.
— А что вы мне об этом не сказали, когда я поступал на кафедру телевизионную?
— Да вы и сами, уверен, не смотрите телевизор. Я представлял, что так случится с телевидением. Представлял. Относиться серьезно к нашим тележурналистам просто нельзя. Они выдумывают. И это безобразие. Шум и гам, который они поднимают, не помогает что-то понять. Они создают фон шумовой. Но не создают фона знаний.
— Вы не верите телевидению, но рейтинги некоторых информационных программ показывают, что народ телевизору верит и любит его. У Дмитрия Киселева зашкаливающие цифры, профессиональное сообщество в этом году ему статуэтку ТЭФИ дало…
— ТЭФИ — это вообще не показатель…
— В чем тут проблема: люди смотрят Киселева, потому что в России вот такие неразборчивые и доверчивые зрители? Или российские зрители такие неразборчивые, потому что Киселев прекрасно справляется со своей должностью главного пропагандиста и гипнотизера страны? Вечный спор о курице и яйце то есть.
— Он интересный журналист. Был. Он ведь был очень толковым парнем. И писал очень толково. А сейчас просто повторяет какие-то тезисы. Но это не делает его журналистом.
— Тогда почему его так все любят? Почему он является самым популярным телеведущим?
— Я не знаю. Я не понимаю, как это может так случиться… В той среде, в которой я нахожусь, не сказал бы, что он высоко ценится. Но он был приличным человеком. Сейчас он увлекся этой системой, когда можно все что угодно сказать… наверное, он хороший пропагандист. Вы знаете, что писали на киосках газетных у нас в Советском Союзе?
— Нет, не знаю.
— Писали цитату из Ленина — "Газета — не только коллективный пропагандист, но и коллективный агитатор". Вот эту функцию Киселев выполняет. Для современного жителя России этого недостаточно. Пропагандистов, агитаторов и организаторов нам хватает. Нам просветитель теперь еще нужен. На телевидении совсем этого нет. Наше население нужно не только убеждать. Оно уже убеждено давно. Оно поддерживает наше руководство. Но кроме убеждения нужно еще и по-ни-ма-ни-е того, что происходит. Поэтому в очень сложных случаях мы оказываемся в растерянности. Мало слышать, надо еще знать и понимать. Телевидение на это даже не претендует.
— Вы всегда любили щегольнуть перед студентами самыми последними моделями разных гаджетов. Я прекрасно помню, как у вас во время лекций вдруг начинал вибрировать пиджак, и вы доставали из внутреннего кармана какой-то по тем временам немыслимый смартфон с десятью камерами… Эта любовь к электронным штуковинам у вас сохранилась? У вас есть шестой айфон?
— Эта любовь сохранилась. Телефон у меня сейчас… (хлопает по карманам пиджака в поисках телефона) не такой совершенный, потому что я давно по магазинам не ходил. Надо пойти, я куплю себе айфон. Пока у меня нет айфона. У меня вот такой смартфон (достает из кармана). Я сюда все записываю. Это мой справочник.
— Вы всегда при встрече целуете женщинам руки.
— Да.
— Откуда это?
— У меня был научный руководитель Роман Михайлович Самарин. Он так делал. И он меня этому научил. Но это же приятно. Хороших женщин у нас много. Всегда приятно поцеловать им руку.
— Вопрос про Америку. Вас с Америкой связывают почти интимные вещи. Тема вашей диссертации — "Американская литература XX века". Вы в Институте мировой литературы возглавляли коллектив американистов, выпустили шесть томов по истории американской литературы. Думали ли вы, что доживете до нового витка самой настоящей холодной войны? Ведь отношения России и США сейчас чудовищные. За океаном снова враги.
— Нет, я на это точно не рассчитывал. И я практически уверен, что мы найдем какие-то пути ухода от этого. Потому что так далеко заходить — это слишком опасно. Кроме того, есть проблемы, которые надо решать вместе. Когда вы видите отрубленные террористами головы журналистов и понимаете, что это может с любым произойти, то тут нужно всему цивилизованному сообществу объединяться.
— Вы бывали в Штатах?
— Я в Штатах бывал много раз.
— Нам есть за что не любить Штаты?
— Сегодня нам есть за что обижаться на Штаты. Выпады бывают грубыми. Но не любить… Мы никогда не воевали со Штатами. Наша война ограничивается перепалками. Иногда перепалка с чьей-то стороны становится более грубой. Мы сейчас стали менее грубыми, чем в СССР. Но перепалка пользы не приносит. И не помогает никому. Я думаю, что это не вечно. И очень важно, что мир сегодня не двусторонний. Мир сегодня многосторонний. Нельзя говорить про советскую точку зрения и антисоветскую. Есть еще Китай. Есть Индия.
— Кем были ваши родители? Из какой вы семьи? Судя по вашему необычному имени, они были большими оригиналами.
— Они были просто очень ясными и честными людьми. Они познакомились в Польше. Моя мать была стенографисткой в нашем посольстве в Польше. А мой отец работал в "Совторге" — он был советским представителем в Польше. А потом он поехал в Америку изучать американский опыт, когда работал в Наркомате тяжелой промышленности. Отца поразило, что американцы при подведении итогов года определяют количество новых предложений со стороны работников. Если работник не вносит новых предложений, то работнику не повышают зарплату. Это было важным. Люди должны работать более серьезно. Речь не должна идти о том, чтобы просто выполнить план, речь должна идти о том, чтобы правильно организовать работу.
— Он вам передал это качество?
— По крайней мере, я это качество очень ценю.
— Вы родились и всю жизнь прожили в Москве?
— Да, кроме 3-4 лет, когда был в эвакуации в Барнауле.
— Вам нравится, как меняется ваш город? Вы все еще чувствуете, что это ваш город?
— Я не узнаю в Москве свой город. И мне это не нравится. Мне не нравятся огромные здания. Москве не хватает зелени. Москве не хватает заботы о человеке. В Москве мне не хватает традиций. Я родился и жил в деревянном доме. Там никаких удобств не было. Даже канализация и водопровод появились не сразу, а только когда жилищное товарищество решило это построить. Но это было уютно. Это был уютный двор. Люди знакомые и приятные. Это был настоящий город. Это был город деревянных домов, но уют был. Москва была очень хорошей и красивой. А сейчас, конечно, не узнаешь Москву. Реконструкции делаются очень непрофессиональными людьми. Город вроде бы привлекает выдающихся архитекторов, но будто бы их не слушает. Лужков был прекрасный организатор, но строил он башенки и кокошники. Нехорошо и неприятно. И сейчас все строится бездумно. Прелесть Москвы, по которой ходил Пушкин и другие интересные люди, исчезла. Вот Париж сохранил все места, по которым гуляли великие французы и простые граждане. А у нас этого нет. В Москве я жил около зоопарка. Помню, как меня посылала бабушка за молоком и хлебом. Я шел пешком или бежал, покупал хлеб и молоко, приносил домой. Бабушка ходила на рынок Тишинский, рядом было. Словом, Москва была очень уютной. Это был город для жизни. Вот мне кажется, что наши урбанисты не могут создать в Москве уют. Уют — это хорошо. Уют очень успокаивает людей.
— Почему журфак находится не в главном здании МГУ, а вот в этом прекрасном доме на Моховой? То есть журфак как-то даже территориально обособлен от университета, он другой даже архитектурно, эстетически.
— Потому что там (в главном здании) "лучше". Знаете, как мы получили это здание? Когда-то там (на Воробьевых горах) начали строить новые корпуса. Мне очень не нравились эти коробки, которые выходят на проспект Вернадского. И вот пришло время распределять эти новые коробки и старые дома по факультетам. Никто не хотел брать себе дом на Моховой. Все говорили: "Зачем нам нужно это старье?" А я им поддакивал, мол, вот-вот, берите себе новые коробки, а старье мне оставьте. Я не боролся за это здание, я просто подождал, пока они все свои новые коробки получат. Так мы остались здесь. А теперь говорят, как безобразно, что мы — журналисты — получили такое роскошное здание. Вот так. Обновление иногда не приводит к новизне. А иногда просто противопоказано. У нас прекрасное здание. Это очень правильно, что мы тут живем.
— Вы, как мне казалось, всегда вели очень скромный образ жизни. Ездили на факультет на своей бессменной старенькой "Волге". Почему вы не обустроили свой быт как-то иначе, соответствующим вашему статусу образом?
— Мне удобно так было.
— Вы не про мещанство? Вы не про вещи?
— Нет-нет. Вещи не для меня. Конечно, хорошо иметь хорошие вещи. Но я к этому не стремился. У меня есть телевизор. Может быть, я куплю айфон. Но я боюсь, что он мне не столько поможет, сколько помешает. Это как социальные сети. Они занимают людей очень сильно. Меня мой внук как-то спросил: "А ты не знаешь, кто пользуется нашей главной сетью?" Как она называется? Сеть наша главная…
— "Фейсбук"?
— Нет-нет, это не наша.
— Наша — "ВКонтакте".
— Вот. "ВКонтакте". Там сидят старухи. Они раньше сидели на скамейках, сплетничали около домов, а теперь сидят "ВКонтакте".
— Ну все-таки "ВКонтакте" сидят подростки, а старухи в лучшем случае сидят в "Одноклассниках".
— Подростки сидят как старухи. Да и бог с ними. Мне не нужно сидеть. У меня есть правнуки. Сколько, Ваня (обращается к внуку), у меня правнуков? Каждый год появляется новый правнук. Или правнучка. В этом смысле у меня всегда не соскучишься. Появляются новые молодые голоса.
— Как вы считаете, "Роскомнадзор" — вещь опасная и вредная для свободы СМИ или этот орган необходим, он сдерживает то, что принято называть вседозволенностью?
— Никогда не имел с этим надзором дело. Я думаю, что в России реально ограничить СМИ невозможно. Никакой "Роскомнадзор" любопытство не преодолеет. Наши граждане всегда найдут обходные пути. "Роскомнадзор" — это не очень продуктивно. Нужно иметь какие-то регуляторы, но они должны быть умеренными. Надо доверять нормальному чувству граждан.
— У бумаги остается какая-то перспектива? Когда умрут газеты и журналы?
— Я не уверен, что они умрут. Вот возьмите New York Times. У нее тираж около двух миллионов. При этом есть доход. Они зарабатывают на рекламе в газете больше, чем на рекламе в интернете. Я не хороню бумагу. Кроме того, восприятие того, что вы получаете в интернете и на бумаге, разное. Буквы на бумаге вас заставляют двигаться. В прямом и переносном смысле. У вас челюсти двигаются, когда вы читаете газету или книгу. От чтения журнального, газетного и книжного текста вы получаете более прочные знания, чем в интернете. В интернете слишком быстро все мелькает. Но печать, конечно, очень дорогая. Бумага дорожает ужасно. Это плохо.
— Вы как-то сказали, что вам не очень близок Ельцин. Гораздо ближе Горбачев. Вы Горбачева даже лекции приглашали читать. А почему не Ельцин-то? Ведь при Ельцине профессия расцвела, не при Горбачеве.
— Ельцин мне не близок. У него была большая энергия, но не очень большой опыт и понимание того, что он делает. В конце концов, те реформы, которые были начаты, не были реализованы и закончены. Он был страстным реформатором и хорошим человеком. Он хорошо к журналистам относился. Он в этом смысле был очень хороший и гуманный. Но как у руководителя у него не было понимания масштабов того, что происходило. А в самый трудный момент он растерялся. И последний его шаг — по совету дочери назначить энергичного Путина. Сам этот шаг эмоциональный очень был. Возможно, это было необходимо, Путин немало полезного сделал, но это был не самый лучший путь.
— Путин — это не самый лучший путь.
— Вот-вот. Потому что это было не очень современное решение.
— Вопрос про Путина у меня один: а почему он не унаследовал к журналистам вот этого уважения, которое было у Ельцина и Горбачева? Путин ведь в гробу видел журналистов.
— Просто это другая школа. Другое воспитание у человека.
— Как будет развиваться российская журналистика? Во что она переродится? Это все какая-то ее вечная сансара и проклятье: потепление, похолодание, потепление, похолодание?..
— Я надеюсь, что российская журналистика придет к каким-то традициям основательности. Я думаю, что это неизбежно. Сейчас она слишком сиюминутна. Она оперативна. Но этого мало. Надо еще привести в движение мысль. Когда это будет сделано, все будет совсем хорошо.
— Что бы вы посоветовали журналистам, которые в последние годы в России фактически получили волчьи билеты на профессию? Куда им деваться? Как-то перекантоваться, ожидая смены политической конъюнктуры, чтобы потом вернуться к делу? Или сменить профессию?
— Надо поддерживать, конечно, форму. Я работал в издательстве "Иностранная литература" после окончания аспирантуры. Я там был редактором. Я должен был приглашать переводчиков. Что делали поэты, когда не было спроса на поэзию? Переводили! А тогда поэты не очень-то печатались. Но мы давали им возможность жить, зарабатывать. Мы давали им переводы. Поэтов не очень-то приветствовали, мягко говоря. Но переводы им можно было давать. Может быть, такой путь сейчас выбрать и для журналистов — заняться переводами, каким-то интеллектуальным трудом. Ну что еще делать, если климат такой? Ничего другого не придумаешь. Прекрасный Лихачев говорил, что нужно всегда меняться и начинать новые занятия. Он прав. Человек становится долгожителем не потому, что он долго живет, а потому, что он многое знает и всегда может переключиться.
— Вас когда-нибудь — надеюсь, еще не скоро — не станет…
— Да, но я думаю, что это произойдет скоро…
— … Вы можете оставить какое-то завещание студентам факультета журналистики, главным лицом которого вы, конечно, останетесь навсегда?
— Главное — это серьезно учиться. Главное — это научиться учиться. Человек становится по-настоящему самостоятельным не тогда, когда он может читать книги, а тогда, когда может учиться. И я считаю, что это задача и университета тоже — научить учиться. Я не даю вам деньги, но я даю вам удочку. Удочкой должны быть серьезные знания, которые помогут найти себе работу в самых разных условиях, помогут всегда найти выход. Мое завещание такое: научите себя учиться!
Текст и фото Роман Супер
- Теги
- Комментарии
Дни рождения
- Сегодня
- Завтра
- На неделю
Константин Ремчуков
российский журналист, политик, бизнесмен
Александр Акопов
российский продюсер кино и телевидения, телеведущий, генеральный директор телеканала СТС, Президент фонда «Академия российского телевидения», соучредитель продюсерской компании COSMOS studio, сопредседатель Правления Ассоциации продюсеров кино и телевидения, член Совета директоров Гильдии продюсеров России
Григорий Любомиров
продюсер, режиссер, сценарист
Константин Ремчуков
российский журналист, политик, бизнесмен
Александр Акопов
российский продюсер кино и телевидения, телеведущий, генеральный директор телеканала СТС, Президент фонда «Академия российского телевидения», соучредитель продюсерской компании COSMOS studio, сопредседатель Правления Ассоциации продюсеров кино и телевидения, член Совета директоров Гильдии продюсеров России
Григорий Любомиров
продюсер, режиссер, сценарист
Петр Фадеев
радио и телеведущий
Назарий Зеленый
директор ГТРК «Нижний Новгород»
Иван Усачев
телеведущий, продюсер, руководитель ООО «Студия Ивана Усачева»
Игорь Ростов
член Академии российского телевидения
Сергей Майоров
российский журналист, теле- и радиоведущий, актёр. Член Академии Российского телевидения, ведущий программы «Однажды…» на телеканале НТВ
Елена Ищеева
российская теле- и радиоведущая, журналистка и предприниматель
Юрий Осинцев
учредитель и генеральный директор радиостанций "Голос Ангары" и "Старое доброе радио", Братск
Эрнест Мацкявичюс
российский журналист и телеведущий, член Академии российского телевидения, ведущий программы «Вести в 20:00» на телеканале «Россия-1», директор института «Первая Академия медиа» РЭУ им. Г. В. Плеханова, директор Института медиа НИУ «Высшая школа экономики», член Экспертного совета Президентского фонда культурных инициатив
Виталий Добрусин
писатель, кинодраматург, издатель
Антон Вольский
журналист
Петр Орлов
журналист
Артур Гаспарян
российский журналист и музыкальный критик, публицист, телеведущий. Обозреватель газеты «Московский комсомолец».
Шатилова Анна
диктор Центрального телевидения СССР и телеканала «Останкино» в 1962-1995 гг., народная артистка России
Андрей Дроздов
продюсер, "Новое Радио" программный директор
Алексей Прописцов
член Академии Российского телевидения
Наталья Никонова
заместитель генерального директора АО "Первый канал", директор Дирекции спецпроектов, член Академии российского телевидения
Екатерина Андреева
ведущая программы «Время» на «Первом канале», член Академии российского телевидения
Наргиз Асадова
российская журналистка
Анастасия Бялобжеская
медиаменеджер, член Академии Российского телевидения
Андрей Букашкин
директор дирекции, главный режиссер Russia Today
